в области религии были отменены. Христиане ненавидели Юлиана, и эта ненависть во многом передалась последующим поколениям, даже более поздние историки часто изображали императора в черном цвете. А все уменьшавшиеся в количестве, но все еще существующие сторонники язычества видели в Юлиане одного из своих героев.
Это представление было явно заимствовано у этрусков.
Не только римляне, но и многие другие народы, включая греков, боялись и почитали подземных богов, но не имели особого их культа, не строили храмы в их честь, не посвящали им алтари.
Белый цвет был цветом небесных богов, а черный — подземных.
Позже римляне отождествили фурий с греческими эриниями, которые тоже были богинями мщения, а Фурину — с Мегерой. Эти греческие божества тоже жили в загробном царстве.
Однако и после обожествления император занимал в римском пантеоне, т. е. мире богов, особое место. Он все же становился не богом (deus), а божественным (divus). Это не мешало поклонению ему, строительству храмов и алтарей, принесению жертв. Но римляне чувствовали, что приравнивать бывшего смертного человека к бессмертным богам нельзя. Само слово «божественный» становилось частью личного имени покойного императора.
Возможно, что культ Аполлона римляне сначала заимствовали не у греков, а у этрусков, у которых существовал бог Аплу, и только позже восприняли его как греческого Аполлона.
Ma была очень древней богиней, ее почитали еще хетты, обитавшие в Малой Азии во II тысячелетии до н. э. Когда могущественная Хеттская держава рухнула и многие хеттские божества были забыты, культ Ma сохранился и был воспринят другими народами, живущими в Малой Азии. У них этот культ заимствовали и римляне.
Некоторые историки нового времени называли Митру «соперником Христа». И в этом был определенный смысл. Долгое время римляне противопоставляли культ Митры все более наступающему христианству. Эти две религии — митраизм и христианство — имели некоторые общие черты, и круги их поклонников были довольно близкими. Но в конечном итоге митраизм был вытеснен христианством.
Само это слово обозначает людей, которые с самого начала (ab origine) жили на данной территории.
Миф о переселении Сатурна в Италию возник, по-видимому, под греческим влиянием. Греки рассказывали, что Зевс, свергший своего отца Крона, низверг его в Тартар, подземный мир, находившийся еще ниже царства Аида, царства смерти. Но одновременно это царство располагалось и на далеком Западе, может быть, даже’за Океаном, обтекающим землю. Так что вполне возможно, что вариантом сказания о низвержении в Тартар могло быть представление о выселении свергнутого повелителя за море на запад. На западе от Греции за морем располагалась Италия, и греки долго ничего не знали о еще более западных странах. Этот вариант мифа мог совпасть с италийским и римским рассказом о Сатурне, что и привело к появлению известного нам мифа о бегстве Сатурна в Италию.
Таким образом, Сатурн выступает не только как бог, но и как «культурный герой», т. е. такой персонаж мифологии, которому приписывается обучение людей тем или иным достижениям цивилизации.
В превращении Фавна из бога в древнейшего царя аборигенов видно стремление римских писателей как-то рационализировать древнейшие мифы. Это не означает, что Фавна перестали почитать как бога. Римляне сами не очень, видимо, отличали Фавна-бога от Фавна-царя.
Римский алфавит действительно возник на основе греческого, но, разумеется, много позже, чем время правления мифического Эвандра.
Сказание о победе Геркулеса над Каком и установлении его культа в Лации — местное. Но когда римляне восприняли у греков рассказы о подвигах Геракла, они связали свой рассказ с повествованием об одном из подвигов героя. Само же сказание о пребывании Геракла в Италии было известно уже греческому поэту Стесихору в VII–VI вв. до н. э.
Вставка в тот рассказ имени Рекарана вместо Геркулеса указывает, по-видимому, на еще один вариант сказания о диком разбойнике и воре Каке, и этот вариант практически не имеет отношения к греческой мифологии вообще.
Троянская война являлась важной вехой в истории Греции. И греки всю свою историю делили на две основные эпохи — до этой войны и после нее. Когда у других народов возникло стремление вписать свою историю в общесредиземноморскую и определить свое место в ней, они тоже восприняли Троянскую войну как важнейшее событие, с которым стали связывать те или иные события своего прошлого. Так произошло и с Римом. Греки, жившие в Италии, конечно, хорошо знали рассказы об этих событиях и поэмы Гомера. Самая древняя из всех известных до сих пор греческих надписей на Западе являлась цитатой из гомеровской поэмы «Илиада». Контакты римлян с италийскими греками возникли довольно рано, и римляне тоже могли узнать от них об этой войне и ее героях. Чтобы отстоять свою самобытность, римлянам важно было даже мысленно не слиться с греками, и поэтому в их сознании укрепилась мысль о связях с врагами греков — троянцами. Идея происхождения части своих предков из Трои возникла в Риме довольно рано. Уже в III в. до н. э. некоторые греки, чтобы добиться расположения римского правительства, подчеркивали, что они не участвовали в войне против Трои. И уже в это время легенда об Энее стала важным оружием Рима в его политике по отношению и к Карфагену, и к Греции, и к государствам Восточного Средиземноморья.
Этот рассказ в значительной степени был передан греческим поэтом в гимне, приписываемом Гомеру, хотя и созданным явно позже, приблизительно в VII в. до н. э. Римляне восприняли рассказ как одно из начал их истории и органически включили его в свое историописание и свою мифологию.
Представление о враждебности к Энею Юноны (Геры), несомненно, заимствовано от греков. В греческой поэзии, в том числе в Гомеровских поэмах, Гера выступает горячей сторонницей греков и решительной противницей троянцев, в отличие от Афродиты (Венеры), которая выступала на стороне троянцев.
