Ознакомительная версия.
«Чувство правоты, железная воля требовать и поступать справедливо – эти качества ощущал каждый немец в жизни и поступках старого маршала. Мы будем хранить их как самую ценную часть его наследства. Оно заключает в себе традиции, которые немцы не хотят и не должны потерять».
1 августа правительство рейха приняло закон, объединивший права и прерогативы президента и канцлера. В послании Фрику, написанном на следующий день, Гитлер ликвидировал титул президента рейха (слишком напоминавший об исчезнувшей республике) на основании того, что «величие усопшего наделило этот титул… уникальной значимостью». Он, Гитлер, желал, чтобы к нему официально обращались «фюрер и рейхсканцлер». Он также провозгласил, что переход к нему президентских функций должен быть санкционирован немецким народом на «свободном и тайном» плебисците, назначенном на 15 августа.
Кампания по подготовке плебисцита, естественно лишенная оппозиции, прошла без эксцессов. 15 августа было опубликовано «(политическое завещание» Гинденбурга, в котором маршал с высокой похвалой отзывался о «<моем канцлере Адольфе Гитлере и его движении», хотя при этом добавил, что еще многое предстоит сделать, и выразил надежду, что за национальным подъемом и объединением последует «<акт примирения, который охватит все немецкое отечество». Накануне плебисцита Оскар фон Гинденбург, подвергавшийся постоянно усиливающемуся давлению, обратился по радио к нации:
«<Последний рейхспрезидент и генерал – фельдмаршал… заключив 30 января прошлого года соглашение с Адольфом Гитлером и подтвердив это решение в священный час 21 марта в гарнизонной церкви Потсдама, всегда поддерживал Адольфа Гитлера и одобрял все важные решения [гитлеровского] правительства. <…> Мой отец сам видел в лице Адольфа Гитлера своего преемника как главы Германского государства, и я действую в соответствии с пожеланиями моего отца, призывая немецких мужчин и женщин проголосовать за передачу функций моего отца фюреру и канцлеру».
Сказав это, Оскар фон Гинденбург точно выразил взгляды своего отца. Гинденбург – старший никогда не имел в виду немедленное восстановление монархии, и его сын не кривил душой, в чем его часто обвиняют, когда говорил, что маршал видел в Гитлере своего непосредственного преемника, оставляя открытым вопрос о последующем урегулировании проблемы с постоянным преемником[77].
Плебисцит завершился, как и ожидалось: подавляющее большинство немцев (90 % проголосовавших) выступили за передачу функций президента Гитлеру. Из 35 избирательных округов особенно отличилась родина Гинденбурга – Восточная Пруссия. Там за проголосовал самый высокий процент электората – 95,9 %.
Гробы с телами Пауля фон Гинденбурга и его супруги оставались в мемориале Танненберга в течение десяти лет. Осенью 1944 года по личному приказу Гитлера они были извлечены из земли, чтобы не допустить их попадания в руки русских. Лишь спустя чуть больше года маршал и его супруга были перезахоронены в церкви Святой Елизаветы в Марбурге. Это произошло уже в 1946 году.
Об этом сегодня мало кто знает. Если бы гость Марбурга выразил желание узнать, где находится могила последнего президента Веймарской республики, то он обнаружил бы, что горожане понятия не имеют о ее существовании. Остается она незамеченной и многими туристами, осматривающими церковь. Место последнего упокоения генерал – фельдмаршала до сих пор посещают представители всевозможных организаций ветеранов, но для большинства немцев имя Пауля фон Гинденбурга почти ни о чем не говорит. Интерес к нему проявляют только историки. Эфемерность его былой славы символизирует и надпись на могильной плите: на ней нет его полного имени, титулов и должностей. Там просто написано:
ПАУЛЬ ФОН ГИНДЕНБУРГ
1847–1934
Вильгельм Гренер занимал пост первого генерала – квартирмейстера, то есть, в отсутствие кайзера, фактически был вторым лицом высшего командного состава германской армии. (Здесь и далее примеч. пер.)
Со стороны матери Гинденбург, как и Бисмарк, происходил из семьи среднего класса, но предпочитал игнорировать буржуазный элемент своего происхождения. В своих мемуарах он подробно изложил историю своих предков со стороны отца, но проявил удивительную сдержанность, когда речь зашла о предках по материнской линии.
И фельдмаршал фон Мольтке, и генерал – квартирмейстер граф Вальдерзее были согласны с оценкой Шлиффена. Позже Шлиффен, судя по всему, изменил свои взгляды. Обсуждая предполагаемое назначение Гинденбурга на должность начальника штаба армейского корпуса в 1896 году, он видел, что Гинденбург никак не отличился на должности штабного офицера, да и полевым командиром был не вполне удовлетворительным. Все же Гинденбург получил назначение, хотя и в другой корпус.
В одном из писем Гофман писал: «Именно спокойствие Гинденбурга спасло ситуацию в решающий момент сражения при Танненберге в августе 1914 года, хотя Людендорф всегда отрицал, что помышлял об отступлении».
Когда в разгар военного кризиса – 29 сентября 1918 года – статс – секретарь фон Гинце настоятельно предложил, чтобы Гинденбург поспешил к кайзеру и потребовал немедленного начала мирных переговоров, фельдмаршал возразил, что еще только 11 часов, а его ежедневная аудиенция у его величества – в полдень.
В действительности к этому времени вопрос пребывания Вильгельма на троне уже не стоял на повестке дня переговоров, предшествовавших мирным. 5 ноября западные державы проинформировали Германию о своей готовности вступить в переговоры о перемирии с Германией, хотя Вильгельм все еще оставался императором.
А несколькими месяцами ранее именно Шуленбург предсказал гибель монархии. Генерал Людвиг Бек, начальник Генштаба сухопутных войск в 1933–1938 годах и один из ведущих участников антигитлеровского сопротивления, вспоминал, что накануне весеннего наступления 1918 года Шуленбург сказал ему: «Попомни мои слова. В завтрашнем сражении нас ждет успех. Мы возьмем около 100 тысяч пленных и захватим одну тысячу орудий. Но в конце концов наше положение станет даже хуже, чем раньше. А шансы выиграть войну еще более уменьшатся». А 16 июля 1918 года, когда стало очевидно, что третье наступление, начавшееся за день до этого, успешным не станет, Шуленбург сказал Беку: «Вчера мы определенно проиграли войну и, вероятно, потеряли не только императора, но и монархию». При этом в ноябре Шуленбург заявляет: «Наши люди с готовностью согласятся с тезисом о том, что морской флот с его евреями – военными спекулянтами – наносит им удар в спину».
Вильгельм отнесся к такому повороту событий настолько серьезно, что в письме, написанном своей супруге в тот вечер, именовал ее «ее величеством королевой Пруссии».
Сдержанность Гинденбурга в отношении Бисмарка могла объясняться еще и тем, что его отношение к объединению Германии железным канцлером было неоднозначным. Как и многие прусские консерваторы, ему не слишком по душе пришлась мысль о союзе Пруссии с государствами юга Германии. Не смог он и избавиться от своего истинно прусского патриотизма. До конца своих дней он в глубине души оставался в доимперском мире Вильгельма I.
В 1866 году Бисмарк объединил Северную и Центральную Германию в Северогерманскую конфедерацию. Некоторые из членов новой конфедерации раньше в этом же году стали на сторону Австрии против Пруссии в австро – прусской войне.
Насколько сильно маршал был обеспокоен своим собственным положением, он дал понять помощникам сразу. Их главной задачей, согласно его указаниям, было не освещение его достоинств в печати, а защита от политических нападок.
В прессе того времени появились статьи, в которых утверждалось, что около 400 000 центристов из Западной и Южной Германии, а также из Силезии предпочли Гинденбурга Марксу. Возможно, эта цифра завышена, потому что, по оценкам некоторых экспертов, никто из последователей демократической партии в этих регионах не отдал свой голос Гинденбургу вместо Маркса. В любом случае успех Гинденбурга в Саксонии и Гамбурге может объясняться только поддержкой со стороны демократов. По очень консервативной оценке, которая предполагает, что Гинденбург получил все новые голоса (маловероятно) и поддержка центристов в преимущественно католических регионах действительно была велика, 26 000 голосов демократов было отдано за Гинденбурга в районе Дрезденполити – Баутцен, 35 000 – в Лейпциге, 13 000 – в Хемниц – Цвикау и 11 000 – в Гамбурге. Каким бы ни было соответствующее распределение между двумя партиями, по меньшей мере 500 000 центристов и демократов Германии проголосовали за Гинденбурга, а не за Маркса.
Ознакомительная версия.
