Ознакомительная версия.
13
Вероятно, он имел в виду статью 56 Веймарской конституции, в которой сказано, что канцлер определяет основную политику правительства.
Было сомнительно, может ли быть изменение введено обычным законом. Поскольку конституция предусматривала, что торговый флот несет старые цвета, представлялось, что только дополнение к конституции может расширить зону вывешивания таких флагов на дипломатические и консульские здания. Любопытно, что республиканцы не подвергали сомнению конституционность «флагового» декрета.
После инцидента с Зектом поползли слухи о том, что бывший император собирается вернуться в Германию. Они были совершенно необоснованными, но тем не менее вызвали серьезную тревогу в республиканских кругах и заставили социал – демократов даже подготовить законопроект, запрещающий возвращение бывшего монарха. Гинденбург проинформировал кабинет, что не подпишет ничего подобного.
Статья 48 Веймарской конституции давала президенту право заставить государства, если необходимо прибегнув к силе, исполнять свои законные обязанности. Она также предусматривает его право применять любые необходимые меры для защиты общественного порядка и безопасности, если им что – то угрожает. В кризисные годы своего президентства Эберт нередко прибегал к этой статье, и правые теперь хотели, чтобы Гинденбург воспользовался ею, чтобы положить конец беспрерывным правительственным и парламентским кризисам. Карл Шмит первым из политических экспертов заявил, что президент имеет законное право так и сделать, тогда как большинство конституционных юристов в то время придерживались мнения, что такое использование чрезвычайных президентских полномочий выходит за рамки, предполагавшиеся при разработке этой статьи. Диктаторские планы Класса были оправданы этой более широкой интерпретацией статьи 48.
Еще один аспект сделки подвергся жестокой критике – передача Нойдека сыну Гинденбурга Оскару, который во всех официальных документах числился его владельцем. Когда к этому факту было привлечено внимание широкой общественности (это произошло несколько лет спустя), причем не кем иным, как Людендорфом, распространилось мнение, что Гинденбурги хотели таким образом избежать уплаты налога на наследство. Барон фон Гейл, директор корпорация восточногерманских поселений, который был тесно связан с проведением этой сделки, дал другое объяснение. Учитывая возраст Гинденбурга, не приходилось сомневаться, что Нойдек вскоре перейдет к его сыну. Поскольку поместье должно было завещаться, оставаясь неделимым, президентским наследникам мужского пола, представлялось целесообразным, во избежание путаницы, сразу передать его Оскару. Налог на наследство, как утверждал Гейл, при наследовании сыном у отца был бы невелик, да и вполне мог быть уплачен из пожертвований. (Могло ли это быть сделано, представляется сомнительным, поскольку спустя пять лет, по поводу восемьдесят пятого дня рождения маршала, был организован новый сбор средств, необходимых на уплату долгов, возникших в связи со столь оригинальным подарком.) У Гейла, похоже, тоже были некоторые сомнения, поскольку он добавил, что в случае серьезных трудностей прусский министр финансов, несомненно, отменил бы уплату налога из уважения к маршалу.
Позже Гренер утверждал, что Гинденбург получил одобрение бывшего императора на его назначение. Но это утверждение опровергается письмом Мейснера, который писал, что назначение Гренера вызвало большое волнение среди «старых генералов позавчерашнего дня… и также в Доорне».
Однако произошли и весьма серьезные инциденты. Самый неприятный – в Мюнхене, где нацисты ворвались на митинг, на котором выступал Штреземан, и баварская полиция так и не сумела восстановить порядок.
Обращение «господин» также являлось выражением презрения. Оно заменяло «ваше превосходительство».
Словно для того, чтобы восстановить равновесие, он помешал канцлеру (крайне неудачно), выступив от имени «Стального шлема», чьи рейнско – вестфальские группы были распущены прусским правительством за нелегальную военную деятельность.
Показателем того, насколько неспокойно было в стране, является идиоматическое употребление слова «мир». По общему пониманию, выражение «в мирное время» относилось даже спустя два десятилетия после окончания Первой мировой войны к периоду до 1914 года. На заседании кабинета в апреле 1931 года министр сельского хозяйства (Шиле) пожаловался, что, в то время как цены на масло уже достигли уровня мирного времени, цены на свинину и говядину составляют только соответственно 76 и 66 % от мирных цен.
Эта оценка Брауна применима к годам, о которых здесь идет речь, – 1928–1930, и на нее никак не влияет тот факт, что в начале 1932 года Браун, измученный семейными проблемами и резко ухудшившимся здоровьем, утратил свой бойцовский дух.
Утверждают, что между Шлейхером и Гинденбургом произошел следующий диалог:
– Ваше превосходительство, вы должны взять этого человека. Он носит Железный крест 1–го класса даже на своем гражданском костюме. Он был офицером резерва.
– Что ж, это прекрасно. Тогда это приличный человек. Пусть он придет ко мне.
Многие члены правительства рейха были согласны с позицией Гинденбурга. Показателем снижения авторитета Штреземана уже через несколько месяцев после его смерти явился следующий факт: когда кабинету было предложено войти в комитет, созданный для возведения мемориала Штреземана, было решено, что это личное дело каждого министра – входить в комитет или нет.
Позднее говорили, что даже мелкие уступки со стороны Брюнинга, такие как включенные в президентский декрет от 26 июля, могли привести к пониманию между правительством и социалистами. Однако это представляется маловероятным, учитывая негативное отношение умеренного крыла партии к этим модификациям.
Важно, что защитники офицеров, сторонников нацистов, не думали о том, что подрывают авторитет своего Верховного главнокомандующего – Гинденбурга. Личность маршала – президента вообще не упоминалась на процессе и последовавших дебатах в парламенте и прессе.
Проблема усугублялась тем, что не была чисто экономической, поскольку программы помощи сельскому хозяйству поддерживались также из военных и политических соображений. Большое внимание уделялось тому факту, что процветающее аграрное население было необходимо в Восточной Германии, и особенно в Восточной Пруссии, как «человеческая стена» на пути у поляков. Этот аргумент, который социал – демократы приняли с готовностью, так же как и нацисты и националисты, имел вес и для Гинденбурга. И все же, с этой точки зрения, поселение большого числа мелких фермеров в этом районе стало бы более конструктивным решением, чем спасение больших обанкротившихся поместий, опиравшихся на дешевую польскую рабочую силу.
Некоторое недоразумение относительно оценки состояния здоровья Гинденбурга произошло из – за того, что ссылка Брюнинга на временный провал в памяти была ошибочно переведена в немецкой версии как geistiger Zusammenbruch (умственный коллапс).
В действительности Гитлер не мог рассчитывать на президентство, поскольку не был гражданином Германии, но, если этот вопрос и обсуждался на встрече, ни один из известных источников об этом не упоминает. Возможно, Гитлер и Гугенберг достигли договоренности о том, что в удобный момент Гитлер будет натурализован, что и было сделано спустя всего лишь несколько недель посредством назначения его на государственную службу в Брунсвике. Через две недели после встречи Гитлера и Гугенберга немецкое национальное правительство Брунсвика трансформировалось в немецкую национал – нацистскую коалицию.
Подготовка к этому дню уже велась. Начиная с июня 1931 года в президентской канцелярии определялся ряд почестей, которые будут оказаны Гинденбургу при выходе его в отставку.
Информацию об этом эпизоде дает только сам Брюнинг. На него ссылаются все существующие источники.
Хотя прецеденты плана Брюнинга были (продление срока пребывания Эберта в должности президента в 1920 и 1922 годах), весь проект шел вразрез с духом и буквой статьи 41 Веймарской конституции. Даже среди самых активных сторонников Брюнинга имелись серьезные опасения относительно законности его предложения. Брюнинг мог возразить (вероятно, он так и сделал), что любое нарушение конституции оправданно, если речь идет о защите государства от Гитлера. Так все же лучше, чем подчиниться ему, твердо придерживаясь законов.
Ознакомительная версия.
