наесться досыта
{44}.
Поражали юкагиров и заболевания нервно-психического характера. Из опрошенных Мицкевичем 29 юкагиров-мужчин 17 страдали «сильными истерическими припадками с кратковременным или длительным затемнением сознания». Из 38 опрошенных женщин подобными припадками страдали 22. Мицкевич описал настоящую «психопатическую эпидемию», охватившую в конце XIX в. верхнеколымских юкагиров и ламутов.
«Летом 1899 г. один род юкагиров и один род ламутов прикочевали с Нелемной к Верхнеколымску, чтобы купить пороху, свинцу, соли. Когда ночью они спали, к ним в полог вошли внезапно несколько пьяных людей с паузков (баржей); они, как люди нервные, боязливые, очень испугались этого, «вздрогнули», и несколько человек начали «мэнэрячить»; двое влезли на деревья и просидели там до утра. Затем припадки стали появляться у многих каждую ночь, а у некоторых не проходили и днем. Больные скакали, плясали, пели… Число больных все увеличивалось. Больные бросались в воду и сидели там, покуда их не вытаскивали, залезали на деревья, бросались на других с ножом, топором (при этом была ранена одна старуха). Охвачена болезнью была приблизительно треть взрослого населения юкагиров и ламутов… Заболело и несколько верхнеколымских якутов. Больных связывали ремнями и ставили около них караульных, а прочие уходили на промысел. В сильной степени болезнь держалась месяца три-четыре; потом припадки стали делаться все реже: раз в неделю, раз в две недели и т. д. Но летом 1900 г. опять усилились; две ночи была охвачена мэнэрическими припадками чуть не половина всех юкагиров и ламутов, но все же болезнь пошла на убыль, и с осени 1900 г. уже совершенно перестала носить характер эпидемии. Сами юкагиры говорят, что болезнь напустил на них один шаман из тундры» {45}.
Мэнэрик, или мирячество, — так называемая полярная истерия, которой в разной степени были подвержены все жители Северной Якутии.
«БЕЗ ЕДЫ ХОДИМ С СОБАКАМИ, С ЛЮДЬМИ»
Страшные последствия для юкагиров имели не только болезни, но и периодические голодовки, о которых повествуют источники конца XVIII — начала XX в.
1810-й год. Князцы верхнеколымских юкагиров Николай Трифонов (Нартинский род) и Михаил Никифоров (Ушканский род) просят о «вспоможении» по случаю голодовки, начавшейся после «чрезвычайного наводнения на Колыме и впадающих в нее реках, а также по бедности и неимению нужных для рыбы на тонях неводов и сетей» {46}. От голодной смерти юкагиров спасли жители Верхнеколымска и Среднеколымска, устроившие сбор пожертвований для голодающих.
1811-й год. Голод среди омолонских юкагиров. В 1812 г. они перебрались на Большой Анюй для прокормления возле русских старожилов и якутов.
1812–1820-е годы. Ежегодно повторяющиеся голодовки среди нижнеколымских юкагиров из-за «непромыслицы» диких оленей и лосей.
1817-й год. Сильный голод среди юкагиров и ламутов Индигирки. Некоторые семьи были распределены для прокормления среди якутов, но 10 человек погибло.
Стремясь ослабить губительные последствия голодовок, царское правительство в начале XIX в. стало открывать в разных местах Сибири хлебо- и рыбозапасные магазины. В рапорте якутского областного начальника иркутскому гражданскому губернатору от 24 апреля 1819 г» сообщается об учреждении «рыбных экономических магазинов» в Среднеколымске, Зашиверске, Усть-Янске и других пунктах. Однако, поскольку в 1816–1818 гг. «был великий неулов рыбы от большого разлития рек и других непостижимых причин», рыбу не удалось запасти. В среднеколымском магазине имелась только «затхлая ржаная мука», да и то лишь немногие жители могли заплатить за нее.
1820–1824-е годы. «Тунгусы и юкагиры толпами переходят с тундры и Анюя в русские селения на Колыме искать спасения от голодной смерти. Бледные, бессильные бродят они, как тени, и бросаются с жадностью на трупы убитых или павших оленей, кости, шкуру, ремни, на все, что только может сколько-нибудь служить к утолению мучительной потребности в пище» {47}.
1829-й год. Голодающие анюйские и омолонские юкагиры пришли к Нижыеколымску. Им оказали посильную помощь русские старожилы.
1835–1836-й годы. 100 юкагиров, кочевавших в верховьях Анадыря, вышли к устью Майна, где рыбачила артель гижигинского купца Петра Баранова, и попросили дать им пищи. Через год число юкагиров, кормившихся возле этой артели, удвоилось. Артельщики «не только лишили себя пропитания, делясь с ними… но и корм, заготовленный ими для собак, раздали юкагирам…» {48}
Начиная с 60-х годов XIX в. пагубные последствия голодовок на нижней Колыме были несколько ослаблены переселением туда чукчей-оленеводов. Часть оленей чукчи продавали голодающим по 2–3 руб. за голову, а часть жертвовали безвозмездно. Благотворительная деятельность чукчей нашла отражение в «Памятной книжке Якутской области на 1867 г.» «Чаунский чукча Лука Ваалергин, услыхав, что жители Нижнеколымской части весьма мало добыли рыбы и должны будут голодать, тотчас двинулся с табуном 400 оленей к Нижнеколымску, остановил его в 30 верстах и для того, чтобы бедные люди не затруднялись отдаленностью его стойбища… сам поехал известить жителей, чтобы они являлись к нему за полу-42 чением оленей. Народ тотчас отправился в его лагерь, кто пешком, кто на собаках». На стойбище Ваалергина происходила символическая торговля: чукча получал за мясо убитых оленей «папушу табаку», топор, нож, сковороду, копье и т. д. Когда мясо было роздано, он, в свою очередь, начал отдаривать гостей полученными от них же подарками. Раздарив таким образом и часть своих личных вещей. он откочевал в тундру {49}.
Поддержка, которую оказывали чукчи населению нижней Колымы, почти не коснулась верхнеколымских юкагиров, переживавших наиболее сильные голодовки.
В 1889 г. о «голодной эпидемии» на Анадыре сообщал врач Л. Ф. Гриневецкий. Чуванец А. Е. Дьячков писал, что в голодные годы они «ели тесто, находимое у оленя в желудке… маняло. Бывали такие ужасные года, что употребляли в пищу лисье мясо, ремни, старые оленьи шкуры, даже старую одежду и вообще все, что попадало под руку…» {50}.
Серьезной поддержкой для голодающего населения стали запасные магазины. В 80-х годах XIX в. в Колымском округе их функционировало пять: Нижнеколымский, Маловский (на Алазее), Омолонский, Среднеколымский и Верхнеколымский.
В 1888 г. общее присутствие Якутского областного управления списало с омолонских юкагиров, по их просьбе, числившуюся за ними задолженность в виде «рыбной недоимки» за предыдущие годы: 16 266 муксунов, 40 400 сельдей и 45 900 штук юколы [28].
Однако положение юкагиров оставалось тяжелым. Ссыльный С. М. Шаргородский писал, что из-за нехватки продовольствия юкагиры Ясачной уже в начале марта покидали свой зимний поселок и отправлялись на поиски дичи. В случае неудачи юкагиры возвращались в Нелемное, похожие на ходячие скелеты, которые всех ужасали.
По рассказам коркодонских юкагиров, у них в конце XIX в. умерла от голода большая часть населения. Имели место случаи людоедства.
В 1897 г. от голода вымерли юкагиры, входившие вместе с ламутами во 2-й Омолонский род, — четыре семьи
