Интересно, что икона Николы Великорецкого (или Вятского) была чудесно обретена в 1383 году крестьянином Агалаковым. Крестьянин заметил в чаще леса яркое сияние, направился туда и увидел икону святителя Николая, которую с молитвой принес домой. Вскоре от обретенной иконы стали происходить многочисленные исцеления. Это побудило местных жителей построить на месте явления сначала часовню, а позднее церковь, и там поставить чудотворный образ. Летом 1555 года икона была отреставрирована в Москве и богато украшена, с нее сделано несколько списков, в ее честь в соборе Василия Блаженного устроен придел. 3 августа 1555 года судно с образом Николы Великорецкого отплыло из Москвы. До Ростокино икону сопровождал брат царя князь Юрий Васильевич. Нетрудно заметить, что обретение этой иконы в 1383 году имеет немало общего с явлением образа святителя Николая Дмитрию Донскому на Угреше накануне Куликовской битвы.
Дальнейшие события, связанные с Угрешей, Карамзин описывает во II главе XI тома, где рассказывает об иноке Григории Отрепьеве, который больше известен под именем Лжедмитрия I. В примечании великий историк цитирует хронограф2, где говорится о том, что в феврале 1602 года Отрепьев «…из Чудова <монастыря> прииде к Николе на Угрешу… и впадеся в ересь… и вселися в пределах Угличских в монастырь Иоанна на Железном Бору… и паки прииде к Москве… и оттоле в Литву отбежа». Таким образом, первое свое пристанище беглый диакон из Чудова монастыря обрел именно на Угреше. Бежал Григорий от немилости царя Бориса Годунова, который велел сослать его на покаяние в Соловки за «ересь», состоявшую в том, что он говорил иногда монахам: «Знаете ли, что я буду царем на Москве?» И ведь действительно сбылось желание честолюбца, готового на обман и предательство ради достижения своей цели: в 1605 году Лжедмитрий I короновался на русский престол, а потом короновал и свою жену Марину Мнишек, дочь польского воеводы. Расплата последовала довольно скоро: в 1606 году самозванец был убит заговорщиками во главе с боярином Василием Шуйским, который был избран русским царем.
Лжедмитрий I.
Гравюра Ф. Снядецкого. XVII в.
Особенно часто Карамзин пишет о событиях на Угреше и близ нее в XII томе, посвященном Смутному времени, когда монастырь оказался в эпицентре печальных событий, и в нем хозяйничали то дружины Василия Шуйского, то приверженцы самозванцев. В 1609 году на Угреше стояли войска атамана Ивана Салкова, воевавшего на стороне поляков. Это следует из Никоновской летописи, выписку из которой приводит в примечании Карамзин: «…вор прииде на Николу Угрешского». Слово «вор» употребляется здесь в значении «изменник, разбойник».
В III главе великий историк пишет: «Между тем разбойник Салков в 15 верстах от столицы одержал верх над воеводою московским Сукиным и занял Владимирскую дорогу. Надлежало избрать лучшего стратега… Выступил князь Дмитрий Пожарский, уже знаменитый, – и встретил на берегах Пехорки и совершенно истребил его злую шайку; осталося только 30 человек, которые вместе с их атаманом дерзнули явиться в Москве с повинною!» В Никоновской летописи говорится, что сражение между войсками Салкова и Сукина произошло «в Олексеевской волости», то есть, вероятно, в районе деревни Алексеевки. Покаяние Салкова было притворным: через год атаман изменил царю Василию Шуйскому и участвовал в заговоре московских бояр по его низложению. Упоминаемый здесь московский думный дворянин Василий Борисович Сукин был довольно опытным воеводой: в 1608 году под Коломной вместе с князем Семеном Прозоровским он командовал русскими дружинами, нанесшими сокрушительное поражение полякам под предводительством пана Хмелевского. Поражение Сукина в бою близ Алексеевки, возможно, было вызвано малочисленностью московской дружины.
Летом 1610 года после разорения Пафнутьева монастыря в Боровске Угрешу заняли войска Лжедмитрия II, прозванного «Тушинским вором»: его основной лагерь располагался в Тушине. Он поселился в монастыре вместе со своей супругой Мариной Мнишек, признавшей его «чудом спасшимся мужем» и тайно с ним обвенчавшейся. Тогда сложная борьба за власть над Россией шла между Самозванцем и королем польским Сигизмундом III, который хотел сначала посадить на трон своего сына королевича Владислава IV, а позднее и сам вознамерился стать русским царем. Интересы королевской семьи представлял коронный гетман польский Станислав Жолкевский. На стороне Лжедмитрия II еще выступали польский воевода Ян Петр Сапега и казачий атаман Иван Мартынович Заруцкий. Вот как описывает Карамзин события, происходившие на Угреше: «…надлежало прежде всего отвлечь ляхов3 от Самозванца. Сей злодей думал ослепить Жолкевского разными льстивыми уверениями… но Жолкевский, известив Сапегу, что Россия есть уже царство Владислава, убеждал его присоединиться к войску республики, а бродягу4 упасть к ногам королевским, обещая ему за такое смирение Гродно или Самбор в удел. Послы гетмановы нашли Лжедмитрия в обители Угрешской, где жила Марина; выслушав их предложение, он сказал: «Хочу лучше жить в избе крестьянской, чем милостию Сигизмундовою!» Тут Марина вбежала в горницу, пылая гневом, злословила, поносила короля и с насмешкой промолвила: «Теперь слушайте мое предложение: пусть Сигизмунд уступит царю Дмитрию Краков и возьмет от него, в знак милости, Варшаву!» Ляхи также гордились и не слушали гетмана, который, видя необходимость употребить силу, вместе с князем Мстиславским и пятнадцатью тысячами москвитян выступали против мятежных единоземцев. Уже началось и кровопролитие, но малочисленное и худое войско Лжедмитриево не могло обещать себе победы. Сапега выехал из рядов, снял шапку перед Жолкевским, дал ему руку в знак братства – и через несколько часов все усмирилось. Ляхи и россияне оставили Лжедмитрия. <…> Самозванец и Марина ночью (26 августа) ускакали верхом в Калугу с атаманом Заруцким, с шайкою казаков, татар и россиян немногих». В примечаниях к этому месту приводится выписка из первоисточника – Окружной грамоты князя Федора Ивановича Мстиславского от 4 сентября 1610 года, по содержанию полностью совпадающая с текстом «Истории государства Российского», а также цитируется Никоновская летопись: «…Вор же разоривши монастырь (Пафнутьев), поиде на Москву и ста у Николы на Угреше».
Марина Мнишек.
Гравюра Ф. Снядецкого. XVII в.
Интересные подробности этого события можно почерпнуть из «Рукописи Жолкевского», изданной П. Мухановым в Москве в 1835 году. Это собственноручные записки гетмана, относящиеся приблизительно к 1611 году. О себе он пишет в третьем лице: «Сапега, или, лучше сказать, войско его, увидев пред собою войско Гетмана и Московскую рать, весьма устрашилось. <…> Сапега выехал тотчас же и там сообразно с тем, что было предложено Гетманом, объявил и пожатием руки подтвердил, что если бы пан их и не захотел довольствоваться тем, что было предложено Гетманом (а касалось сие до Гродна и Самбора), они не хотели более оставаться с ним. Самозванца в то время не было в лагере: он находился за 2 мили оттуда у своей жены в монастыре, который москвитяне называют Нове – Гроши5. И так они отложили до следующего дня уведомление гетмана, доволен ли этим обманщик или нет. Но он не помышлял сим удовольствоваться, а тем более жена его, которая, будучи женщиною властолюбивою, довольно грубо пробормотала: «Пусть Е.В. Король6 уступит Е.В. Царю7 Краков, а Е.В. Царь отдаст королю Варшаву». Гетман, услышав об этом, снесся с думными боярами, имея намерение двинуться ночью, нагнать этого злодея в монастыре и стараться поймать его; и так мы двинулись в час ночи. <…> Сие предприятие не было бы тщетно, если бы один изменник москвитянин, ушедший из Москвы к обманщику, не предостерег его. Самозванец… вскочив на коня и посадив на коней свою боярыню и женщин, бежал из монастыря. С ним отправился один только Заруцкий с несколькими сотнями донских казаков; бежал же он, как потом оказалось, через Серпухов к Калуге, ибо многие думали, да и он сам распустил такой слух, что отправляется к Коломне. <…> Неизвестность о дороге, которою отправился обманщик, помешала войску тотчас же выступить за ним в погоню. Наступила ночь, и около 6 часов имел он впереди. Гетман возвратился в лагерь, а бояре в город…»
Патриарх Филарет. Миниатюра из «Титулярника». 1672 г.
11 сентября 1610 года по предложению гетмана Жолкевского к Сигизмунду III было направлено русское посольство, возглавляемое митрополитом Ростовским Филаретом, отцом первого русского царя из рода Романовых Михаила Федорови-ча и будущим патриархом. Посольство должно было предложить юному королевичу Владиславу перейти в православие и принять русский престол. Карамзин пишет: «Товарищами Филарета и Голицына8 были окольничий князь Мезецкий9, думный дворянин Сукин, дьяки Луговской и Сыдавной – Васильев, архимандрит новоспасский Евфимий, келарь лавры Авраамий, угрешский игумен Иона и вознесенский протоиерей Кирилл». После молебна в Успенском соборе посольство выехало из Кремля в сопровождении множества чиновников и полутысячи воинов. Однако Сигизмунд III, который теперь сам претендовал на русский трон и хотел насадить на Руси католичество, отправил русских посланников в заточение в Киев. Угрешский игумен Иона умер, не дождавшись возвращения на родину. По иному сложилась судьба Василия Борисовича Сукина, того самого воеводы, который в 1609 году потерпел поражение близ Угреши. Он вместе с несколькими товарищами выразил притворную благосклонность к Сигизмунду III, был им отпущен и поспешил в Москву, чтобы рассказать о вероломстве польского короля и призвать соотечественников на борьбу с интервентами.
