src="images/i_022.jpg"/>
— Есть. Бога войны изображает огромный меч. — Арзак был рад, что удалось отвести внимание Филла. — Огромный железный меч, он стоит на куче хвороста высотой с целую гору.
— Меч, просто меч? — воскликнул Филл. — Меч, обагрённый кровью, — бог войны получает своё. Как это точно и образно! А наши боги, как люди, только красивей и лучше. Смотри.
Они приблизились к каменному изваянию, стоявшему рядом с большим алтарём.
«Аполлон», — догадался Арзак.
Каменный бог был красивый и гордый. Его обнажённое тело было развито, как у воина, и он улыбался от сознания собственной силы.
— Мы все стремимся стать похожими на него — проговорил Ксанф, расправляя и без того широкие плечи.
— И некоторым это удаётся. — Филл обрисовал в воздухе очертание мощного торса.
— Да, удаётся, — не обратил внимания на насмешку Ксанф. — Разве не спорт помог человеку осознать свои возможности? Видишь, Арзак, две статуи слева от алтаря? Одну поставили в честь Клеонима, победителя в беге на Олимпийских играх, другую — в честь Феора, занявшего первое место на состязаниях колесниц. Разве их облик не совершенен? Если случится война, глава города скажет гражданам, собравшимся на агоре: «Будьте как Клеоним и Феор — все свои силы отдайте ради победы».
— Хорошие слова, — сказал Арзак. — Наверное, эти двое были очень богаты, если их образ перевели в камень?
— Совсем нет. Дед Клеонима тачал сапоги и шил сандалии, как мой отец. Каждый, только не раб, а свободный гражданин Ольвии, может бороться за право заслужить эту честь.
— Теперь понимаешь, почему Ксанф такой счастливый, — у него есть цель в жизни, — расхохотался Филл. — Мы здесь все счастливые, и наш город счастливый. Ольвия — значит «Счастливая».
— Ты меняешься, как небо в осенний день: то тучи, то солнце, — улыбнулся Арзак и спросил: — Куда ведут эти ступени, берущие начало у воды с каменными берегами?
— Побежали, покажем.
Ксанф, Филл и Арзак обогнули длинное здание и побежали по лестнице, идущей вдоль отводного канала, снабжавшего город пресной водой. Вниз, до самой береговой полосы сползали кривые улочки. Дома цеплялись за каждый выступ. Стены из гальки и глины нависали одна над другой.
По тропинкам с зарубками, лесенками и мостам, несмотря на полуденный зной, сновали люди. Женщины в хитонах из небелёного полотна черпали воду в канале и, примостив высокую амфору за спиной, торопились к своим домишкам. Загорелые потные грузчики тащили пифосы с маслом и засоленной скумбрией, кожаные мешки с зерном, связки звериных шкур. Было шумно. На берегу кричали и спорили корабельщики. Пахло солью, рыбой, дубильными веществами.
— Здесь тоже «Счастливая»? — спросил Арзак.
— Наш гость в самом деле всё подмечает — и красоту, и убогую бедность, — сказал Ксанф.
— Нет, нет! — закричал Филл. — Ксанф, Арзак, давайте смотреть только на красивое. Вон вода. У берега она зелёная, как листья акаций, а дальше розовая и голубая. Хайре, вода! Бейся о берег, беги волнами в море, пригоняй в Ольвию гружёные корабли. Хайре!
Утро застало всех троих в пути. Ксанф не выспался и дремал, рискуя свалиться с коня. Филл был весел, говорил без умолку, то и дело обрушивая на Арзака вопросы: «Кто научил тебя языку эллинов? Кто рассказал про Ольвию? Откуда тебе известно имя Ликамба?» Арзак отвечал коротко или отмалчивался, боясь произнести неосторожное слово, наконец, он спросил:
— Много ль пути осталось?
— Как увидишь храм бога-врачевателя Аполлонова сына Асклепия, так и конец пути.
Храм показался скоро. Он стоял на открытом месте среди виноградников и полей. Постаментом ему служил поросший кизилом холм. Яркую зелень листвы с гроздьями белых цветов прорывали соломенные в два ската крыши. По склонам, в кустах разместились постройки. В них жили больные, нуждавшиеся в постоянном приёме ванн. Врытые в землю каменные резервуары наполнялись целебной водой из источника, протекавшего под холмом.
Дом Ликамба занимал вытянутую террасу на западном склоне и вместе с деревьями был обнесён белой стеной.
— Праздник сегодня! Молодой Филл пожаловал, да не один! — воскликнул старый слуга с лицом, исчерченным множеством мелких морщин. — Входите, входите. Господин будет рад.
Слуга распахнул ворота. Филл впереди, Арзак и Ксанф следом вошли в просторный дворик с рядами белых колонн. Зелёная и голубая галька переливами волн разбегались по белому полю сверкавшей на солнце вымостки.
— Устали с дороги? Подам лепёшек и молока.
— Подожди. Дядя дома?
— Господин на холме, осматривает больных.
— Так мы туда.
— Гневаться будет, — замахал руками старик и, прищурив выцветшие глаза, посмотрел на небо. — Вон и солнце уже высоко, господин тотчас пожалует. А больные на господина, как на Асклепия, молятся, говорят: «Почему не ставят статуи в честь врачевателей? Врачеватель Ли-камб столько людей спас от смерти, что не одну статую на агоре заслужил». — В глазах слуги засветилась гордость.
— Перед кем расхвастался, старый?
Из-за колонн появился плотный, среднего роста мужчина с крепко посаженной головой на квадратных плечах. В шапке чёрных волос и в завитой бороде, окаймлявшей тяжёлый подбородок, не было ни одной белой нити. Арзак приготовился встретить старца, убелённого мудростью прожитых лет. Он смутился, но его успокоил приветливый взгляд, которым окинул его врачеватель, здороваясь.
— Здравствуйте, мальчики. Здравствуй, Филл, прекрасно, что навестил родича. Надеюсь, хвори ещё не набросились ни на тебя, ни на твоих друзей. Как здоровье Мир-талы?
— Мать здорова, шлёт тебе добрый привет и кусок египетского полотна чистейшего белого цвета, который так любят Асклепия, дочь Гигиея, и ты, — сказал нараспев Филл.
Ликамб усмехнулся. Он действительно был одет во всё белое. Даже подошвы сандалий были привязаны к ногам белыми ремешками.
— Не забудь передать Миртале мою благодарность. — Он взял протянутый Филлом свёрток и отдал слуге. Его движения, как и речь, были размеренны и неторопливы.
— Что привело тебя, Филл, в наше уединение? — спросил он. — В твои годы стремятся туда, где шум веселья и смех. Холм Асклепия погружён в тишину и печаль.
— Мой гость по имени Арзак — Медведь, скиф из племени царских скифов, стремился к тебе через степь, опережая ветер. Он набит тайнами, как мешок богача монетами, и на нашем языке говорит, как настоящий эллин, родившийся на берегах Понта или в самой Греции.
Ликамб внимательно оглядел чужеземца. Стройный мальчик с круглым скуластым лицом и светлыми волосами ему понравился. Особенно привлекательным показалось живое, взволнованное и неуловимо гордое выражение его лица.
— Значит, ты из племени «царских» скифов, тех, что ведут кочевую жизнь в отличие от оседлых скифов-пахарей. Говори, мальчик, что привело тебя ко мне?
— Хайре, мудрый врачеватель, знающий скифские племена! — сказал Арзак. — Пусть не
