Вид Афин с Пиреем и длинными стенами. Реконструкция
Можно ли в политическом смысле считать Афинскую империю демократией? Если под этим словом подразумевать только свободное население, то с натяжкой можно. Ведь примерное соотношение властных групп внутри свободного населения Афин таково: 10 процентов афинян – бедные люди, 10 процентов – богатые, остальные 80 процентов составляли мелкие и средние собственники. Причем число очень богатых ничтожно, составляя 1—1,4 процента. Такой баланс позволяет, казалось, говорить об известном демократизме строя. Ведь некоторые исследователи даже утверждают, что Афины представляли собой общество, где на самом деле всем и вся фактически заправлял «средний класс» (не олигархи, не эвпатриды, не номенклатура, не богачи, а мелкие и средние собственники). И все же не видеть за так называемым средним классом трагическую фигуру раба для философа и историка просто непозволительно. В Афинах были каменоломни, игравшие роль каторжных тюрем. Там в тяжелейших условиях трудились и погибали, словно дикие звери, тысячи и тысячи рабов. И тут уж действительно нельзя не привести цифру, на которую обращает внимание ряд историков (как древних, так и современных). По данным историка Ктисикла, при переписи населения Аттики, проведенной в конце IV века до н.э., в Афинах у 21 тысячи свободных граждан и способных носить оружие 10 тысяч метэков числилось в услужении 400 тысяч рабов, в это число включены как мужчины, так и женщины.
Изображения диких животных
Эта цифра настолько же красноречива, насколько и поразительна. Она означает, что греческая демократия всегда была демократией господ, державших в тисках массы трудового населения. Боннар пишет: «Большинство историков оспаривают эту огромную цифру. Но, по правде сказать, кажется, что они оспаривают её только потому, что не хотят признать, что греческая цивилизация была в основе своей рабовладельческой. Не нужно бояться правды. Выдающийся эллинист Джордж Томпсон принимает эту цифру, он почти единственный, кто принимает эту цифру вместе с Гернетом. Несомненно, эти два крупных ученых знают, что без такого огромного количества рабов Афины никогда бы не возвели Парфенон и не достигли бы величия в остальном. Они знают также, что эта же цифра привела Афины и Грецию к неизбежной гибели. Но время этой гибели подошло не вдруг. Оно не могло прийти, пока для афинян иметь рабов было так же «естественно», как пить, есть и спать». Рабство поддерживали виднейшие философы античной Греции – Платон и Аристотель. Это рабство было связано с торговой и военной экспансией Афин. Оба философа понимали, что без рабов даже и относительное благополучие афинской державы рухнет в мгновение ока. Поэтому и оправдывали «реальность», как оправдывают иные нынешние ученые, слуги плутократии, – «чудище обло и озорно». Честный ученый должен был бы сказать: «Кончайте с этим рабством!»
Греческие воины: гоплит, пельтаст, пращник
Среди западных ученых апологетом афинской «индивидуальной демократии» стал К. Поппер. В Древней Греции, писал он, индивидуализм являлся составной частью «интуитивной идеи справедливости». В качестве аргумента Поппер привел слова Перикла, где тот связывает индивидуализм с альтруизмом. Кульминация его речи (речи Перикла) – описание афинских возможностей: когда молодежь вырастет, она сможет приспособиться к самым разнообразным занятиям и «добиться для себя независимого состояния». В том вся прелесть буржуазной демократии – «добиться для себя независимого состояния». И пусть все вокруг горит огнем! Разумеется, Поппер прямо этого не говорит. Он даже выстраивает целую систему аргументов, упорно утверждая, что западная демократия – это христианское и альтруистичное общественное устройство. «Этот объединенный с альтруизмом индивидуализм стал основой нашей западной цивилизации. Это – ядро христианства («возлюби ближнего своего», – сказано в Священном Писании, а не «возлюби род свой»), а также всех этических учений, получивших развитие в нашей цивилизации и ускорявших ее прогресс… Ни одна другая мысль не оказала такого мощного влияния на нравственное развитие человечества». Далее следует враждебный выпад в адрес Платона за то, что тот был противником индивидуалистской демократии. Он обвинил философа в том, что тот, «подобно другим милитаристам, восхищается Спартой», копируя в «Законах» установления полиса Спарты. Поппер сознательно вводит в заблуждение, хотя мы знаем: Запад говорит как демократ, а действует как тиран и палач. Государственное устройство Запада – олигархия в маске демократа.
Вид древнегреческих Фив
Может, именно в силу идеологических неприятий многие всячески поносили и оскорбляли героев Спарты. Показательно хотя бы отношение к Ликургу… В науке об античности XIX—XX веков прослеживалась тенденция принизить, а если удастся, то и вовсе низвести эту фигуру с пьедестала. Ее подают как легенду, а законодательство Ликурга хотят представить как фикцию. Его признавали то богом, то героем мифа. «Кто же этот Ликург? Единственно, что мы надежно о нем знаем, это то, что он был богом, который высоко почитался в Спарте, имел свой храм, ежегодный праздник жертвоприношений», – восклицал Э. Мейер. Откуда делаются подобные довольно спорные выводы?
А на том основании, что в Спарте существовали культ и храм Ликурга. Но это же должно было, казалось бы, говорить в пользу реальности фигуры Ликурга?! Нас поражает готовность западной науки представлять как фиктивное то, что является одной из самых интересных и знаменательных страниц истории Древней Греции. Иные выражаются осторожнее, заявляя, что эта легенда о Ликурге, подобно прочим мифам, не чистая фантазия, но мифическое эхо исторической действительности (П. Олива). С таких же позиций выступал и Ю.В. Андреев, считавший «совершенно неприемлемыми попытки реабилитировать античную традицию о Ликурге как серьезный исторический источник». Но, думается, ближе к истине автор первого в отечественной истории труда о Спарте – Л. Печатнова. Она считает абсолютно реальной и исторически обусловленной фигуру Ликурга (не касаясь его позиций).
В то же время на Западе и в России немало было и тех, кто восхищался строем спартиатов. На Западе это был Я. Буркхардт, считавший, что именно Спарта, а не Афины представляют подлинный образец идеального полиса, самый совершенный его вариант. Иные сравнивали аристократию Спарты то с японскими самураями, то с тевтонским орденом и средневековым рыцарством. Спарта требовала от граждан «воинственности без войны, аскетизма без принуждения, равенства, несмотря на фактическое неравенство» (Г. Берве). Главное же, она отличалась от большинства греческих полисов духом гражданственности, патриотизма и коллективизма. Об известной «близости воззрений» спартиатов к русскому образцу говорит и то, что только в Спарте государство на раннем этапе истории последовательно боролось с частной собственностью. Личный интерес тут был подчинен общественному, а во главе страны стоял патриарх, отец народа (в форме диархии). Плутарх подчеркивал и такую особенность атмосферы в Спарте: любой гражданин воспринимался только как член коллектива. Любопытно и то, что Запад, превознося в течение ряда веков Афины и ее демократию, в последние годы всё заметнее поворачивается к уроку и историческому опыту Спарты. Что же касается России, то мы абсолютно убеждены в неизбежности пришествия «века русской Спарты»! Это вопрос выживания нации.
Фиванский гоплит
Говоря об Афинах и Спарте, мы обошли стороной Фивы, что играли важную роль в определении баланса сил в тогдашней Греции. Беотийский государственный деятель, полководец Эпаминонд, и Пелопид основали Беотийское федеративное государство во главе с Фивами (379 г. до н.э.). Таким образом, самыми опасными соперниками Спарты в центральной Греции были Фивы и Афины. Фивы стояли во главе Беотийской лиги, а та обладала сильной армией в 11 тысяч гоплитов и 1100 всадников. Спартанцы захватили Фивы и поставили там военный гарнизон, что поддерживал проспартанских вождей Фив – Леонтиада и других сторонников оккупационного режима. Тогда в Фивах вспыхнуло восстание, коллаборационистов убили. Спартанцы вывели гарнизон. Пытаясь помешать Фивам вновь окрепнуть, Спарта направила против Фив в конце 378 года до н.э. войска во главе с Агесилаем. Это была для той поры огромная армия, состоявшая из 18 тысяч гоплитов и 1500 конников. Фиванцы сумели к тому времени создать оборонительные укрепления, и поход Спарты ничего не дал. Но на следующий год Агесилай вновь вторгся в Беотию, опустошил страну еще больше, но решающего сражения Фивам не смог навязать. После ухода основных войск воины Фив стали уничтожать поодиночке гарнизоны спартанцев. При этом священный отряд фиванцев, состоявший из отборных гоплитов, одержал в 375 году до н.э. историческую победу над превосходившими их числом 2-мя бригадами спартанцев. Впервые в истории войн греков спартанцы бежали от врага, что значительно уступал им в численности. Престиж командира Пелопида необычайно вырос. Источником силы Фив в политическом плане было федеральное устройство. В федеральном правительстве Фив действовал совет из 660 членов. Правительство обладало пропорциональным представительством, и все номы (территории) имели одинаковые избирательные права. Фивы и их владения составляли четыре нома, в состав этой федерации входила Платея и другие полисы.
