«Центральный фронт, — указывает маршал Жуков, — свое контрнаступление начал там, где закончился его контрудар, и двигался широким фронтом в лоб основной группировке противника. Главный удар Центрального фронта нужно было сместить несколько западнее в обход Кром».
Соединения 11-й гвардейской армии Западного фронта форсировали реку Вытебеть и, отразив контрудары 18-й и 20-й танковых, 25-й моторизованной дивизий противника, продолжали углубляться в прорыв. 18 июля командарм ввел в дело 25-й танковый корпус генерала Ф.Г. Аникушкина. К вечеру 19 июля армия, обойдя Волхов с запада, продвинулась в юго-восточном и южном направлениях на 70 километров. И нависла над основными коммуникациями противника, соединявшими Орел и Брянск. 61-я армия находилась в 5–12 километрах от Волхова, приближаясь к нему с севера и востока. Однако, ввиду неудачных действий 50-й армии, Баграмяну пришлось растягивать свои силы по фронту. Протяженность полосы наступления 11-й гвардейской армии достигла почти 150 километров. Все ее резервы втянулись в бои, между соединениями начали появляться разрывы. В 5-м танковом корпусе к этому времени осталось 10 боевых машин. По мере продвижения в глубь вражеской обороны оголялся правый фланг армии.
Напряженные бои продолжали вести войска Брянского фронта, который должен был правым крылом громить немцев под Волховом, а левым — брать Орел. Под Волховом 61-я армия уже не атаковала, а «успешно отражала яростные контратаки немцев» — 12-й танковой дивизии (наши историки утверждают, что в ней имелось 83 танка, а командир 35-го армейского корпуса клянется, что только 20). Крайне трудно протекало наступление 3-й и 63-й армий. Здесь к 16 июля советские войска вклинились в оборону противника на глубину от 17 до 22 километров и застряли у промежуточного оборонительного рубежа на реке Олешня: «Здесь сидели войска так называемой мценской группировки противника, составлявшей как бы клин между главными силами Западного и Брянского фронтов. Этот клин серьезно осложнял межфронтовое взаимодействие. Особенно трудно приходилось Брянскому фронту, который являлся своего рода связующим звеном в системе трех фронтов… Силы раздваивались и постепенно иссякали. Создалась угроза нарушения плана разгрома противника под Орлом. Чтобы преодолеть кризисное положение, Брянскому фронту нужна была помощь». Сидели, понимаешь, немцы в окопах и осложняли нашим полководцам взаимодействие. Поэтому за неделю боев войска Брянского фронта едва выполнили задачу первого дня.
Существенно замедляла ход советского наступления вражеская штурмовая авиация, фактически выбомбившая танковые соединения. Сначала пикировщики остановили продвижение 1-го гвардейского и 20-го танковых корпусов Брянского фронта, причем нанесли им такие потери, что корпуса пришлось вывести на переформирование. Генерал А.В. Горбатов, получивший в краткосрочное «пользование» 1-й гвардейский Донской танковый корпус, вспоминает: «14 июля корпус переправился через реку у деревни Измайлово и сосредоточился в районе Евтехово. Но здесь он задержался дольше, чем было нужно, и из-за этого подвергся ожесточенной бомбардировке с воздуха, понес большие потери… 1-й танковый корпус, четыре дня приводивший себя в порядок, был вновь введен в прорыв, снова подвергся бомбардировке и отошел на восточный берег реки. Лишь 19 июля его отдельные танки опередили 186-ю пехотную дивизию и овладели селом Олешеня. Вот и весь успех, которого добился корпус… После этого он был выведен в резерв фронта».
Затем «боевое соединение» Эрнста Купфера — три эскадры пикирующих бомбардировщиков — переключилось на 1-й и 25-й танковые корпуса Западного фронта. В результате генерал Модель признал, что «впервые в истории войн наступающая танковая группировка была уничтожена только силами авиации, без какой-либо поддержки наземных войск». Маршал Воронов сообщал: «Опыт боев показывает, что никакие «тигры» и «фердинанды» наземным войскам не страшны, сильное моральное воздействие на наши войска оказывает авиация противника, очень часто она снижает темп нашего продвижения». Досталось и советской артиллерии. Командир группы «штук» из StGI майор Фридрих Ланг рассказывал: «В нескольких километрах юго-восточнее Карачева мы атаковали позиции советских реактивных установок. Успешность наших атак подтверждалась данными радиоперехвата. После нашей первой атаки их командир просил по рации, чтобы прислали истребители, так как боялся, что все его установки будут уничтожены. После нашей последней атаки он снова вышел в эфир и передал своему командованию, что помощь ему уже больше не нужна, так как все его установки уничтожены».
Советские истребители в это время с достоинством барражировали где-то в сторонке. Так, 16 июля «юнкерсы» целый день безнаказанно бомбили 1-й танковый корпус, в то время как выделенные для его прикрытия истребители несли патрульную службу над станцией Хотынец, к которой корпус должен был выйти к назначенному штабами сроку. Танкисты, оставшиеся без поддержки, «задержались в пути», и станцию взяли только через три недели. «Соколы», без толку спалившие дефицитный, поставляемый из Америки бензин, засчитали себе по боевому вылету. По мнению Воронова, в Орловской операции «мы должны были иметь для трех фронтов до 1000 самолетов-истребителей». Артиллерийский маршал был просто не в курсе того, что у трех фронтов к началу операции истребителей имелась 1141 штука, причем «только исправных»; у Люфтваффе на всем советско-германском фронте — около 500. Успехи противника в воздухе объясняются, прежде всего, бездарностью использования многочисленной советской авиации и высоким летным и тактическим мастерством немецких пилотов.
14 июля 1943 года начальник Центрального штаба партизанского движения П.К. Пономаренко подписал приказ «О партизанской рельсовой войне». Цель операции заключалась в том, чтобы «массовым и одновременным подрывом рельсов дезорганизовать работу железнодорожного транспорта, чем нарушить снабжение войск противника, эвакуацию и таким образом оказать помощь Советской Армии в завершении разгрома противника в Курской битве». Партизанам ставилась задача «массовым повсеместным уничтожением рельсов… сорвать все замыслы врага, поставить его в катастрофическое положение». В приказе говорилось: «Уничтожение производить на основных магистралях, запасных, подъездных, вспомогательных деповских путях, уничтожать запасные рельсы, исключая для противника возможность перешивания и маневрирования рельсами». Согласно спущенному в леса плану, предусматривалось уничтожить свыше 200 тысяч рельсов в тыловых районах групп армий «Центр» и «Север».
Первыми «рельсовую войну» в ночь на 22 июля начали орловские партизаны. Остальные партизанские силы подключились в ночь на 3 августа.
Матерый диверсант И.Г. Старинов относился к этой затее весьма скептически, а указание подрывать рельсы на запасных и второстепенных ветках прямо называл дурацким.
Ущерб от подрыва рельсов был невелик и быстро устранялся. Гораздо более эффективным являлось уничтожение паровозов, мостов, крушение поездов. Кроме того, на оккупированной территории более половины участков железных дорог немцами совершенно не эксплуатировались, а значит, не охранялись. Вот их-то в первую очередь партизаны и уничтожали, выполняя и перевыполняя установленные ЦШПД «разнарядки» и бодро рапортуя об успехах. Складывалась анекдотическая ситуация, когда на одних и тех же ветках партизаны взрывали и снимали рельсы одновременно с немцами, которые занимались тем же самым — забирали рельсы на переплавку или в запас для основных магистралей. Естественно, в донесениях для Москвы успехи «народных мстителей» преувеличивались десятикратно. Поэтому, по сведениям ЦШПД, белорусские, смоленские и орловские партизаны за шесть недель подорвали в тылу группы армий «Центр» более 160 тысяч рельсов, а по данным противника, только 20,5 тысячи.
«Эта операция привела к удивительным последствиям, — пишет полковник В. И. Боярский. — Например, в июне (когда еще не было «рельсовой войны» и немцы готовились к наступлению под Курском) группа «Центр» получила 1822 поезда. В июле белорусские партизаны произвели 743 крушения поездов. Тем не менее оккупанты доставили войскам 2282 эшелона. В августе, переключившись на подрыв рельсов, белорусские партизаны смогли устроить только 467 крушений поездов. Благодаря этому противник доставил в этом месяце войскам данной группы войск 2159 поездов, то есть на 337 эшелонов больше, чем в июне (!), и всего лишь на 123 эшелона меньше, чем в июле.
Таким образом, ценой огромного напряжения сил и расхода значительного количества взрывчатки партизаны добились того, что пропускная способность железных дорог противника снизилась по сравнению с июлем менее чем на 6 процентов, а по отношению к июню даже возросла на 18 процентов.