Вряд ли Уолкер был таким провидцем и заложником обстоятельств, каким он стремился себя представить. Безусловно, проблемы и недоразумения имели место и вызывали раздражение английского командования, которое вдобавок с подозрением относилось к колонистам. В глазах британских офицеров они были «злобными, упрямыми и неуправляемыми». Однако сам адмирал проявил известную пассивность и, смирившись с ситуацией, в итоге пустил дело на самотек.
Вместе с тем среди жителей Массачусетса наряду с энтузиазмом, который вызвало появление войск метрополии, наметился определенный всплеск чувства, которое Дж. С. Грэхэм назвал «колониальным национализмом».[1219] Английские военные воспринимались колонистами как чужаки, их поведение вызывало недоумение и насмешки. Солдаты и офицеры колониальных войск очень неохотно подчинялись приказам британских командиров. Множество ополченцев дезертировало, и администрации пришлось принять меры к их розыску. Констеблям было разрешено обыскивать дома, если существовало подозрение, что в них могут прятаться дезертиры. Было также объявлено, что укрывавшие их лица будут подвергнуты штрафу в 50 фунтов или годовому тюремному заключению.[1220]
Однако, на наш взгляд, значение трений, имевших место между представителями Старой и Новой Англии в конце июня — июле 1711 г. не стоит преувеличивать. Вряд ли можно согласиться с теми американскими историками, которые рассматривают эти события как своего рода предтечу будущих конфликтов между Лондоном и его Североамериканскими владениями. Так, Д.Э. Лич, утверждает, что «трения в Бостоне между гражданским населением и британскими солдатами сулили будущую болезнь. Несомненно, солнце истории в своем неумолимом движении по небесам времени уже начало отбрасывать тень на поля Лексингтона».[1221] На наш взгляд, события лета 1711 г. были лишь очень кратким, хотя и ярким, эпизодом, который не мог оставить заметного следа в колониальном общественном сознании. Другое дело, что общее ощущение и понимание своего собственного бессилия перед лицом достаточно слабого противника и зависимость от военной поддержки со стороны метрополии, которая отнюдь не спешила прийти на помощь своим колониям и не принимала их проблемы близко к сердцу, а, наоборот, неоднократно демонстрировала им свое пренебрежение (не всегда оказывавшееся столь «благотворным»), безусловно, влияло на настроения определенной части колонистов.
Несмотря на все усилия, предпринимавшиеся англичанами и в метрополии и в колониях, их военные приготовления не остались незамеченными в Париже и в Квебеке. Уже 11 марта 1711 г. Поншартрен писал Водрёю: «У меня есть сведения, что англичане замышляют предприятие против Канады, что корабли, которые, как полагают, предназначены для этого, могут отправиться в конце апреля и что на них будет погружено три тысячи человек; хотя эта новость не совсем проверенная, все же важно, чтобы вы были начеку и сделали все, чтобы не быть захваченными врасплох и чтобы сделать их предприятие бесполезным. Я убежден, что вы удвоите ваше внимание, и что вы дадите по этому случаю новые свидетельства вашего рвения и вашей преданности королю». В то же время министр не словом ни обмолвился о какой-либо помощи для Новой Франции в этой связи и лишь сообщил, что летом в Квебек, как планировалось ранее, будут присланы два корабля и некоторое количество рекрутов (точная цифра не называлась).[1222]
Водрёй также был неплохо осведомлен о настроениях в английских колониях. В конце апреля 1711 г. он сообщал министру, что «хотя англичане еще не получили никаких новостей из Европы, разные люди в Олбани и других местах говорят, что если только в Англии не произойдет революции, нет никаких оснований сомневаться, что королева должна дать значительный флот господину Никольсону, чтобы осадить Квебек».[1223]
Однако такая осведомленность вряд ли облегчала положение администрации Новой Франции. Выше мы приводили данные о силах, имевшихся в распоряжении Водрёя в 1709 г. С тех пор ситуация изменилась не слишком значительно. Единственным действительно положительным моментом было то, что в 1710 г. в Канаду из метрополии было прислано 500 рекрутов, которые были распределены по гарнизонам.[1224] Если мы соотнесем эту цифру с данными 1709 г., то увидим, что оборонять Квебек и Монреаль должно было около 3850 солдат, ополченцев и индейцев, тогда как общая численность англо-американских сил, предназначенных для действий на обоих этих направлениях, составляла 14 300 человек! В такой ситуации, как отметил Ф.Хамманг, летом 1711 г. «имелись все основания полагать, что через несколько месяцев французский режим в Канаде прекратит свое существование».[1225]
30 июля Уолкер отдал приказ поднимать паруса. Всего от острова Нантакет, где собиралась англо-американская армада, на север отправилось 18 военных кораблей и более 60 транспортных судов. Корпус Хилла был усилен четырьмя батальонами из Массачусетса, Нью-Гемпшира и Род-Айленда, которыми командовал Ветч, а также некоторым количеством индейцев; в результате его общая численность составила 7,5 тыс. бойцов (в экспедиции участвовало также около 4,5 тыс. моряков). 3 августа эскадра обогнула мыс Сабль и спустя десять дней вошла в залив Св. Лаврентия.
Однако здесь Уолкеру пришлось столкнуться с серьезными проблемами. Дело было в том, что навигация в этих местах всегда считалась очень опасной, в особенности для больших кораблей. Французами была разработана целая систему провода судов к Квебеку (кроме того, тяжелые линейные корабли и транспорты практически никогда не направлялись в Канаду).[1226] Уолкер слышал об этом, однако в Бостоне, как мы помним, ему не удалось найти опытных моряков, знакомых с условиями судоходства на реке Св. Лаврентия. Также безуспешной оказалась попытка английского адмирала подкупить упоминавшегося выше капитана Ля Ронда, находившегося в то время в Массачусетсе, которому Уолкер предлагал 100 тыс. ливров за то, чтобы тот привел английский флот к столице Новой Франции.[1227] Правда, в распоряжение Уолкера были предоставлены документы, относящиеся к экспедиции 1690 г., однако они ему мало помогли, так как Фипс руководствовался в своих действиях больше интуицией, чем знаниями, и его флот смог достичь Квебека, в основном, благодаря счастливому стечению обстоятельств.
В результате Уолкеру пришлось вести свою армаду фактически «на ощупь» в туманном и изобилующем многочисленными течениями и отмелями заливе Св. Лаврентия. Оставив самые крупные 80-пушечные корабли в арьергарде и перенеся свой штандарт на 70-пушечный «Эдгар», адмирал 18 августа начал двигаться к устью реки. Неожиданно налетевший шторм отогнал английскую эскадру к восточной оконечности острова Антикости, но 20 августа Уолкер продолжил движение вперед. В сильном тумане его корабли сбились с курса и вечером 23 августа сильным порывом ветра были брошены на скалы у Иль-оз'Ё (Яичных островов), расположенных у левого (северного) берега эстуария реки Св. Лаврентия. Семь больших транспортов с солдатами и одно судно с продовольствием разбились. Из находившихся на них на 1390 человек, погибло около 900. Два дня Уолкер оставался на месте катастрофы, подбирая тех, кому удалось добраться до берега.
25 августа состоялся военный совет, на котором армейские офицеры высказались за продолжение операции, упирая на то, что и после кораблекрушения в распоряжении англичан все равно оставались огромные силы. Однако Уолкер, посовещавшись с капитанами и штурманами эскадры, на которых произошедшая катастрофа, очевидно, произвела более сильное впечатление, и которые явно не хотели брать на себя ответственность за возможные новые инциденты, дал приказ отходить к Кейп-Бретону.[1228]
В гавани Порт-Сидни, куда пришли английские корабли, был созван еще один военный совет, на котором обсуждался вопрос о том, стоит ли предпринимать нападение на Плезанс, захват которого мог хотя бы частично компенсировать неудачу на главном направлении. Однако, опасаясь непогоды, приближающихся осенних холодов, того, что у него может не хватить продовольствия на обратную дорогу, а главное — новых катастроф, Уолкер, который ко всему прочему усматривал в инциденте у Иль-оз'Ё жест Провидения, после некоторых колебаний решил возвращаться в Англию. Хилл поддержал его, поскольку не хотел зимовать в Новой Англии и стремился поскорее вернуться ко двору.[1229]
Однако злоключения английской армады на этом не закончились. На обратном пути она еще раз попала в сильнейший шторм, а уже в Англии, в Спитхеде, по непонятным причинам взорвался и затонул «Эдгар», флагман Уолкера. В этой катастрофе также погибло несколько сот человек, и именно тогда были уничтожены все бумаги Уолкера.
