из Ольвии рассказывали о гонцах, расставленных Дарием на дорогах огромной Персидской державы. До той поры, пока нет спешного сообщения, гонцы пребывают в бездействии. Но стоит случиться важному событию, к примеру, вспыхнет восстание в покорённой стране, гонцы срываются с места и скачут стремглав от заставы к заставе. Торговые гости клялись своими богами, что весть достигает царских ушей быстрее, чем если б её принес быстрокрылый и вездесущий ветер.
Постоянных застав скифы не держали. Однако передавать известие от гонца к гонцу принято было и у них. Наука простая. И деды, и прадеды знали, что свежие кони несутся быстрее, а отдохнувшие всадники крепче сидят в седле.
Мадий разбил отряд на пять пар — по два всадника на каждый день перехода. Первая пара останется ожидать вестей на дне этой балки. Последняя пара доберётся до цели. Остальные растянутся на пути.
Поредевший отряд стал подниматься по склону. Два названных воина спешились и, взяв коней под уздцы, двинулись вдоль бежавшего по каменистому руслу ручья. К счастью для Старика, они пошли на закат, в противоположную сторону от кустов, где он со своей Белоножкой пережидал опасную встречу. Когда шаги стихли, Старик покинул укрытие и повернул на восход. Он шёл не оглядываясь, зная, что Белоножка от него не отстанет. Она всюду ходила за ним, как Лохмат за Одатис.
Всё, кроме этой лошадки, отняли у Старика. Одатис отправили в белой кибитке. Гречанка Миррина ушла. Арзак исчез. Куда скрылся мальчонка? Что ищет? Разве есть доля лучше, чем выпала кузнецам — властелинам металла? Всё отняли у Старика. Кибитку, и горн, и запасы металла — всё пришлось бросить, чтобы скакать к Иданфирсу. Осталось лишь то, что нельзя отобрать, не лишив его жизни.
Старик поднёс к глазам руки. Тёмные, с буграми мозолей ладони были исполосованы шрамами от ожогов. Кузнечное ремесло наложило отметины, вырезало на ладонях судьбу. Ремесло останется с ним до конца.
Ручей сделал виток и юркнул под землю. Балка кончилась, путь преградил поросший кустарником склон. Старик выбрался, верхом проехал до следующей балки. Здесь находилось заветное место, один из разбросанных по степи четырёх тайников.
Вот раскидистый куст дикого миндаля. Семь шагов на восход, восемь — по склону вниз, снова семь на восход.
Старик отсчитал шаги, очертил круг и начал копать. Он копал до тех пор, пока акинак не споткнулся. Тогда он разгрёб землю руками и вытащил туго затянутый кожаный мешок. Мешок был небольшой, но увесистый. Старик приторочил его к седлу рядом с дорожной сумкой и повернул Белоножку на солнце.
Он ехал, и степь растекалась по сторонам зелёными волнами. Ветер тащил горький запах полыни. В небе недвижно висели ястребы. Степь была родиной, её он любил превыше всего.
Местом стоянки Старик выбрал курган, одиноким утёсом торчавший среди травяных волн. Вершину кургана охранял каменный воин. Лицо под низко надвинутой остроконечной шапкой исхлестали дожди, грудь и широкие плечи выжгло жаркое солнце.
Но страж не покинул свой трудный пост. Каменные ноги вросли в вершину. Рука по-прежнему твёрдо сжимала каменный акинак.
Старик расстелил у подножья свалявшийся серый войлок, разложил молотки, клещи, зубила, пробойники, куски чёрной смолы. Всё это он достал из дорожной сумки. Вместе с лепёшками, салом и сыром-иппакой инструменты входили в его дорожный запас. С ними Старик не расставался.
Из той же сумки он вытащил две половинки каменной формы для отливки фигуры пантеры. Зверь лежал, свернувшись кольцом, уткнув морду в мягкие лапы. Так он лежит на луне.
Старик провёл пальцем по врезанному изображению, потрогал оставленный в камне желобок, через который вольётся металл, и произнёс вслух: «Сделал». Жаль, что Арзак был далеко и услышать не мог. Выполненная по всем правилам литейного мастерства, разъёмная форма для отливки пантеры принадлежала его резцу.
Камни легли друг на друга. Пантера скрылась. Настала очередь кожаного мешка. Старик развязал тугие тесёмки и, приподняв мешок, вытряхнул содержимое.
По серому войлоку светлым ручьём разбежались пластинки, брусочки, плоские кругляши, витки гибкой проволоки. Всё было из золота.
В обмен на золото можно приобрести стада, табуны, разноцветное платье. Ради золота люди рискуют жизнью, выхватывают акинаки и выпускают друг в друга стрелы. Но разве Старик стремился к богатству? Разве хотел он жить в десяти кибитках и держать возле себя десять рабов? Нет, ни в рабах, ни в кибитках Старик не нуждался. Зачем же тогда он прятал в степных оврагах наполненные золотом кожаные мешки? Для того, чтобы иметь запас самого лучшего, считавшегося в степях священным, металла.
Красная ржавчина съест железо, зелёная патина погубит бронзу. Ни один из этих врагов золоту не опасен. Золото — металл красивый и вечный. Золото живёт тысячу лет, и ещё тысячу, и ещё бесконечное множество. А какой мастер не хочет, чтобы сделанное его руками дошло до самых отдалённых потомков!
В груде золотых заготовок Старик выбрал пластину величиной с ладонь, отрезал от войлока неширокую полосу, сложил, сверху приладил пластину и приступил к работе.
Первым инструментом был нож. Быстрый в уверенной твёрдой руке, он побежал по пластине, оставляя после себя вдавленный след. Вытянутая морда, спина, распрямлённые лапы — проступило плоское подобие зверя, тень, в которой угадывалась пантера. Молоток с закруглённым ударником должен наполнить тень жизнью, плоскому дать объём. Только не надо бить по металлу, от этого он делается неподатливым. Надо бережно вдавливать тень в войлочную прокладку, вминать очерченное изображение.
Работа молотком требовала осторожности и терпения. Арзак говорил: «Молоток за добычей крадётся». Подглядел сходство мальчонка. Неловкий шаг, хрустнула ветка — добыча ушла. Неловкое движение, молоток сорвался за линию — рисунок сбит. Старик перевернул пластину, подложил гладко стёсанную дощечку и, сменив молоток на зубило, принялся осаживать поле.
Потом пластина вернулась на войлок. В дело пошёл молоток. Потом снова доска и зубило.
На войлоке пластина лежала фигурой пантеры вниз, на доске — фигурой вверх. Молоток — изнанка. Зубило — лицо. Изнанка — лицо, изнанка — лицо, снова изнанка.
Молоток и зубило, сменяя друг друга, работали до тех пор, пока фигура пантеры не поднялась равномерно над полем. Но не было в звере ни силы, ни гибкости. Пантера напоминала пузырь, вскипевший на гладкой воде.
Старик размял кусочек смолы, вытянул в жгут, положил под вздутую золотую шею и принялся, легко постукивая молотком, прощупывать жгут сквозь металл. Протянулась круто изогнутая полоса. Жгут перешёл
