ГЛАВА XIV. Эразм Предтеча 1469–1517
I. ВОСПИТАНИЕ ГУМАНИСТА
Величайший из гуманистов родился в Роттердаме или его окрестностях в 1466 или 1469 году, второй и естественный сын Герарда, клерка мелкого ордена, и Маргарет, овдовевшей дочери лекаря. По всей видимости, отец стал священником вскоре после этой контры. Неизвестно, как мальчик получил ласковое имя Дезидерий Эразм, что означает «желанный возлюбленный». Первые учителя научили его читать и писать по-голландски, но когда он отправился учиться к Братьям общей жизни в Девентере, его оштрафовали за то, что он говорил на родном языке; там латынь была pièce de résistance, и благочестие было столь же строгим, как и дисциплина. Тем не менее братья поощряли изучение отдельных языческих классиков, и в Девентере Эразм начал овладевать латинским языком и литературой.
Около 1484 года умерли оба его родителя. Отец оставил двум сыновьям скромное состояние, но их опекуны забрали большую его часть и склонили юношей к монашеской карьере, как не требующей никакого наследства. Они протестовали, желая поступить в университет; в конце концов их уговорили — Эразма, как нам говорят, обещанием доступа к множеству книг. Старший сын смирился со своей участью и стал (по словам Эразма) strenuus compotor nec scortator ignavus — «могучим вершителем судеб и подлым блудником».1 Дезидерий принял обеты августинского каноника в приорстве Эммаус в Стейне. Он изо всех сил старался полюбить монашескую жизнь, даже написал эссе De contemptu mundi, чтобы убедить себя в том, что монастырь — это как раз то место, которое нужно для жадного духом и тошнотворного желудка. Но желудок жаловался на посты и ворочался при запахе рыбы; обет послушания оказался еще более тягостным, чем обет целомудрия; и, пожалуй, в монастырской библиотеке не хватало классиков. Любезный настоятель сжалился над ним и отдал его в качестве секретаря Генриху Бергенскому, епископу Камбрэ. Теперь (1492) Эразм принял рукоположение в священники.
Но где бы он ни был, одна нога у него была в другом месте.2 Он завидовал молодым людям, которые после местной школы поступали в университеты. Париж источал аромат образованности и похоти, который мог опьянить острые чувства на большом расстоянии. После нескольких лет полезной службы Дезидерий уговорил епископа отправить его в Парижский университет, вооружив деньгами, которых хватало только на то, чтобы выжить. Он с нетерпением слушал лекции, но не посещал библиотеки. Он посещал спектакли и вечеринки, а также иногда исследовал женские прелести;3 В одном из своих коллоквиумов он замечает, что самый приятный способ изучения французского языка — это общение с девушками радости. 4 Однако самой сильной его страстью была литература, музыкальная магия слов, открывающая дверь в мир воображения и восторга. Он выучил греческий; со временем Афины Платона и Еврипида, Зенона и Эпикура стали ему так же знакомы, как Рим Цицерона, Горация и Сенеки; оба города были для него почти так же реальны, как левый берег Сены. Сенека казался ему таким же хорошим христианином, как Святой Павел, и гораздо лучшим стилистом (в этом вопросе, возможно, его вкус был не совсем правильным). Свободно блуждая по столетиям, он открыл для себя Лоренцо Валлу, неаполитанского Вольтера; он наслаждался элегантной латынью и безрассудной смелостью, с которой Валла поносил подделку «Доноса Константина», отмечал серьезные ошибки в Вульгате и спорил о том, не может ли эпикурейство быть самым мудрым modus vivendi; сам Эразм позже поразит теологов и успокоит некоторых кардиналов, попытавшись примирить Эпикура и Христа.5 Отголоски Дунса Скота и Оккама все еще звучали в Париже; номинализм был на подъеме и угрожал таким основным доктринам, как транссубстанция и Троица. Эти эскапады мысли нанесли урон ортодоксальности молодого священника, оставив в
