Самым распространенным вопросом, которым задавались высшие офицеры в Сайгоне во время и после Новогоднего наступления было: почему на места их расквартирования не нападали диверсанты Вьетконга? Генералы и многие полковники жили по двое и по трое в разбросанных по всей столице домах. Если генерала Вест-морленда охраняло всего одно отделение, состоявшее из восьми американских военных полицейских, то остальные высшие офицеры в основном полагались на южновьетнамские “ночные патрули”, сомнамбулами бродившие возле их домов. С наступлением вечера 30 января, накануне нападения Вьетконга на Сайгон, все они и вовсе “растворились в тумане”. Небольшое подразделение диверсантов Вьетконга могло почти без потерь захватить или уничтожить всю находившуюся в столице командную верхушку, в том числе и самого Вестморленда. Не говоря уже о том, что эта акция оказалась бы чрезвычайно важной в пропагандистском плане, в результате ее проведения работа штаба КОВПЮВ была бы на какое-то время буквально парализована.
Интересно, что позднее американской разведке удалось установить, что террористические группы Вьетконга не только владели информацией относительно мест проживания генералитета, но и знали, как его “охраняли”. Было ли это проявлением джентльменства профессионального военного, не желающего опускаться до методов бандитов? Или же Зиап опасался возмездия со стороны президента Джонсона и американского народа за столь низкую акцию? Никто точно не знает, почему Зиап не пошел на подобный шаг. Так или иначе, что бы ни заставило его так поступить, американские генералы благодарны противнику за его благородство или осторожность.
Новогоднее наступление привело в замешательство общественность Соединенных Штатов. Одной из причин резкого крена в сторону пораженчества стал фактор внезапности. В течение многих месяцев американский народ, с подачи таких видных фигур, как президент Джонсон, посол Банкер и генерал Вестморленд, пребывал в убеждении, что США выигрывают войну во Вьетнаме и что они медленно, но верно продвигаются к “свету в конце тоннеля”. (Кстати, генерал Вестморленд несколько раз заявлял о том, что фразу эту произнес лишь однажды, причем в общении с генералом Абрамсом. При этом добавлял, что поставил слова “свет в конце тоннеля” в кавычки, поскольку выражение принадлежало не ему, а послу Генри Кэботу Лоджу.) Между прочим, заявления о том, что мы побеждали в войне, соответствовали действительности. В конце 1967-го так дело и обстояло – союзники выигрывали, а коммунисты проигрывали.
СМИ, в том числе и электронные, сделали немало для создания радужной ауры американского триумфа. В 1973-м Эдвард Дж. Эпстейн говорил буквально следующее: “…когда просматриваешь новостные ролики того времени (1967 г.), создается стойкое ощущение: американцы идут от успеха к успеху, а противник – от поражения к поражению”‹7›. Уолтер Кронкайт выразил настроение, воцарившееся в обществе после начала Новогоднего наступления, воскликнув: “Да что, черт возьми, происходит? Я думал, мы побеждаем”‹8›.
Оптимизм превалировал, несмотря на то что в декабре 1967 года в верхних эшелонах власти знали и предупреждали о готовящемся крупном наступлении противника. 18 декабря 1967-го председатель ОКНШ генерал Уилер в речи в Экономическом клубе в Детройте предостерегал: “…впереди нас ждут еще тяжелые бои. Не исключена возможность попытки вражеского удара, вроде того, который немцы нанесли в сражении на Выступе во время Второй мировой войны”. СМИ, а соответственно и американский народ оставили слова Уилера без внимания. 20 декабря генерал Вестморленд отправил из Сайгона в Вашингтон сообщение, в котором прогнозировал “…значительный, возможно, максимальный рост активности неприятеля в масштабах всей страны в самом ближайшем будущем”‹9›. Предупреждение прочитали в Пентагоне и в Белом доме, но дальше информация не пошла.
Наконец, 23 декабря 1967 года президент Джонсон, прибывший в Австралию на похороны премьер-министра этой страны Холта, произнес во время закрытого заседания перед членами австралийского кабинета министров: “У нас впереди немало черных дней”, – и добавил, что он “ожидает в предстоящие недели со стороны северовьетнамцев применения тактики "камикадзе"”‹10›. “Пророчество” также не было доведено до сведения американцев, поскольку, хотя прогноз Вестморленда Джонсон воспринял вполне серьезно, он не сделал ничего, чтобы довести эти слова до сведения народа США. Напротив, в своем президентском послании, направленном в парламент 17 января 1968 года, он отделался от вьетнамской темы банальной говорильней о возможности переговоров. Джонсон сам признавал позднее, что с его стороны было крупной ошибкой не упомянуть в докладе о наступлении, готовившемся противником во Вьетнаме.
Итак, Новогоднее наступление стало шоком для американского народа, ничего не подозревавшего о замыслах коммунистов во Вьетнаме. Военные специалисты и историки уже в течение многих веков знали, что внезапный удар во фланг или в тыл неприятельской армии приводит к шоку, а подчас и к панике. Такие атаки не только смешивают карты противника, они еще становятся причиной психологического расстройства‹11›. Вот именно такое психологическое расстройство поразило общественность США, их СМИ и, наконец, правящую элиту. Хуже всего, что психическая травма сопровождалась двумя автономными, но в месте с тем связанными негативными факторами – тем, что СМИ преподнесли наступление коммунистов как поражение американцев, и тем, что в такой критический момент Линдон Джонсон не справился с ролью лидера нации.
В первую очередь следует отметить полную несостоятельность масс-медиа. Газетчики и репортеры новостных передач с самого начала событий твердили, что наступление коммунистов стало катастрофой для американцев (и южных вьетнамцев). История не знает худшего примера, когда бы столь же верными оказались слова “перо сильнее, чем меч”. Только теперь к “перу” следует прибавить еще и “голубой экран”. Неправильное освещение СМИ событий Новогоднего наступления стало предметом обсуждения лишь сравнительно недавно. Питер Брэструп пишет: “Редко современной кризисной журналистике случалось так крупно промахнуться в отражении реальных событий. Фактически все, что говорилось, показывалось и писалось в США о событиях (начала 1968 г.) во Вьетнаме, представлялось публике как серьезное поражение союзников. Историки же, напротив, пришли к заключению, что Новогоднее наступление стало крупнейшим военно-политическим промахом Ханоя на Юге. Нельзя счесть триумфом американской журналистики то, что она разрисовала провал одной стороны как поражение другой”‹12›. В 1978-м во время выступления на телепрограмме “Огневой рубеж” (ведущий Уильям Бакли) Брэструп сказал откровенно: “…в сравнении с другими событиями войны Новогоднее наступление СМИ освещали очень неудачно”‹13›. Дэвид Калберт, профессор истории из Университета штата Луизианы, потративший три года на изучение материалов СМИ, относящихся к Новогоднему наступлению, порицает журналистов за то, что они изобразили “постигшую северных вьетнамцев военную и политическую катастрофу как их сокрушительную победу, чем очень помогли (противнику) одержать психологическую победу в самих Соединенных Штатах”‹14›.
Брэструп объясняет причину, способствовавшую искажению событий, привычкой работников СМИ подменять факты “аналитическими выкладками”, которые он называет “поспешной реакцией плохо информированных людей” и “серьезной нехваткой у журналистов самодисциплины”‹15›. В общем-то сказанное Брэструпом позволяет прийти к выводу, что репортеры кроили свои передачи из наполовину придуманных “фактов” за неимением подлинных. В итоге, как считает Брэструп, у сотрудников СМИ сложился устойчивый стереотип, что “Новогоднее наступление являлось катастрофой не только для "видимых на поверхности" 10 процентов населения Южного Вьетнама, оказавшихся вольными или невольными участниками боев в городах, но что оно привело или едва не привело к краху союзные армии, программу умиротворения и правительство Тхиеу”‹16›.
Газеты шокировали американский народ, телевидение же нанесло сокрушительный удар по моральному состоянию граждан и вызвало в них стремление отказаться от поддержки военного курса. Генерал Максвелл Тейлор пишет: “В том, что касается формирования взгляда людей на события Новогоднего наступления, доминирующая роль принадлежала ТВ. Вид горящих сайгонских зданий на экранах телевизоров, раздающийся из динамиков мрачный голос диктора, сообщающего о разрушениях в столице Южного Вьетнама, неминуемо создавали впечатление, что то же самое происходит во всем городе или в большей его части. Тенденция человека к обобщению и склонность принимать частности за целое стали после Новогоднего наступления 1968 г. определяющими факторами, способствовавшими созданию в США искаженного мнения о событиях, происходивших в Южном Вьетнаме”‹17›.
