Во второй половине XVII века в торговом деле произошла революция. В 1673 году в самом центре Эдо открылся магазин нового типа. Его хозяин, выходец из провинции Исэ (префектура Миэ) по имени Мицуи Такатоси (1622–1694), торговал тканями. Он объявил, что покупка ткани в его магазине обойдется покупателю заметно дешевле, чем с лотка, но при одном условии: расчет наличными, на месте. Дело оказалось взаимовыгодным: ткани в магазине действительно стоили дешевле, так как торговец не кредитовал покупателей и не тратил силы и время на сбор долгов. Торговля пошла бойко. Слухи о новшестве разошлись по городу, и скоро на новую форму торговли перешли многие. Мицуи расширил ассортимент, нанял знатоков разного товара и первым начал печатать рекламные листовки для привлечения покупателей. Нововведение пришлось эдосцам по душе, и даже знаменитый писатель Ихара Сайкаку в сборнике новелл “Вечные кладовые Японии” (Ниппон эйтайгура, 1688) заметил, что новаторство Мицуи Такатоси должно стать “образцом большого торгового дела”. Так, в общем, и вышло: в 1824 году 17 из 86 зарегистрированных в справочнике по Эдо крупных продуктовых магазинов назывались “Исэя”, хотя никакого отношения ни к Исэ, ни к дому Мицуи они не имели — просто название привлекало покупателей. А из мануфактурной лавки Мицуи вырос первый в Японии универмаг “Мицукоси” — пожалуй, самый известный сейчас магазин страны, расположенный в самом центре Токио. Это произошло в 1683 году. Первый иероглиф мицу в названии — из фамилии основателя, а второй, коси, — из названия той самой мануфактурной лавки. Так в конце XVII века японский продавец перестал приходить к покупателю, а покупатель, напротив, пошел к продавцу. Еще триста лет спустя необходимость встречаться друг с другом вообще отпала: те, кто делает покупки в интернете, хорошо это знают.
Первый японский универмаг (XIX в.). Источник: НА
Рост торговли активизировал денежное обращение и повысил его роль. Переход от натурального хозяйства к полноценным денежным расчетам, совершившийся как раз в эпоху Токугава, оказался для японских денег долгим и извилистым. Современник рассказывал: “Деньги в Японии употребляются трех родов: золотые, серебряные и медные; сии последние бывают круглые с дырами на средине, сквозь которые нанизывают их на шнурок, и так носят вместо мешка или кошелька” [Головнин, 1816].
Золотые, серебряные и медные монеты имели три разные системы единиц. Один золотой рё делился на четыре бу и шестнадцать сю. Главная единица серебряных денег называлась кан и делилась, в свою очередь, на моммэ (одна тысячная кан), бу (одна десятая моммэ); были еще более мелкие единицы рин и мо. Медные деньги считали в кан имон (тысячная доля кан). Повседневные товары и услуги оплачивались медными мон. Эту мелкую единицу и можно считать основной.
Трудность составляло то обстоятельство, что отчеканенные в годы правления разных императоров монеты одного и того же достоинства могли иметь разный вес и содержание драгоценного металла. Запутанность денежного обращения в значительной степени стала результатом хаотического развития монетного дела в эпоху междоусобных войн, когда каждый крупный военачальник присваивал себе полномочия по этой части. В 1609 году сёгунат отчасти упорядочил денежное обращение, постановив, что “один золотой рё равен 50 серебряным моммэ или 4 тысячам медных мон ’. Впоследствии соотношение этих единиц многократно менялось. Разобраться в этой системе было непросто, и полное представление о ней имели только те, кто извлекал из этого знания выгоду, например менялы. Первые меняльные лавки появились в Осаке, следом — в Эдо, а позднее открылись и в других городах: дело было выгодное, поскольку обменный курс менялся ежедневно. Ставшие впоследствии торговыми гигантами дома Сумитомо, Коноикэ, Мицуи не остались в стороне и приняли в этом бизнесе активное участие.
Естественным для сословного общества образом сложилось разделение сфер денежного обращения: золотыми монетами в основном пользовалась воинская элита, серебром расплачивались самураи среднего и низкого ранга, медяками оперировали низшие сословия. Наверное, поэтому самой известной денежной единицей эпохи Токугава считается золотой рё. Это крупная монета, по которой японские историки сегодня пытаются определить стоимость товаров и услуг в то время. Читателю же нужно иметь хотя бы общее представление о денежной системе Японии эпохи Токугава, потому что в следующих главах будут встречаться названия разнообразных денежных единиц.
В разное время покупательная способность токугавских денег сильно различалась: на нее влиял рост производства, стихийные бедствия, состояние казны, инфляция и многое другое. Поэтому говорить о покупательной способности той или иной денежной единицы можно только применительно к некоему периоду времени. Установить более или менее четкое соответствие между тогдашним золотым рё и современной иеной не удалось даже специалистам из научно-исследовательского отдела Банка Японии. Они пользовались несколькими критериями, и результат получился весьма приблизительным. Если исходить из размера заработной платы, то в 1736 году (середина эпохи Токугава) один рё соответствовал 300–400 тысячам иен (3500–4500 долларов США). А гречневой лапши тогда можно было купить на один рё столько же, сколько сегодня на 120–130 тысяч иен. По этому критерию покупательная способность рё оказывается в два с половиной раза ниже. А если исходить из стоимости риса, то она составляла всего 40 тысяч иен. Но и эти цифры постоянно менялись. Например, в случае риса покупательная способность рё за два с половиной столетия снизилась со 100 тысяч до 30–40 тысяч современных иен. Так что сегодняшним эквивалентом золотого рё можно с равным основанием считать и 70, и 100, и 200 тысяч иен, в зависимости от того, что покупали. В популярных японских книжках детям для простоты объясняют, что один рё — это 100 тысяч иен. Будем и мы считать так же, уподобившись японским детям, но памятуя о вопиющей условности этого расчета.
Что можно было получить за один рё в первой четверти XIX века:
• купить риса в количестве, достаточном для пропитания взрослому мужчине в течение года;
• купить 30 средних тунцов или 158 арбузов;
• 375 раз поесть лапши в городской забегаловке;
• 750 раз помыться в бане;
• 214 раз постричься;
• 30 раз переночевать в средней гостинице рёкан;
• 30 раз оплатить проезд в Ёсивара и обратно в паланкине с двумя носильщиками;
• купить 7,5 дорогих зонтов;
• отправить из Эдо в Киото 200 писем с правительственным (самым дорогим) курьером;
• купить 1,7 билета в ложу на представление театра кабуки.
А вот на вечер в обществе элитарной гейши (таю) в Ёсивара одного рё не хватило бы — только на 60 % этого изысканного удовольствия. В общем, при скромных потребностях 3 золотых рё столичному мужчине хватало на год. Эту сумму можно считать своего рода прожиточным минимумом того времени.
Слово моттаинай (“жалко не использовать”) по частоте употребления занимает, вероятно, одно из первых мест в современном японском языке. В эпоху Токугава им пользовались так же часто. Вряд ли какой-то другой город мог сравниться с Эдо по степени утилизации всего, что можно. Все вещи, пришедшие в абсолютную негодность, заканчивали свой жизненный цикл в земле как удобрение или в огне как топливо. Но даже сгорев и превратившись в золу, они тоже шли в дело. Как и содержимое выгребных ям, золу собирали по домам специальные закупщики с двумя ведрами на коромысле и платили за неё наличными. Тот факт, что даже на посредническом сборе золы можно было заработать, говорит о масштабах ее использования. В самом деле, спектр применения золы в эпоху Токугава впечатляет:
• щелочное удобрение,
• пищевая добавка для смягчения съедобных дикорастущих растений (ростки бамбука, папоротник, желуди, лесные орехи),
• средство для хранения саженцев деревьев,
• моющее средство в банях и прачечных,
• кровоостанавливающее средство; внутрь принимали при заболеваниях органов пищеварения,
• добавка в гончарном деле (шлифование, полировка керамики),
• закрепляющее средство при окраске тканей,
• антиокислитель при изготовлении сакэ.
Старую бумагу и тряпки было выгоднее сдавать старьевщикам, чем сжигать. Сломанные мотыги, тяпки, серпы относили кузнецам. Старьевщики ходили вдоль больших дорог в поисках оброненных и выброшенных вещей, которые еще можно было как-то использовать. И детей к этому привлекали, обменивая собранное ими вторсырье на сладости и незатейливые игрушки. В деревнях дети бегали за всадниками и повозками, собирая еще теплый навоз — на удобрения.
