«Герман Геринг» и 20-я танковая дивизия продолжали рваться на север. Однако к северу от Баутцена уже разворачивались гвардейцы Жадова, 150-я танковая бригада и 4-й гвардейский Кантемировский танковый корпус генерала П. П. Полубоярова.
20 апреля к генеральному наступлению Красной Армии присоединились войска Рокоссовского. Всю ночь неприятельские позиции подвергались ударам бомбардировочной авиации. Специальные отряды высадились на западном берегу Вест-Одера. На междуречье и дамбах происходило накапливание сил, в пойме прокладывались щитовые дороги через топи. На правом крыле части 2-й ударной армии установили дымы и «подняли неистовый шум».
Утром, буквально с началом артиллерийской подготовки, три армии под прикрытием дымовых завес начали форсирование реки Вест-Одер. Густой утренний туман ограничивал действия авиации. Стрелковые части захватили плацдармы и боролись за их расширение. Инженерные войска приступили к наводке понтонных и паромных переправ.
К вечеру дивизии 65-й армии генерала П. И. Батова (18,46, 105-й стрелковые корпуса), потеснив 549-ю народно-гренадерскую дивизию, заняли плацдарм 6 километров шириной и до 1,5 километра глубиной. На западный берег были переброшены 31 батальон четырех дивизий первого эшелона и 1-й штурмовой инженерно-саперной бригады, пятьдесят 45-мм пушек, несколько «полковушек», семьдесят 82-мм и 120-мм минометов и пятнадцать СУ-76. Прочно зацепилась за западный берег на своем участке 70-я армия генерала B. C. Попова (47, 96, 114-й стрелковые корпуса). Заглавная 49-я армия генерала И. Т. Гришина (70-й, 121-й стрелковые корпуса) успеха не добилась, все попытки преодолеть Вест-Одер были немцами отражены:
«На 49-ю армию возлагались большие надежды. Взаимодействуя с правофланговыми частями 1-го Белорусского фронта, она должна была нанести рассекающий удар по противнику, отбросить части его 3-й танковой армии на север и северо-запад под удары нашей 70-й армии. Учитывая важность задачи, 49-й армии больше других выделили средств усиления. И вдруг Гришин топчется на месте.
Разбираемся в причинах неудачи. Главная из них — ошибка армейской разведки. Здесь междуречье изрезано многочисленными каналами. Один из них разведка приняла за основное русло Вест-Одера. В результате весь огонь артиллерии был обрушен на берег канала, оборонявшийся незначительными силами противника. А когда наша пехота преодолела канал и подошла к Вест-Одеру, ее встретил губительный вражеский огонь. Форсировать реку не было возможности… Тем более было обидно, что в штабе армии были аэрофотоснимки всего участка наступления. Все мы чувствовали себя неловко».
Итоги первого дня операции оказались скромнее, чем рассчитывало командование фронта, но все же войска двух армий закрепились на западном берегу Вест-Одера, вклинившись в оборону противника до двух километров. Бои по расширению и углублению захваченных плацдармов продолжались и ночью. Усиленными темпами велась переброска войск через реку.
Летчики-ночники наносили удары по переднему краю вражеской обороны. Вражеская авиация, в свою очередь, пыталась применить плавучие мины для разрушения наведенных переправ. Кроме того, здесь оперировал отряд подводных диверсантов «Ост» под командованием лейтенанта Келлера, которому удалось взорвать три понтонных моста.
20 апреля Ставка ВГК направила очередную директиву командующим 1-м и 2-м Белорусскими и 1-м Украинским фронтами, а также командующим ВВС, бронетанковыми и механизированными войсками. В директиве доводились опознавательные знаки и сигналы для советских и англоамериканских войск, а также предписывалось при соприкосновении с частями союзников устанавливать временную разграничительную линию, чтобы «избежать перемешивания войск», не допустить несчастных случаев и столкновений между ними. Тем более что на юге американцы довольно глубоко проникли в советскую зону оккупации. И отдельные инциденты уже имели место. Так, гвардии майор Иван Кожедуб сбил в апреле два истребителя Р-51 «Мустанг», правда, «они первые полезли».
В это день Сталин и Антонов подписали еще один документ под заголовком: «О необходимости гуманного отношения к немецкому населению и военнопленным». В опубликованной версии он выглядит так:
«Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
1. Потребовать от войск изменить отношение к немцам как к военнопленным, так и к гражданскому населению и обращаться с немцами лучше.
Жестокое обращение с немцам вызывает у них боязнь и заставляет их упорно сопротивляться, не сдаваясь в плен. Гражданское население, опасаясь мести, организуется в банды. Такое положение нам невыгодно.
Более гуманное отношение к немцам облегчит нам ведение боевых действий на их территории и, несомненно, снизит упорство немцев в обороне.
2. В районах Германии к западу от линии устье р. Одер, р. Одер до Фюрстенберга и далее р. Нейсе (западная) создавать немецкую администрацию, а в городах ставить бургомистров немцев.
Рядовых членов национал-социалистической партии, если они лояльно относятся к Красной Армии, не трогать, а задерживать только лидеров, если они не успели удрать.
3. Улучшение отношения к немцам не должно приводить к снижению бдительности и панибратству с немцами».
Примечательно, что данная директива касалась только той территории, которую после окончания войны предполагалось оставить в составе «демократической» Германии. А немцы бежали на запад в таких неприличных количествах, что становилось непонятным, с кем же ее строить.
20 апреля 1945 года — начало агонии Третьего рейха. Все надежды умерли. Высший генералитет и разнокалиберные нацистские «фюреры» встали перед проблемой: выжить любой ценой или «подобающе умереть»? Каждый решал дилемму по-своему. Фельдмаршал Вальтер Модель отдал войскам, окруженным в Рурском «котле», приказ прекратить сопротивление и застрелился у себя в штабе в Линторфе.
Адольф Гитлер, приняв поздравления с днем рождения и вручив Железные кресты зенитчикам из «Гитлерюгенда», объявил о своем решении остаться в Берлине: «Я намерен выиграть битву за Берлин или погибнуть в Берлине. Я разделю судьбу моих солдат и приму смерть в бою». Фюрер германской нации счел, что дать последний бой в столице предпочтительнее, чем умереть в безвестной австрийской деревушке — в этом не было величия. Помирать, так с музыкой! Хотелось чего-нибудь вагнеровского и чтобы крови побольше: «Даже если мы не сможем победить, мы повлечем за собой в небытие половину мира…»
Все бы ничего, однако из тесного и сырого фюрербункера, представлявшего собой обычное бомбоубежище с голыми бетонными стенами, невозможно было ничем управлять. Генеральный штаб, оперативная группа «Юг» и штаб Люфтваффе с рейхсмаршалом Герингом в это время перебирались из Цоссена и Вердера в Берхтесгаден. Из Эбесвальде эвакуировался командный пункт Кригсмарине. Штабная группа ОКВ — ОКХ «Север» перебазировалась сначала в Крампниц, затем в Ной-Рофен, где находился ЗКП рейхсфюрера СС со всеми необходимыми средствами связи.
Все понимали, что без Гитлера дальнейшая борьба невозможно, ну а с Гитлером была немыслима никакая капитуляция. Самые твердолобые «нацистские солдаты» строили планы похищения фюрера из катакомб имперской канцелярии и доставки его в «Альпийскую крепость». Шёрнер взывал:
«От имени всех храбрых солдат, ведущих борьбу за вас, и во имя тех, кто пал в этой борьбе, обращаюсь к вам с настойчивой просьбой, учитывая всю серьезность положения, немедленно покинуть Берлин и взять на себя руководство Рейхом и командование Вермахтом на Южном театре военных действий. Только вы, мой фюрер, являетесь гарантом сохранения целостности Рейха. Только вам одному подчинится беспрекословно любой немец и весь личный состав Вермахта. Только вы, мой фюрер, являетесь надеждой Германии в борьбе против враждебных нам государств. Без вас Германия придет к краху. Миллионы немцев ждут, мой фюрер, часа, когда Германия возродится вместе с вами. Еще ничто не потеряно, все еще можно спасти, но только с вами».
Ответ гласил: «Я остаюсь в Берлине, чтобы с честью принять участие в решающем для Германии сражении и показать пример остальным».
Согласно приказу Гитлера 9-я армия должна была остаться на Одере, воспрянуть духом и совместно с 4-й танковой армией закрыть брешь между Мускау и Губеном. По мнению «генералов-предателей», вроде Бутлара, «для оказавшейся под угрозой охвата с обоих флангов частей 9-й армии, которые еще оборонялись на Одере, оставалось возможным только одно — быстрее уйти с Одера и попытаться соединиться с 3-й танковой армией, которая тоже должна была отойти на запад. Задача заключалась в том, чтобы отвести все свои силы как можно дальше на запад, не дав русским возможности разгромить их у Берлина. Создать какой-либо новый фронт для защиты с востока после разгрома немецкой обороны на Одере не представлялось возможным, а оборона одного лишь Берлина, несмотря на ее осуществимость, была бессмысленной… В этом приказе совершенно не учитывался тот факт, что обе армии уже полностью израсходовали все имевшиеся в их распоряжении силы в боях за удержание своего переднего края и для прикрытия своих с каждым днем все более обнажавшихся флангов».
