и станет как мёртвая, её выкинут из кибитки.
— Всё понял, мой мальчик, ты рассчитал правильно, и да помогут тебе Аполлон и Асклепий.
Ликамб взял в руки мерцавший светильник, провёл язычком пламени вдоль стены и, отыскав железную скобу, отодвинул один из камней. Открылась тёмная ниша, уходившая в глубину.
— Снотворный настой изготовлен из трав, растущих в местностях, обильных влагой. Поэтому я храню его близ воды.
Ликамб посветил внутрь, достал небольшой, в пол-ладони сосудик из красной глины с высоким горлом и протянул Арзаку.
— Возьми, мой мальчик, — сказал Ликамб. — В этом амфориске заключён чудодейственный дар бога сна — Морфея, и если выпить содержимое, не разбавляя водой, бездыханный сон мгновенно скуёт тело. Сон будет длиться три дня и три ночи и пройдёт сам собой. Нет, плата мне не нужна, оставь при себе своё золото, — добавил он быстро, поняв, что Арзак хочет снова сдёрнуть с руки браслеты. — Лучше скажи, кто научил тебя так превосходно говорить на языке эллинов?
— Филл и Ксанф спрашивали меня об этом.
— Что ты ответил им?
— Я рассказал про Анархасиса, брата Савлия. Он отправился в Грецию и узнал всех наших богов. Савлий убил его за это.
— А что ты ответишь мне, мой мальчик?
— То же самое, господин. Анархасис был не единственным скифом, умевшим говорить и понимать ваши слова.
— Но кто-то должен был тебя обучить этому. Может быть, твоя мать или кормилица родились здесь, в Ольвии? Может быть, рядом с тобой постоянно находился раб с берегов Понта?
Голос Ликамба звучал всё настойчивее. Светильник мигал и вздрагивал в его руке, напрягшейся от волнения. И что-то сильнее воли, сильнее торопливых бессвязных мыслей заставило Арзака опустить глаза.
— Раб научил, потом умер, — сказал он чуть слышно.
Ликамб вздохнул, унял в пальцах дрожь.
— Ну хорошо, мой мальчик, ступай, поспеши на помощь Одатис. Да облегчит её участь снотворный настой.
Он повернулся и стал спускаться в глубь галереи, туда, где бойко журчал источник. Арзак с драгоценным маленьким сосудом — амфориском побежал в дом проститься с Филлом и Ксанфом.
— Молодой господин и Ксанф уехали, — такими словами встретил Арзака старый слуга. — Велели кланяться.
— Уехали в город Ольвию?
— Нет, в другую сторону коней направили. Для госпожи Мирталы молодой господин письмо оставил, — слуга показал вощённую дощечку, исчерченную непонятными знаками.
«Должно быть, Филл устыдился, что подслушивал, иначе не уехал бы тайно», — подумал Арзак, выводя Белонога. Он не знал, что отъезду Филла и Ксанфа предшествовал такой разговор:
— Собирайся, едем! — крикнул Филл. Потерпев неудачу в подземном коридоре, он бегом вернулся во дворик.
— Далеко ли путь предстоит?
— В скифскую степь, за Арзаком. Его сестра в смертельной опасности. И если ты друг, ты отправишься вместе со мной.
— Что за глупости, Филл, пожалей мать.
— После смерти отца я в доме старший. Мать пусть воспитывает малышей, я вышел из-под опеки.
— Нет, Филл, я не могу потакать твоим безумствам, Госпожа Миртала всегда так добра ко мне.
— А врачеватель Ликамб не добр? Не он ли спас твоего отца? Тогда ты говорил, что ради Ликамба жизни не пожалеешь.
— Я и сейчас готов повторить то же.
— Тогда слушай, — Филл наклонился и, хотя дворик был пуст, зашептал в самое ухо Ксанфа.
— Не может быть! — отшатнулся Ксанф.
— Может. Я об этом подумал ещё на агоре, теперь совсем уверился. Только упрямый Медведь сам ни за что не скажет, нужно его выследить. Говори, едешь со мной или нет?
— Еду.
Глава VIII
Старик остаётся один
Кони чернее безлунной ночи, в звёздочках-бляшках на сбруе, привыкли к крикам и звону. Узкие головы не запрокидывались, глаза не косили, открывая тёмный белок. Тонкие ноги спокойно переступали по влажной траве.
Всё меньше дней отделяло Савлия от жилища Вечности, приготовленного для него в конце дороги. Всё длинней становился хвост ползущего за повозкой змея. В кочевьях оставались лишь женщины с детьми, да старики, да несколько взрослых мужчин, чтобы было кому перегнать стада на летние пастбища. Те, кто носил оружие, присоединялись к шествию. За семь дней пути змей увеличился вдвое, растянулся, насколько хватало глаз.
На восьмой день Иданфирс обнаружил возле себя высокую фигуру с седой головой, втянутой в плечи. Старик! Он опять был рядом. На этот раз он прибыл верхом и, судя по пене, клочьями висевшей на псалиях чалой с белыми ногами лошади, прибыл издалека. Иданфирс не стал дожидаться, пока упрямый кузнец вновь примется докучать просьбой.
— Разве наш разговор не окончен? — бросил он раздражённо.
— Тьма войска идёт, — медленно проговорил Старик.
— Врёшь! Откуда в степи войску взяться?
Но Старика уже не было рядом. Царь Иданфирс увидел сутулую спину кузнеца, светлый хвост и белые ноги его чалой лошади. От гнева у Иданфирса раздулись ноздри.
— Вернись! — крикнул он громко и зло.
Старик повернул свою лошадь.
— Гордости у тебя, старый, на четырёх вождей хватит, — сказал Иданфирс. — Что за войско?
— Не знаю. Раненый прискакал, крикнул: «Тьма войска в пяти переходах!» — свалился с коня и умер.
— Тебе крикнул? Других людей поблизости не оказалось?
— Кочевье на лето пошло. Я оставался, ждал, пока в горне металл поспеет. Никого больше не было.
— Если ты лжёшь, Старик, и затеял хитрость, чтобы вызволить из кибитки девчонку, знай, не придумано муки, которую я не обрушу на твои старые кости. Сам смерти запросишь.
Старик не любил, когда ему угрожали. Он придержал Белоножку, и злые слова затерялись в криках, грохоте бубнов, в клёкоте бронзовых птиц.
Иданфирс кольнул акинаком руку и коротко крикнул:
— Мадий!
Мадий был вторым предводителем его дружины.
— Есть слух, что с заката движется войско, — сказал Иданфирс, когда Мадий подъехал. — Возьми десятерых, проверь.
— Оу! Оу! Оу! — завопили в этот момент гадатели.
— Савлий! Царь! — завопил весь огромный хвост.
— Оу! Савлий! — закричал Иданфирс вместе со всеми.
Никто из вившихся рядом дружинников Савлия не расслышал, что приказал молодой царь Мадию. Увидели только, что десять воинов понеслись через степь, но зачем и куда были посланы — этого никто не знал.
Отправив разведку, Иданфирс спохватился, что не видит старого кузнеца. «Привести!» Бросились искать и нигде не нашли. Недаром слава о Старике ходила, что оборотень, хоть в зверя, хоть в птицу — в кого угодно обернуться может.
Всех жаворонков в небе не перебьёшь, всех лисиц в степи не переловишь. Исчез Старик…
— Нас десять, — сказал Мадий, когда, промчавшись по открытому месту, отряд спустился на дно длинной и узкой балки. — Орик и Токсарид остаются здесь.
Торговые гости
