з братом своим з Девлет-Киреем царем в братстве и дружбе хотим быти». В ответной грамоте указал, что если будет заключен мир, он может «Асторохани поступитись» [626].
Государь снарядил посольства в Крым и Турцию. Выражал готовность на очень большие уступки. Соглашался уйти с Кавказа, приказал срыть Терский городок, раздражавший турок, — все равно почти все местные князья перекинулись на сторону Девлет Гирея, удерживать крепость было трудно. Иван Васильевич соглашался платить «поминки» хану, даже отдать Астрахань. Впрочем, надеялся схитрить. Писал своему постоянному представителю в Крыму Афанасию Нагому — при переговорах надо постараться выторговать, чтобы астраханского хана утверждали совместно крымцы и Москва.
На татарский набег ответили казаки. Запорожцы во главе с Ружинским «впали за Перекоп», погромили улусы. А волжские казаки отплатили за измену ногайцам, совершили рейд на их столицу Сарайчик и сожгли его. Но эти удары не шли в сравнение с ущербом России. В Москве только сбор трупов занял больше месяца, до 20 июля. Восстановлением столицы царь руководил лично. Запретил строить дома за пределами стен, а внутри — возводить высокие деревянные строения, которые легко поджечь стрелами. Всех уцелевших жителей перевел в Китай-город. Но все равно в городе оставалось много пустого места. Москву заселяли заново, переводили купцов и ремесленников из других городов.
Требовалось как-то сглаживать впечатление от катастрофы и за рубежом. Для этого понадобился даже «фиктивный изменник». Нет, не в качестве козла отпущения, а для поддержки престижа страны. Чтобы соседи не сочли Россию окончательно ослабевшей, если татары сумели с налету уничтожить столицу. Таким «изменником» стал Мстиславский. Настоящая его вина состояла лишь в том, что он промедлил с докладом царю и не хоронил людей, «крестьянство многое множество погребению не сподобилося». Но он признался, что навел хана на Москву, и «моею изменою и моих товарищев крестьянская кровь многая пролита» [626]. Очевидно, это было сделано по договоренности с Иваном Грозным. Потому что за подобную вину Мстиславский понес очень легкое наказание, кратковременную опалу. А потом по ходатайству митрополита князь был прощен, продолжал заседать в Боярской думе, был назначен наместником в Новгород.
С подлинными виновниками государь обошелся куда суровее. Михаил Темрюкович, Темкин-Ростовский и Василий Яковлев, провалившие разведку и обманувшие царя, были казнены. Между прочим, покарали их строго по закону. Как уже отмечалось, в феврале Боярская дума приняла «Приговор о станичной и сторожевой службе», а в нем за неисполнение служебных обязанностей в разведке, повлекшее тяжкие последствия, полагалась смертная казнь: «А не быв на сакме и не сметив людей и не доведався допрямо, на которые места воинские люди пойдут, станичникам и сторожем с ложными вестями не ездити… А которые сторожи, не дожидаясь себе отмены, со сторожи съедут, а в те поры государевым украинам от воинских людей учинится война, и тем сторожем от Государя, Царя и Великаго князя быть казненным смертию» [627].
Впрочем, Темкин-Ростовский и Михаил Темрюкович заслужили казнь по совокупности преступлений. Уже открывались безобразия, которые они натворили в опричнине, и перед смертью Темкину пришлось отдать свои вотчины в виде компенсации отцу убитого им невиновного человека [628]. Следствие о злоупотреблениях в опричнине в это время продолжалось, но бедствие внесло в него коррективы — погибли или жалобщики, или виновные, или те и другие. Штаден писал, что если бы не пожар Москвы, «земские получили бы много денег и добра» по своим челобитным на обидчиков [629].
Государь строго расследовал и другую катастрофу, в Ливонии. Воевод Ивана Яковлева и Лыкова, погубивших русские полки под Ревелем, он осудил на смерть. Командир опричного отряда Воронцов, вместе с ними занимавшийся грабежами, был пострижен в монахи.
Приходилось заново мобилизовывать и всю систему обороны на юге. Летели приказы об укреплении городов, усиливались гарнизоны, проверялась сторожевая служба и разведка. Только поздней осенью Иван Васильевич смог вернуться к семейным делам, прерванным вторжением Девлет Гирея. Марфа Собакина с июня по октябрь провела в Александровской Слободе в статусе царской невесты. Но Ивана Васильевича ждал новый удар. Марфа была абсолютно здоровой, перед смотринами всех кандидаток проверяли врачи. А после смотрин ее уже оберегали, охраняли царские слуги. Но как только определились с датой бракосочетания, здоровье девушки стало вдруг ухудшаться.
Иван Грозный мало знал свою невесту, но Марфа ему нравилась, царь ее искренне жалел. Понадеялся, что она поправится, что скажется благотворным образом Таинство венчания. Оно состоялось 28 октября. Нет, все надежды и усилия спасти ее оказались тщетными. 13 ноября, через две недели после свадьбы, молодая царица умерла. И опять налицо были признаки отравления. Это было официально признано решением Освященного Собора в 1572 г.: «Ей отраву злую учиниша» [630]. Нет, кому-то очень не хотелось, чтобы Иван Грозный создал семью, умножил потомство, чтобы укреплялась династия. И эти неведомые враги учитывали — брак у царя третий. А четвертого Церковь не дозволяла. Но виновных на этот раз, судя по всему, не нашли. Документальных, подтвержденных данных, что кто-либо был наказан — нет.
А саму трагедию стала быстро заслонять гроза, надвигающаяся на всю Россию. В Турции русских дипломатов встретили грубо и заносчиво. Уступки, предлагаемые царем, считали уже недостаточными. Узнав о сожжении Москвы, Селим Пьяница возбудился воевать. На мир он соглашался лишь в том случае, если Иван Васильевич отдаст ему Казань и Астрахань, а сам станет «подручным нашего высокого порога», перейдет «под начало да в береженье к султану» [631]. В Крыму были настроены еще более решительно. Зачем брать у царя какие-то уступки, если можно взять все? Прошлый поход показал, как легко громить Русь. Остается только добить ее! Девлет Гирей повелел воинам «не расседлывать коней». Очередной крымский гонец к Ивану Васильевичу Ян Магмет давно уже был русским агентом. Привез от хана ультиматум отдать Казань и Астрахань, но по секрету предупредил — если даже государь согласится, то хана «не утешит же», «а ведь государь басурманский хотя и правду даст, а князь великий ему Казань и Асторохань даст», война все равно будет [632].
Девлет Гирей заверил султана: с турецкой помощью он возьмет Москву, приведет Ивана Грозного и наследников пленными. Царевичи Мехмет Гирей и Адиль Гирей уже были назначены казанским и астраханским ханами, а сам Девлет Гирей собирался идти «в Москву на Царство». Даже заранее распределял между мурзами наместничества в русских городах [633]. Поход охотно спонсировали крымские купцы, особенно работорговцы, и за это получали от хана ярлыки на беспошлинную торговлю на Руси [634]. Селим Пьяница тоже увлекся, видел себя великим завоевателем. Стало известно, что он просит у Сигизмунда «одолжить» Киев —
