в основном приверженцы приходили к ним со стороны: демократов поддерживали рабочие, возмущенные упадком престижа ремесленных специальностей и зависимостью от наемного труда; иммигранты-католики, находившиеся в самом низу социальной и профессиональной лестницы и затаившие обиду за попытки протестантов-янки изменить их привычку к выпивке и заставить их детей посещать государственные школы; сторонники президентов Джефферсона и Джексона, с подозрением относившиеся к банкам, корпорациям и другим институтам, сосредотачивавшим у себя материальные ценности, что угрожало республиканским свободам; мелкие фермеры внутренних или удаленных районов, не переносившие городских щеголей, торговцев, банкиров, янки и всех тех, кто мог помешать им жить как заблагорассудится [46].
По причине непоследовательности американской политической жизни подобные обобщения нужно делать со множеством оговорок. Несмотря на всю свою маргинальность, микроскопическое число чернокожих, проживавших в той полудюжине северных штатов, где они имели право голоса, формировали стойкий электорат вигов. Весь декларируемый Демократической партией эгалитаризм адресовался только белому населению. Ее приверженность сохранению рабства и расизму оставалась неприкрытой как на Юге, так и на Севере, тогда как идеология вигов частично вышла из того же евангельского реформизма, что породил аболиционистское движение. На другом конце социальной иерархии находились лидеры демократов в Нью-Йорке, среди которых было много банкиров и торговцев, не разделявших с ютившимся в трущобах ирландско-американским простонародьем ничего, кроме общей партийной привязанности. Следовательно, обобщения предыдущего абзаца указывают на тенденцию, отнюдь не являвшуюся аксиомой.
Эта тенденция была, наверное, более выражена в старых штатах Северо-Запада: Огайо, Индиане и Иллинойсе. Большинство тамошних первопоселенцев были выходцами с Верхнего Юга и из Пенсильвании. Они населяли южную часть региона, выращивали кукурузу, разводили свиней и гнали виски, продавая незначительные излишки на рынках, образовавшихся на речной сети Огайо — Миссисипи. Их называли «конскими каштанами», «верзилами», «простофилями», они носили домотканую одежду, прокрашенную маслом грецкого или серого ореха, и от этого получили еще одно прозвище — «серые». Они оставались сельскими жителями, симпатизировали южанам, отстаивали местные интересы, враждебно относились к «янки» — выходцам из Новой Англии, заселившим северные районы этих штатов после введения в эксплуатацию канала Эри в 1825 году. Янки занялись выращиванием пшеницы, разведением овец и рогатого скота, а также производством молока, налаживая связи с рынками восточной части страны благодаря все расширяющейся после 1850 года железнодорожной сети. Железные дороги, стремительно множащиеся банки, промышленные предприятия, крупные и мелкие города, где всем владели или заправляли «янки», обусловили более быстрый рост этой части штатов, чем районов, заселенные «серыми». Количественный анализ социально-экономического и культурного разнообразия в Иллинойсе в 1850 году показал, что на территориях, заселенных янки, упор делался на производство пшеницы, сыра и шерсти, принимались во внимание стоимость продукции, получаемой с акра, процент мелиорированных земель и стоимость сельскохозяйственного оборудования, отмечалось положительное отношение к банкам, урбанизация, рост населения, школ, грамотности, действовали конгрегационалистская и пресвитерианская церкви, общества борьбы с пьянством и рабовладением. Регионы, где проживали «серые», характеризовались производством кукурузы, сладкого картофеля и виски; население к банкам и чернокожим относилось враждебно, было малограмотным, а господствовала там баптистская церковь. Не приходится и говорить о том, что «серые» районы в подавляющем большинстве голосовали за демократов, тогда как округа, где жили янки, — за вигов, а после 1854 года — за республиканцев [47].
Другим электоратом Демократической партии были подлинные аутсайдеры — иммигранты. В первые сорок лет существования республики приток иммигрантов был слаб. Даже в 1820-е годы он в среднем не превышал 13 тысяч человек в год. Однако уже в следующем десятилетии иммиграция выросла вчетверо. Избыток населения по отношению к ограниченным ресурсам в Великобритании, Ирландии и западных землях Германии буквально выдавливал тысячи людей, заполнявших корабли и плывших в Новый Свет за длинным долларом или дешевыми землями. Несмотря на экономический кризис, в начале 1840-х годов ежегодный приток иммигрантов в страну даже вырос на 40 % по сравнению с бумом иммиграции десятилетием ранее. Выход из депрессии в Соединенных Штатах совпал с заболеванием картофеля в Ирландии и политическими волнениями в континентальной Европе, связанными с революциями 1848 года. Такие обстоятельства привели к въезду трех миллионов иммигрантов, пересекших Атлантику с 1845 по 1855 год. В пропорциональном исчислении это был пик притока иностранцев во всей истории Америки.
До 1840 года три четверти иммигрантов были протестантами и прибывали главным образом из Великобритании. Половина из них, выходя на рынок труда, становилась квалифицированными рабочими или конторскими служащими, а еще треть — фермерами. Но иммиграция в течение двух последующих десятилетий выросла в шесть раз, поэтому конфессиональный и профессиональный состав иммигрантов кардинально менялся. Из новой волны иммигрантов две трети были католиками из Ирландии и немецких земель, и если количество фермеров (преимущественно, немцев) выросло, то процент прочих упомянутых категорий резко снизился [48].
Бедность, религия и культурное отчуждение делали ирландцев аутсайдерами втройне. В 1830—1840-х годах в некоторых северовосточных городах проходили антикатолические и этнические бунты. Самый кровопролитный из них вспыхнул в Филадельфии в 1844 году, когда произошли трехсторонние столкновения между протестантами, католиками-ирландцами и гражданским ополчением. На поле боя осталось по меньшей мере шестнадцать трупов, многие были ранены; две церкви и десятки других зданий были разрушены. Во многих городах открывались отделения «нативистских» групп, требовавших увеличить период натурализации для иммигрантов перед получением ими гражданских и избирательных прав и ужесточить правила занятия государственных должностей приезжими. Этим группам удалось сделать своего кандидата мэром Нью-Йорка, а также избрать трех конгрессменов от Филадельфии. Такой нативизм на деле был больше направлен против католиков, нежели иммигрантов, так как протестантские иммигранты (особенно из северной части Ирландии) были в рядах наиболее воинствующих «нативистов». Хотя это движение в основном привлекало активистов из среднего класса, к нему присоединялись и квалифицированные рабочие-протестанты. Их этническая вражда с такими же, как они сами, рабочими внесла большую лепту в провал джексоновских мечтаний о рабочей солидарности. Однако именно вследствие провигской направленности нативизма католические иммигранты еще теснее сплотились вокруг Демократической партии. Разрушительная сила политического нативизма проявится еще сильнее в 1850-е годы, когда он повлияет на распад двухпартийной системы перед Гражданской войной [49].
Видоизменение экономики оказало противоречивое влияние и еще на одну группу политических аутсайдеров — женщин. Перенос рабочего процесса из дома в мастерскую или на фабрику поменял функции многих семейств: вместо единицы производства на первый план вышла единица потребления. Такое же, хотя и менее выраженное, действие оказало на семьи фермеров переориентирование сельского хозяйства с собственных нужд на потребности рынка. Эти сдвиги превратили большинство свободных женщин из производителей в потребителей, изменив, таким образом, их основную роль в экономике (рабыни, естественно, продолжали работать в поле, как и всегда). Вместо того чтобы прясть,
