Один за другим обрушивались на голову Беери удары судьбы.
В ноябре 1948 г. по распоряжению Бен-Гуриона он был отстранен от должности до окончания расследования по делу об убийстве Али Кассема. В декабре 1948 г., по настоянию Бен-Гуриона, государственный прокурор Пинхас Розен возбудил против него дело в военном трибунале. Трибунал должен был установить, виновен ли глава израильской разведки в нарушении закона?
Беери выдвигал в свою защиту простой тезис, в который свято уверовал: «Мое положение начальника разведки по самому своему смыслу давало мне право действовать, не считаясь с законом, и использовать при этом нелегальные методы».
Суд не разделял этой точки зрения. Беери был признан виновным и отстранен от должности.
В январе 1949 г. дошла очередь и до обвинений в подделке документов в связи с делом Аббы Хуши; на этот раз Беери был лишен воинского звания и уволен из армии. Так что к началу процесса о незаконной казни капитана Тубьянского он был просто господином Беери, жителем Израиля, а не человеком облеченным высокой властью.
Как это ни удивительно, но находились люди, готовые защищать Исера Беери. Правда, среди них не было, например, обаятельного Бенджамина Джибли, который мог бы оказать ему в ходе расследования действенную поддержку. Напротив, в роли свидетеля он выглядел не слишком благородно.
Сам Исер Беери не пытался оправдываться. 23 ноября 1949 г. он был признан виновным, но приговор ему был вынесен чисто символический: «один день тюрьмы — от восхода до захода солнца». 18 декабря даже этот приговор был отменен президентом Хаимом Вейцманом, мотивировавшим это решение «безупречной службой и услугами, оказанными Исером Беери Израилю».
Беери умер 30 января 1958 г. сломленным (по свидетельству одного автора) и разочарованным человеком. Но он тем не менее никогда не был одинок. До последнего дня друзья не покидали его. Многие их тех, кто работал под его началом, продолжали считать его титаном духа и говорили о нем с любовью и симпатией.
Иного мнения придерживался Исер Харел, который, рассказывая о Беери израильскому писателю М. Бар-Зохару, говорил: «У Беери была мания величия в опасной форме». И далее Харел цитировал Бен-Гуриона: «негодяй и к тому же без намека на совесть!»
Отзывы о Беери настолько противоречивы, что перед нами попеременно возникает то рыцарь, то дьявол.
Анализ этих оценок очень важен. Личность Беери приобретает особый интерес в связи с той ролью, которую он играл в израильской разведке. Он возглавлял ее в течение почти шести месяцев — с момента ее создания и вплоть до суда над ним в связи с делом Али Кассема.
Чтобы понять, что представляет собой в настоящее время разведка Израиля, следует разобраться в личности самого Беери и попытаться понять, почему с течением времени все изменилось к худшему.
История возвышения и падения Беери — это иллюстрация к тем этическим принципам, которыми руководствовалась разведка, точно так же как в ином контексте дело Кима Филби характеризует Британскую разведку, а личность Аллена Даллеса — ЦРУ.
История Беери — это история столкновения двух сильных личностей — Давида Бен-Гуриона, в характере которого причудливо переплелись черты ветхозаветного пророка, изворотливого политического деятеля с огромным кругозором и защитника узкопартийных интересов — и самого Беери, который вовсе не был лишен добродетелей Бен-Гуриона, но презирал всякое приспособленчество в политике. Беери, как и многие другие, разделявшие его взгляды, мог найти себе применение в деятельности более опасной и интригующей, чем политическая, т. е. в разведке.
Возможно, что сам Беери считал себя рыцарем, обязанным бороться за торжество добра. Он, несомненно, не мыслил себе ситуации, в которой зло может оказаться безнаказанным.
Сама по себе эта позиция опасна. И уж совсем немыслима, если ее придерживается начальник разведки. В 40-х годах Израиль был страной вовсе непохожей на Израиль в настоящее время. Рассчитывать на нормальное судопроизводство в новой, только что получившей независимость, стране было трудно. Не хватало юристов, детективов, судей. Судьи не имели опыта. Полиция не знала пределов своих полномочий. К тому же в Израиле положение осложнялось еще и тем, что страна вела борьбу за свое право на существование.
Кто с уверенностью мог бы утверждать, что в подобной обстановке поведение Беери не было оправданным?
Такой человек, к счастью для Израиля, нашелся. Давид Бен-Гурион провозгласил — никто, ни при каких обстоятельствах, никогда не имеет права ставить себя выше закона. Даже в тех случаях, когда закон несовершенен. Государство, и только оно, должно вершить суд. И это сфера действий правительства страны. Так, например, если правительство приняло решение не разыскивать и не наказывать людей, которые сотрудничали с англичанами в годы их правления, значит, этому решению следует подчиниться. Незачем бередить старые раны. Никому это на пользу не пойдет.
Многим в Израиле было трудно согласиться с таким подходом, понять его. Заслуга Бен-Гуриона, принявшего это решение, несомненна. Оно полностью себя оправдало в послевоенные годы, и в настоящее время всеми признано.
В 40-е годы, под предлогом защиты государственных интересов совершались ужасные преступления. Такие, как в деле с Аббой Хуши или Али Кассемом. Исер Беери действовал с фанатической убежденностью в этих делах. Зло, считал он, должно пресекать у самого его корня.
Беери не принимал непосредственного участия в убийстве Кассема, хоть и взял на себя полную ответственность за него.
В случае с Тубьянским он был непосредственным виновником, поскольку председательствовал на заседании полевого суда. И расстрел Тубьянского был произведен по его приказу.
Немногие в Израиле знают о том, что происходило за кулисами во время суда над Беери.
Политический отдел израильской разведки, входивший в министерство иностранных дел, возглавлялся Борисом Гуриелем. Этот отдел перехватил и расшифровал сообщение британского посольства в Тель-Авиве, посланное в Лондон и подписанное Джоном Бальфуром, который в то время был британским резидентом в Израиле. Бальфур был агентом с легендарной репутацией. Во время войны некоторое время он работал в Греции и действовал оттуда, выдавая себя за греческого монаха.
Англичане, однако, не знали, что израильской службе безопасности было известно все о его секретной деятельности. Так что для Израиля Бальфур не был просто британским дипломатом. За ним велось постоянное наблюдение, и его почта самым тщательным образом анализировалась. К этому времени израильтяне уже расшифровали почти все секретные дипломатические коды Англии.
Но вернемся к сообщениям британского посольства. Одна из телеграмм содержала информацию следующего характера. Оказалось, что Тубьянский и в самом деле помогал Британской разведке в то время, когда был арестован. Мотивы и характер его поведения остались неизвестными.
Борис Гуриель, получив эти материалы, долго и пристально их разглядывал. Затем кинулся разыскивать своего шефа, министра иностранных дел Моше Шарета, но тот был в Иерусалиме. Гуриель отправился к генеральному директору Уолтеру Эйтану, рассказал ему о своем открытии и поставил его в известность о том, что едет в Хайфу с тем, чтобы встретиться с адвокатом Беери Яковом Соломоном.
Гуриель объяснил Соломону, что попал в затруднительное положение. Документ, который находится у него, — государственная тайна, и он за него в ответе. Но он понимает, что и другие соображения должны быть приняты во внимание. Соломон заверил Гуриеля, что он может не беспокоиться. Сам Беери отказался приобщить это свидетельство к своему делу.
Несмотря на заверения адвоката, слухи о действиях Гуриеля дошли до Тель-Авива. Утром он нашел у себя на столе записку, что его вызывает к себе министр. Шарет неистовствовал. Эйтан мужественно поддерживал Гуриеля, утверждая, что это он посоветовал ему повидаться с Соломоном. Оба были на волоске от увольнения. Но решить этот вопрос самостоятельно Шарет не мог. В этот же день, вконец изнервничавшийся, Гуриель предстал перед Бен-Гурионом.
