class="p1">Суматоха поднялась такая, что император начал всерьез опасаться уже за собственную безопасность, но друнгарий виглы Константин Армянин успокоил солдат. В такой обстановке продолжать поход не было уже никакой возможности, и войско вернулось в Константинополь [744]. Впрочем, по другой версии, весь поход был задуман царем и Македонянином исключительно с целью убийства Варды, поскольку в самой столице претворить этот план в жизнь было едва ли возможно.
По возвращении из похода Михаил III продолжил прежний образ жизни, чем вызывал глухое недовольство со стороны синклита и столичной аристократии. Явно не желая погружаться в дела государственного управления, император 26 мая 866 г. объявил Василия Македонянина соправителем. Он приказал поставить в храме Святой Софии два трона, и в день Пятидесятницы возложил на голову Василия императорскую корону. Вот как это происходило.
В положенный час император в полном парадном одеянии вошел в храм; Василий следовал за ним, неся в руках царские инсигнии и меч. Василевс приблизился к иконостасу и поднялся на верхние ступеньки, ниже поместился Василий, а еще ниже — императорский секретарь, сановники, сенат и народ. Развернув свиток, секретарь огласил царский указ: «Варда-цезарь, — говорилось в нем, — составил заговор против меня с целью убить меня и для этого увлек меня из столицы. И если бы не добрые советы Симватия и Василия, я теперь не находился бы в живых. Но он сам пал жертвой своих прегрешений. Итак, я повелеваю, чтобы Василий, паракимомен и мой верный слуга, охраняющий мою царственность, избавивший меня от моего врага и любящий меня, стал отныне блюстителем и правителем моей Империи, и чтобы все величали его императором».
При этих словах слезы брызнули из глаз Василия: мог ли он, простой крестьянин, когда-нибудь представить себе такое? А Михаил III передал собственную корону патриарху св. Фотию, который и возложил ее на голову Василия. Народ воскликнул: «Многая лета императорам Михаилу и Василию!» [745]
В этом событии видны и традиционные мотивы, и новые, пока еще удивительные. Императоры и ранее при жизни назначали соимператоров, но, как правило, в тех случаях, когда находились при смерти и не имели законных преемников своей власти. При этом степень родства практически не играла никакой роли. Однако в данном случае Михаил III, совсем еще молодой мужчина (ему исполнилось только 26 лет), венчал на царство и собственноручно возложил императорскую диадему на голову совершенно чужого ему человека с точки зрения родства. То обстоятельство, что к этому дню царь еще не имел сына, ничего не значило, поскольку Михаил III был совершенно здоров и явно не собирался расставаться с жизнью. Возможно, таким способом император желал отблагодарить Василия, но, как представляется, награда была явно чрезмерной. Едва ли можно поверить, что для подкрепления авторитета Василия его нужно было обязательно объявлять соимператором — достаточно и сана цезаря, каким ранее владел покойный Варда.
Объяснения этих странностей, очевидно, следующие. В первую очередь император желал публично продемонстрировать самодержавность своей власти — фактор, поставленный им же самим под глубокое сомнение в годы фактического правления Римской империей Вардой. Безусловно, к такому неожиданному и необычному способу подтвердить единоличность царской власти подтолкнул императора сам Македонянин, втайне также не чуждый высоких честолюбивых устремлений. И вполне возможно, что легкомысленный Михаил III, будучи по обыкновению в не очень трезвом состоянии, быстро согласился с такой идеей, особенно если Василий сумел убедить василевса, будто эта исподволь подсказанная мысль сама собой родилась в царской голове — обычный, но очень действенный психологический прием.
Так или иначе, но вскоре всем довелось убедиться в том, что царь совершенно не дорожит императорским саном и готов любого проходимца обуть в пурпурные сапоги. После очередных конных ристаний, где победил Михаил III, был дан царский обед, на котором василевс, быстро охмелев, неожиданно привлек к себе некоего Василикина — то ли патриция, то ли брата эпарха Капногена, и мягко с ним поговорил. Затем приказал принести пурпурную обувь, диадему и царский плащ, одел все это на оторопевшего от счастья Василикина, и объявил того царем (!) [746]. Словно не замечая пораженного увиденным зрелищем Василия Македонянина, император воскликнул, приобняв Василикина: «Тебе эти сапоги идут больше, чем ему», и кивнул в сторону соимператора.
Теперь в Римском государстве формально стало три императора, и, конечно, такая ситуация не могла продлиться долго: уж слишком противоречивыми были поступки и слова Михаила III, очень уж большие разногласия существовали между группой, поддерживающей Василия Македонянина, и Василикина. А авторитет порфирородного императора был, напротив, чрезвычайно низким. Понятно, что в таких ситуациях кто-то должен был отступить в сторону, пусть даже и ценой собственной жизни.
И действительно, вскоре Василий начал получать известия о том, что его жизни угрожает опасность. Рассказывали, что однажды на охоте он едва не был убит копьем оруженосца, метнувшего его вместо зверя в Македонянина. И будто бы даже этот оруженосец признался в покушении на смертном ложе, когда пришел час проститься с земной жизнью. В конце концов Василий решил разрубить гордиев узел противоречий и не стал дожидаться печального для себя развития событий. Он составил новый заговор, участники которого в третьем часу ночи 24 сентября 867 г. прошли во дворец св. Мама, где отдыхал Михаил III, и закололи того мечами [747].
Утром следующего дня, когда весь Священный дворец гудел, будто улей, и все бегали в поисках новых сведений и слухов, к трупу Михаила III подошли три женщины: эта были его мать, св. Феодора, и сестры. Одетые в траурные платья, они молились, а затем завернули тело, из живота которого выползли внутренности, в конскую попону — единственная ткань, обнаруженная поблизости. После состоялось отпевание, где почти никто не присутствовал, кроме указанных женщин, моливших Бога о милости к несчастному погибшему царю [748].
Так закончила свое существование Аморийская династия, сослужившая Римской империи великую службу. При всех неудачах и перипетиях политических баталий императоры второй волны иконоборчества подготовили процесс политического и культурного возрождения Византии. Северные границы государства укрепились сильными крепостями и гарнизонами, болгары поутихли, и самое главное — арабская угроза почти утратила свою актуальность: византийцы перемололи арабов в ежегодных войнах. И хотя в приграничных областях войны велись еще почти полтора столетия, но это были уже наступательные войны греков [749].
Многое свидетельствует за то, что Михаил III далеко не во всем был похож на своих предшественников и что последний представитель Аморийской династии привел Римскую империю к глубокому внешне- и внутриполитическому кризису и обнищанию. Правда, по одному авторитетному суждению, время его
