Ознакомительная версия.
Энергичные действия русских заставили японцев спешно подтянуть ко второму форту свои резервы и поторопиться со взрывом мины под передним бруствером.
Одновременно они установили горную пушку при входе в контрэскарпную галерею.
Блохин не сразу заметил ее и кинулся к своей пушке как раз в тот момент, когда грянул первый японский выстрел. К счастью, снаряд пролетел выше, не задев никого из орудийной прислуги.
Началась своеобразная подземная артиллерийская дуэль. В сумраке галереи то и дело вспыхивали зарницы. Грохотали выстрелы, со страшным визгом летели гранаты и шрапнели. Стрелки распластались на полу, предоставив Блохину действовать в одиночку. После нескольких выстрелов вражеская пушка замолчала.
Как только с ней было покончено, Блохин вернулся в тыловую казарму.
Стрелки и матросы встревоженно говорили о странном поведении японцев: они приостановили все работы в переднем рву и отвели своих солдат в тыл.
- Должно быть, хочет взорвать мину, а затем кинуться на штурм, - решили стрелки.
Кванц приказал убрать всех часовых от брустверов к ретраншементу, сложенному из мешков около тыловой казармы. Гарнизон форта разобрал винтовки и был готов ежеминутно броситься на отражение штурма.
Начался длительный обстрел форта и подступов к нему из орудий всех калибров. Ливень снарядов обрушился на укрепление. Страшные взрывы уничтожали буквально все далеко вокруг. Малочисленный гарнизон, сокращенный Фоком почти вдвое, быстро таял. Телефонная связь со штабом Горбатовского была нарушена, и форт был предоставлен собственным силам.
Днем, в половине второго, над передним бруствером взметнулось огромное черное, с серым отливом облако дыма и раздался оглушительный взрыв. За ним последовал второй и третий. Полуразрушенные казематы, казармы стали обваливаться. Ужас и смятение охватили гарнизон. Выбежав из казармы, солдаты увидели перед собой штурмовую колонну японцев, которая проникла в форт через огромную воронку, образованную взрывом в переднем бруствере. На тесном пространстве внутреннего дворика завязалась рукопашная схватка. К японцам подходили все новые и новые подкрепления, и русские были принуждены отступить к самой казарме.
На помощь атакованному форту пришли соседние крепостные батареи. Они открыли жесточайший огонь по всем подступам к форту со стороны японцев, отрезав штурмующих от их тыла. Это дало возможность гарнизону форта оправиться и предпринять энергичную контратаку. Забросав японцев бомбочками, остатки стрелков и матросов бросились в штыки. Враг был уничтожен.
Выставив часовых, солдаты и матросы собрались в казарме. Уцелело не больше пятидесяти человек.
- Что же нам, братцы, дальше делать? - спросил кто-то из матросов.
- Вестимо что - миром держаться, - ответил один из бородачей стрелков. До темноты подождем, а там пришлют подмогу.
Как только произошел взрыв на втором форту, Горбатовский по телефону сообщил об этом Фоку. Генерал не замедлил прибыть в штаб Восточного фронта.
- Второму форту необходимо срочно послать подкрепление, - докладывал Горбатовский. - У меня есть сводная рота с "Победы" и "Полтавы".
- Пока они дойдут до места, большая часть из них будет убита или ранена.
Нельзя же зря проливать матросскую кровушку, как это любил делать покойный Кондратенко! Надо немного подождать. - Но японцы-то не ждут! Они беспрерывно атакуют форт, - продолжал настаивать Горбатовский.
- Пусть еще подержатся, а не выдержат - значит, пора очищать форт. Он дорого обошелся нам за пять, месяцев обороны.
- Японцы потеряли под ним в десять раз больше, - возразил Степанов.
- Тем более, значит, форт сыграл свою роль.
Перед наступлением темноты часть моряков все же была послана, но их рассеяли огнем осадные батареи, прежде чем моряки успели дойти.
- Я же говорил, что так будет, - торжествовал Фок.
В дело вступили свежие части японцев и вновь овладели фортом.
Малочисленный гарнизон едва смог удержаться в тыловой казарме. Об этом сообщили в штаб Фоку. Генерал приказал взорвать казармы и оставить форт.
Солдаты недоумевали.
- Японец целый день старался, но не мог выбить нас. Зачем же теперь даром будем отдавать форт?
- Приказано начальством, - сказал Кванц.
- Каким, русским аль японским? - протолкался вперед Блохин. Он был дважды ранен за день, и на его голове и левой руке были окровавленные бинты.
Кванц хотел было прикрикнуть на него, но, заметив злые лица солдат, не решился и смолчал.
- Измену генералы делают, - продолжал Блохин. - Кто хочет, пусть уходит, а я останусь здесь.
- Ну, я с тобой, и я, и я... - раздалось несколько голосов.
- Ну, как хотите, а мы уйдем, - проговорил Кванц. С ним отправилась значительная часть гарнизона.
Оставшиеся солдаты приступили к закладке мин в различных местах форта, казармах, потерне, контрэскарпной галерее. Руководил Блохин. Японцы устраивались на захваченной части форта и подтягивали резервы, готовясь к ночному штурму.
Рассыпавшись по всему участку, Блохин и несколько стрелков и матросов вели редкую ружейную стрельбу. Шум у японцев нарастал с каждым часом, но это мало беспокоило Блохина. Все заложенные мины были соединены электрическим проводом. Если бы японцы ринулись на штурм, то стоило только включить ток, и они были бы погребены под развалинами форта.
Блохин отправился в обход опустевшего форта.
В контрзскарпной галерее два матроса с "Паллады" перебрасывались с японцами бомбочками. Сюда электрических проводов за дальностью расстояния не проводили и установили лишь подрывные патроны с запальным шнуром.
- Помни, ребята, если японец попрет, отходи не спеша и поджигай бурки, что заложены в стенах. Сбор всех у моста за задним рвом.
- Ты совсем офицером стал, Блохин, - насмешливо проговорил Лебедкин. Только золотых погон не хватает. Того и гляди, в рыло заедешь.
- Порядок должен быть, иначе японец всех нас передушит, как кур. Слухай мою команду, - продолжал Блохин. - Как крикну: "С моста ко мне! - так и бежи, да смотри не задерживайся, а то при взрыве казармы может придавить.
Неожиданно зазвонил телефон. Заглянув в дверь каземата, Блохин увидел забытый при уходе офицера телефонный аппарат.
- Вот шкуры окаянные бросили-таки казенное имущество, - выругался он вслух и снял трубку.
- Кто у телефона? - услышал он чей-то сердитый голос.
- Комендант форта номер два бомбардир-лабораторист Филипп Блохин.
- Кто тебя, дурака, комендантом назначил? Позови кого-либо из господ офицеров!
- Нету здесь таких.
- Как ты смеешь так со мной разговаривать!
- Виноват, вашбродь, но в телефон вашего чину не видать, - иронически ответил Блохин.
- Говорит генерал Горбатовский. Почему форт еще не взорван?
- Ждем, когда японец пойдет на штурм. Тогда вместе с ним и взорвем, ваше превосходительство.
- Приказываю немедленно взорвать, иначе я вас всех отдам под суд!
- Не очень-то мы испугались этого, - пробурчал Блохин и отсоединил аппарат от линии. - Кричи теперь, надрывай свою глотку... - выругался он.
Скоро в воздухе вспыхнула яркая ракета, и почти тотчас же начался штурм.
Блохин поспешил в потерну. Навстречу ему уже бежали солдаты.
- Подожгли все заряды, - сообщили они.
Один за другим прогремели взрывы. Галерея и потерна с грохотом обрушились, погребая под собой штурмующих. Дым и пыль хлынули в казарму.
Блохин выбежал на мост и крикнул стрелкам, охранявшим боковые рвы. Как только они все перебежали по мосту через ров, Блохин торопливо включил рубильник. Огромное пламя поднялось вверх, сильный взрыв потряс все окружающее. Взрывной волной Блохина сбило с ног. Рядом кричал придавленный насмерть матрос. Остальные успели отбежать на безопасное от осколков место.
Когда все стихло, Блохин поднялся на ноги и побежал к Куропаткинскому люнету. Здесь он нашел несколько матросов и Лебедкина, все остальные защитники форта погибли под обломками.
После падения форта номер два бомбардировка Старого города усилилась.
Днем и ночью в воздухе с воем проносились одиннадцатидюймовые бомбы, сметая все на своем пути. Много стало падать снарядов и около больницы Красного Креста.
Как только начинался обстрел, все, кто мог двигаться, спускались в подвальный этаж. Возле тяжелобольных в палатах оставались сестры и санитары.
Сосед Звонарева обычно уходил, и прапорщик оставался один. Его охватывало жуткое чувство одиночества и беспомощности. Особенно сильно оно было в ночное время. Никогда раньше на фортах и укреплениях он не испытывал такого леденящего душу ужаса, как теперь. Там было во много раз опаснее, снаряды рвались рядом, со всех сторон летели осколки, и все же чувство самосохранения было гораздо слабее, чем сейчас. Звонарев понимал, что это происходит от сознания собственной слабости и неподвижности. Он никуда не мог уйти, не мог спрятаться и должен был спокойно ожидать своей участи. Шаги дежурной сестры в коридоре обычно сразу же вносили успокоение в его смятенную душу.
Ознакомительная версия.
