Ознакомительная версия.
- Нет, нет, следует побывать сейчас же, - сразу оживился Фок. - Хозяйский глаз многое может заметить, чего не скажут никакие донесения.
Кондратенко посмотрел на часы.
- К девяти вечера, раньше я туда не поспею... - проговорил он.
- Торопиться, конечно, не следует, - говорил Фок. - Я и сам бы отправился с вами, Роман Исицорович, да что-то простужен, насморк, кашель.
Генералы простились.
Вернувшись домой, Фок немедленно послал за Шубиным и сообщил ему о предстоящей поездке Кондратенко на второй форт.
- Вам представляется удобнейший случай развязать мне руки, - закончил генерал.
- Приложу все свои силы, чтобы помочь вашему превосходительству.
Шубин исчез.
Вечером, в начале девятого, Кондратенко в сопровождении нескольких ординарцев легкой рысцой ехал через новый Китайский город, направляясь в штаб Горбатовского. Дул сильный ветер. Сухой снег с легким шуршавшем катился по земле.
Прибыв в штаб Восточного фронта, Кондратенко выслушал доклад Горбатовского о положении на втором форту.
- Я сейчас отправлюсь туда лично. Вас же, Владимир Николаевич, беспокоить не буду, отдыхайте, пока на фронте тихо. - И генерал вышел.
Путь на форт проходил через Куропаткинский люнет. Кондратенко нашел здесь подполковника Науменко, временно командовавшего Двадцать пятым полком, и вместе с ним двинулся дальше.
Дорога шла ходами сообщения, которые во многих местах были засыпаны землей. Приходилось с трудом перебираться через груды замерзшей почвы, камней и отдельных бревен. Добравшись до форта, генерал направился в офицерский блиндаж.
Отряхнув с себя снег и сняв намерзшие на усах и бороде сосульки, Кондратенко, как всегда, приветливо поздоровался со встретившим его комендантом форта поручиком Фроловым и вслед за ним вошел в блиндаж, где уже собрались его ближайшие помощники: подполковник Рашевский, инженер-капитан Зедгенидзе и несколько стрелковых офицеров. Поздоровавшись с каждым в отдельности, Кондратенко сел за стол в углу каземата и приступил к совещанию, расспрашивая защитников форта, что сделано за последние два дня японцами. Затем он приказал позвать охочников - солдат, особенно отличившихся за последние дни, и, поздравив их, тут же наградил Георгиевскими крестами. Среди них был и Блохин.
- Тебе полагается золотой крест второй степени, но такого у меня нет сейчас, - сказал генерал артиллеристу. - Я тебя только поздравляю, а крест получишь в штабе района.
- Покорнейше благодарю, ваше превосходительство. Крест мне тут без надобности, еще потеряю, - ответил Блохин.
- Он у меня правая рука по минной части. Природный минер, хотя и служил в артиллерии, - сказал Фролов.
- В какой роте? - поинтересовался Кондратенко.
- С Электрического Утеса, а потом на "литербе", из роты поручика Борейко и прапорщика Звонарева, ваше превосходительство.
- Значит, прошел прекрасную школу. Эх, все собираюсь проведать Сергея Владимировича в больнице, да времени не хватает! Евгений Николаевич, напомните мне об этом завтра.
Затем Кондратенко отпустил награжденных и отправился с Рашевским в контрэскарпную галерею, где японцы пустили какой-то ядовитый газ. Вся передняя часть галереи уже была занята японцами, и только бруствер из мешков отделял их от русских. При свете ручного фонаря Кондратенко подошел к брустверу и стал нюхать воздух. Несколько солдат перестреливались с японцами. Выстрелы гулко раздавались под низким сводчатым потолком. Пули ударялись о стенки и с визгом рикошетировали вдоль галереи.
- Пахнет чесноком, возможно, это мышьяковистые пары, - проговорил генерал.
Услышав знакомый голос, стрелки прекратили стрельбу и вытянулись.
- Здорово, молодцы! Спа-сибо за геройскую службу!
Стрелки ответили четко и дружно. Японцы тотчас же открыли частую стрельбу.
- Спрячьтесь, Роман Исидорович, а то, не ровен час, вас заденет, упрашивал Фролов.
- Почему это должен прятаться я, а не вы?
- Нас много, а вы один!
Кондратенко усмехнулся, похлопал офицера по плечу и направился в обратный путь.
Вернувшись в офицерский блиндаж, они застали в нем до пятнадцати человек.
Было так тесно, что многие сидели на кроватях, кое-кто стоял, Вдруг раздался свист приближающегося снаряда, а затем грохот где-то сзади, за фортом.
Фролов вышел из каземата узнать, что случилось. Не успел он вернуться, как новый снаряд упал на этот раз впереди форта.
- В вилку взяли, - заметил кто-то.
- Вы бы, Роман Исидорович, ушли отсюда, от греха, - забеспокоился Рашевский.
- Двум смертям не бывать, а одной не миновать, - сказал Кондратенко.
Вернувшись. Фролов доложил, что разбит сторожевой Пост и, по-видимому, японцы догадались о пребывании на форту хряского начальства.
- Вашбродь, японец что-то совсем затих под землей, не хочет ли взорвать мину? - доложил Рашевскому Блохин, появляясь в каземате.
- Пойдем, что ли, посмотрим, что там происходит? - обратился Кондратенко к Рашевскому, поднимаясь с места, но тотчас же сел опять.
- Устал очень, лучше загляну в следующий раз, - добавил он слабым голосом. В голове Кондратенко проносились образы его жены и детей.
Вспоминалась младшая дочка, четырехлетняя Маня, - как она просила привезти ей с войны маленького живого япончика". Он ей, по-видимому, представлялся чем-то вроде плюшевого мишки. На лице Романа Исидоровича при этом воспоминании появилась мягкая улыбка, и он закрыл глаза.
Оберегая его отдых, все в блиндаже хранили молчание.
Послышался вой приближающегося снаряда, он нарастал с каждой секундой.
Все притаили дыхание, вслушиваясь в этот режущий звук.
Прошла секунда, другая, третья... Страшный удар взрыва, яркий, ослепительный блеск, общий не то стон, не то крик ужаса... Свет потух, все смешалось, пыль, дым, грохот обваливающегося бетона, стихающие стоны...
Помещение наполнилось удушливым бурым газом, синеватое пламя пробежало по обломкам и трупам... Шуршал падающий сверху песок.
Услышав грохот взрыва, стрелки прибежали к месту происшествия. Первым, кого увидели, был окровавленный комендант форта поручик Фролов.
- Все убиты, - хрипло проговорил он, когда к нему подбежал единственный уцелевший офицер, поручик Куров. - Примите командование...
Приказав стрелкам быть готовыми к отражению штурма, Куров вошел в разрушенный каземат. Помещение было завалено обломками и человеческими телами. Кое-где слышались слабые стоны. Солдаты начали разбирать мусор и выносить на двор пострадавших. Девять человек были еще живы, остальные семеро убиты. Среди них Кондратенко, Науменко, Зедгенидзе, Рашевский и трое только что награжденных солдат. Генерал полулежал на столе, за которым он только что сидел. Из рассеченного затылка просачивались кровь и мозг.
- Как же мы теперь будем воевать? - уныло проговорил подошедший Блохин. Нет теперь нашего генерала...
- Пропал Роман Исидорович! Значит, и нам придется пропадать, - проговорил один из унтер-офицеров.
- Кондратенко убит! - вошел в комнату жены взволнованный Стессель.
- Упокой, господи, душу новопреставленного раба твоего Романа, - набожно перекрестилась Вера Алексеевна. - Царство ему небесное.
- Что же мы теперь будем делать? Кто его заменит? - растерянно спрашивал генерал.
- Кроме Фока, я никого не знаю. Надо его немедленно поставить во главе сухопутной обороны и подумать о конце осады. Довольно повоевали, пора и мириться.
Участь Артура была решена, как только перестало биться сердце Романа Исидоровича Кондратенко.
Серое, холодное утро четвертого декабря. На фронте тихо. Скорбный Артур притаился. Крепостные батареи молчат, не слышно даже ружейной перестрелки. В церкви десятого полка идет траурное богослужение. Посредине возвышаются девять простых деревянных гробов. Их окружает толпа офицеров, чиновников.
Тут же несколько женских фигур в сестринских костюмах. У большинства измученный, болезненный вид.
Впереди - у самого изголовья Кондратенко-Стессель и его жена.
Генерал-адъютант в полной парадной форме с траурным крепом на рукаве. Вера Алексеевна вся в черном. Рядом - Белый с женой. С ними Варя. Старик Надеин, кряхтя, бьет земные поклоны. Неподалеку, закутанный теплыми шарфами, изможденный Костенко. Фок демонстративно отсутствует. Сзади пестрая толпа сухопутных офицеров. Поодаль в сторонке группа адмиралов - Григорович, Вирен, Лощинский - в окружении моряков.
Сквозь толпу осторожно пробирается гибкая фигура господина с огромным венком в руках. На черной бархатной ленте ярко бросаются в глаза вышитые золотом слова: "Доблестному защитнику Артура, душе героической обороны генералу Р. Н. Кондратенко от фирмы "Тифонтай". Шубин в новом фраке и туго накрахмаленной манишке. Он торжественно возлагает венок на гроб генерала, кладет земной поклон, почтительно приветствует супругов Стессель и отходит к двери. Приносят еще Несколько маленьких венков от различных, частей.
Ознакомительная версия.
