власть могущественным семьям, из которых формировалась землевладельческая знать, — монархи же, в свою очередь, нуждались в ее поддержке и в управлении страной, и при организации военных походов. Абсолютным победителем в этой ситуации упадка светской власти стало папство, которое, будучи международным институтом, было заинтересовано не столько в территориальных притязаниях той или иной династии, сколько в распространении христианства. Усилия церкви, направленные на скандинавские территории, были лишь одним из проявлений этой заинтересованности.
Одиннадцатый век стал началом поворота в судьбах Западной Европы. Столетие слабой (хотя и никогда не прекращавшейся) экономической активности сменилось веком экономического роста; постоянным стал также и рост населения. В регионах, находившихся ранее в упадке, начали возрождаться города и стала восстанавливаться присущая им экономическая и торговая деятельность. Королевские династии постепенно утверждают свои права в борьбе с крупными феодалами в собственных государствах, борются с навязыванием папской власти, а также друг с другом. Несколько столетий децентрализации сложно преодолеть быстро, но тенденция была очевидной. Феодальные связи — привязывающие крупных землевладельцев к королю и друг к другу в соответствии с иерархической лестницей — оставались сильными, но не нерушимыми; казавшая вечной манориальная система с ее зависимыми крестьянами не могла быть отменена за один день, но могла способствовать развитию новых форм экономической деятельности, особенно ближней и дальней торговли.
Даже несмотря на то, что масштабы коммерческой деятельности продолжали увеличиваться, контроль над землями (и доходами с этих земель) оставался основным мотивирующим фактором отношений между государствами. Такой контроль мог быть достигнут напрямую — посредством завоевания — или косвенным путем — с помощью династического брака, — и монархи новой, пробуждающейся Европы использовали оба метода. Поскольку папство не могло напрямую использовать ни тот, ни другой способ, оно стремилось расширить свой контроль, используя монополию на спасение душ — как королей и знати, так и простых людей. Оно было вынуждено терпеть присутствие целой империи «неверных» мусульман непосредственно к югу от себя, но мириться с существованием языческих народов где бы то ни было на самом европейском континенте у него не было необходимости.
К югу и востоку от Балтийского побережья жили славянские народы. Они стали постоянным населением данных регионов в течение двух столетий, непосредственно последовавших за падением Римской империи (традиционно датируется 476 годом н. э.). О политической истории этих народов в последующий период известно немногим более, чем о финских и балтийских народах, проживавших к северу и западу от них. В описываемое время славяне не отличались от населения побережья — они представляли собой небольшие племенные объединения, боровшиеся за территории; какие-то из них имели сильных лидеров, а другие — слабых. Один такой сильный лидер появился в IX в. среди скандинавских викингов, попадавших на славянские территории по рекам, пересекающим побережье Балтики. В позднейших летописях их называли «варягами»; некоторые из пришельцев оседали, селились здесь и даже начинали доминировать над местным населением. Наиболее успешным вождем был Рюрик, который стал править Новгородским княжеством в 60-е годы IX в., и он стал считаться основателем сильнейшей династии Древней Руси. Династия Рюрика обеспечила Новгород чередой сильных и активных правителей: в начале X в. следует отметить Олега, а несколько позже — Святослава; на рубеже XI и XII вв. — Владимира и потом — Ярослава. Однако никто из этих правителей не преуспел в объединении восточных славян в единое государство, хотя каждый внес свой вклад в развитие земель, которыми непосредственно управлял. При Олеге центр политической активности Руси переместился в Киев; Святослав, возможно, был наиболее успешным военным лидером, распространившим свою власть на юг; Владимир способствовал обращению восточных славян в христианство по образцу Византийской империи. В целом русские княжества ориентировались на Византию и, таким образом, выросли вне влияния западноевропейских держав и папства.
Однако признаки сходства народов побережья и Руси имеют меньшее значение, чем их различия. Во-первых, русские княжества были больше по размеру, и около 1000 г. н. э. они могли находиться на стадии значительного роста населения. Во-вторых, их лидеры были экспансионистски настроены и активно стремились к контролю над новыми территориями, вели почти постоянные битвы друг с другом и с народами к югу и востоку. В-третьих, они смогли установить правление династий, в рамках которых политическая власть передавалась из поколения в поколение, сохраняя таким образом легитимность. И даже в таком случае эти народы могли избегать унифицированной государственности; существовавшие династии были не более чем отдельными семьями, добившимися власти на какой-то период и при потере могущества заменявшимися другими. Даже сильные правители были вынуждены постоянно вступать в соглашения с относительно состоятельными и стремившимися к власти соперниками на своей территории, которые уже начали формировать класс бояр, всегда готовых сменить существующих властителей. Объединенное Русское государство не появилось естественным путем; за него пришлось бороться, и образовалось оно существенно позже описываемого времени.
Остается загадкой, почему русские княжества, соседствовавшие с народами побережья, не стремились к неуклонному расширению своего влияния на западе. Возможно, одновременная экспансия в трех направлениях (на восток, юг и запад) находилась за пределами их возможностей, и, возможно, три балтийских народа, живших прямо за восточными границами Руси, — эсты, латгалы и литовцы — были вполне готовы защитить себя. Таким образом, княжества Руси (и, в свою очередь, народы побережья) сохранили статус-кво, что предполагало и периодические рейды друг против друга (некоторые из которых изначально выглядели как попытки экспансии, но предположительно не были таковыми). Латгалы на протяжении определенного времени платили дань полоцкому князю. На протяжении этого периода постоянных военных междоусобиц существовали и отношения другого рода; например, латгалы получили первый опыт соприкосновения с христианством благодаря миссионерам из русских княжеств; и торговая деятельность, хотя и периодически прерывающаяся, никогда не исчезла полностью. Когда к концу XII в. с запада пришли иностранцы с более определенными целями, народы Балтийского побережья не имели никаких причин рассматривать их как-то иначе, чем еще одну беспокойную группу чужаков.
2. Новый порядок (1200–1500) [4]
Во второй половине XII в. несколько связанных между собой цепочек событий привели к значительным изменениям в восточной части Балтийского побережья, в результате которых здесь воцарился «новый порядок». Эта трансформация, в ходе которой европейцы с запада пришли и остались на побережье, не произошла за один день; фактически она растянулась на полтора века. Чтобы правильно понять сущность данного процесса, мы должны отойти от упрощенных моделей происходящего и рассмотреть события во всей их сложности. Народы побережья были знакомы с чужаками в своей среде, по меньшей мере, с IX в., когда викинги использовали прибалтийские водные пути, чтобы путешествовать далее на восток, на территорию Руси. Торговцы с запада и востока приходили и уходили, как и христианские