снова побывал на Оке, провел смотр полкам. Воротынскому он отдал лучшие отряды, все, что у него было, — опричников, московских стрельцов, 300 человек своей личной гвардии из иностранцев. Искали, кого бы собрать еще. Тысячу волжских казаков с пищалями снарядили за свой счет Строгановы. Правительство наняло и тысячу «казаков польских с пищальми». То есть, из отрядов, действовавших в Диком поле, — возможно, запорожцев. Но все равно воинов было очень мало. Оборону самой Москвы Иван Васильевич поручил князьям Юрию Токмакову и Тимофею Долгорукому, но у них воинов почти не было, вооружали жителей. Надежды отстоять столицу были разве что с Божьей помощью. Чудом.
Сам царь выехал в Новгород. Нет, он никогда не был трусом, бывал и в боях, и в эпицентре пожаров. Но требовалось даже в самом крайнем случае сохранить управление государством — а значит, и само государство. А кроме того, Иван Васильевич брал на себя другую важнейшую задачу. Нейтрализовать западных врагов России, чтобы они не ударили в спину. Он снова принялся блефовать. Изображал, будто у него имеются другие полки, сильные и многочисленные. Будто он готовится исполнить свою угрозу шведам, напасть на них после праздника Святой Троицы. Через воевод слал гневные письма наместникам Юхана, а потом и сам написал королю: где же его посольство? «Ты бить челом не прислал, а земли своей и людей тебе не жаль» [637].
И поверили! И шведы, и поляки! На полном серьезе считали, будто главные русские силы у царя на западе, готовятся к наступлению. А он снова морочил голову врагам. Объявлял, что так и быть, подождет от Троицы до Петрова дня, но после этого пускай пеняют на себя. Истинные настроения Ивана Васильевича показывает его духовная грамота, составленная этим летом в Новгороде. «Ждал, кто бы поскорбел со мною, и не было, утешающих не обрел…» Духовная грамота очень необычна. Здесь и подробнейшая исповедь царя перед Господом, и политическое завещание сыновьям — беречь Веру, Отечество, крепить Самодержавие. Иван Грозный допускал даже возможность, что его сыновьям не придется царствовать и они станут изгнанниками. Писал, что они должны всегда стоять заодно, не позволять стравливать себя. Собственной смерти государь не боялся, относился к ней по-православному. Он на самом деле готовился погибнуть. Но погибнуть он мог только на последнем рубеже обороны, исчерпав все возможности борьбы. Пока царь был жив — и Россия жила.
Да, это был один из самых критических моментов в истории нашей страны. Села на коней вся крымская орда, ногайцы. К хану пришли отряды кавказских горцев, ополчения турецких городов Азова, Очакова, Кафы, Темрюка, Тамани. Султан прислал 7 тыс. янычар, артиллерию. Великий визирь Мехмед Соколович отправил к Девлет Гирею многочисленных вассалов собственного двора. И поход был совершенно не похожим на прежние набеги татар. Раньше они приходили как грабители, не обременяя себя лишним имуществом. Теперь шли завоеватели. С огромными обозами, прислугой. Численность армии достигала 120 тыс. [638], а со слугами и обозными набиралось до 200 тыс.
А на дороге у этих полчищ стояли воины Воротынского. Разрядные записи сохранили точное их количество: «И всего во всех полках со всеми воеводами всяких людей 20.034, опричь Мишки с казаки» [639]. Опричь Мишки с казаки — потому что по призыву Ивана Грозного спасать Россию пришел казачий Дон с атаманом Михаилом Черкашиным. Правда, население на Дону было еще небольшим, отряд составлял 3–5 тыс. Но при такой численности армии это была весомая добавка великолепных, отборных бойцов. По планам, казакам предстояло на лодках прикрывать переправы Оки, а если хан будет отступать — нападать из засад, отбивая полон. Но ведь это «если». Силы были слишком неравными…
Массы врагов покрыли всю степь. Крестьяне прятались по лесам, спешили укрыться в крепостях, гарнизоны затворяли ворота. Но неприятели не отвлекались на пограничные города. Их целью была Москва. 27 июля они вышли к Оке у Серпухова. На противоположном берегу заняла позиции рать Воротынского, выставила батареи. Вдоль реки и в ее дно были вбиты ограждения из кольев, препятствие для конницы. Но Девлет-Гирей и его полководцы заблаговременно разведали здешние места и схитрили. Тоже выставили пушки, завязали перестрелку, будто готовятся форсировать Оку. А главные силы скрытно пошли вниз по реке и ночью стали переправляться через Сенькин брод. Сторожевой полк Ивана Шуйского, стоявший на здешнем участке, был опрокинут.
В этих сражениях особенно ярко проявил себя один из доверенных царя, Дмитрий Хворостинин. Он был из «захудалых» князей, занимал скромный пост второго воеводы Передового полка. Но он был опричным воеводой, что давало ему право на некоторую самостоятельность, да и в прежних баталиях он уже отличился, поэтому Воротынский использовал его в качестве помощника. Когда долетела весть о переправе татар, Хворостинин поскакал к месту боя. Узнал, что враг уже на левом берегу, и атаковал со своим полком. Но понял, что столкнулся уже не с отдельными отрядами, а с главными силами орды, и умело вывел воинов из-под удара.
Полк Правой руки Никиты Одоевского и Федора Шереметева пытался перехватить противника, выдвигаясь на рубеж реки Нары. Но даже не успел выйти на позицию, его с ходу отбросили. Войско Девлет Гирея обошло маленькую русскую армию и по Серпуховской дороге покатилось к Москве. Казалось, прошлогодняя история повторяется. Но во главе русских войск стояли другие военачальники. Они не стали наперегонки с противником мчаться к столице, а затеяли иную игру. Смертельно опасную, но сулившую единственный шанс на успех. Воротынский и его помощники решили оттянуть врага назад, на себя.
Хворостинин с конницей из Передового полка (около 4 тыс.) бросился в погоню. Налетел на арьергард, которым командовали крымские царевичи, сбил его и погромил обозы. Хан уже переправился через р. Пахру возле Подольска. Когда ему доложили о нападении на тылы, он остановился и дал сыновьям еще 12 тыс. всадников, изрубить дерзких русских. Но воеводы подготовили врагу ловушку. От Оки следом за татарами уже двинулся Воротынский с основными силами. Они встали «на Молодех у Воскресенья» — возле церкви Воскресения Христова в селе Молоди. Место было удобное, на холме, прикрытом речкой Рожайкой. Здесь поставили гуляй-город, передвижное укрепление из щитов на телегах, замаскировали его.
А Хворостинин со своим отрядом помчался от крымцев назад. Удирая по дороге, подвел разогнавшихся татар прямо под батареи и ружья гуляй-города. На броде через Рожайку, где дорога делает спуск и подъем, крымская конница затормозилась, скопление стало отличной целью, ее покосили огнем. И Девлет Гирей сделал именно то, ради чего предпринимались все усилия. Не дойдя до Москвы 40 верст, повернул обратно. Решил раздавить досаждающую
