Эскадрон не нашел ничего лучшего, как сбиться в одну большую кучу. Но у стужи не было жалости, холод проникал всюду. И когда под вечер стихия утихомирилась, то с земли не поднялись пять кавалеристов.
После того как погибших захоронили в братской могиле, вдруг выяснилось, что пропало трое молодых солдат. Видимо, в самом начале бурана, когда ничего нельзя было разобрать и в двух футах, они отделились от эскадрона и заблудились.
Майор Трабл отрядил лейтенанта Уайта с горсткой солдат на поиски пропавших сразу же. Вскоре оставшиеся кавалеристы разожгли костры. Майор присел к костру, разложенному для него Эдом Хэмптоном и, вскипятив воду, позвал отца. Маркиз с минуту постоял у свежевырытой могилы, прежде чем откликнуться на зов. Обычно не терявший присутствия духа, теперь он выглядел разбитым и изможденным. Поместившись у огня рядом с сыном, он с глубоким вздохом уронил голову на грудь. Никогда еще, подумал майор, он не казался таким опечаленным.
- В чем дело, отец? - Трабл наклонился к маркизу, пытаясь заглянуть ему в лицо. - Если вы расстроены гибелью солдат, то тут уж ничего нельзя поделать. Эта канадская осень хуже всякой американской зимы
Старик медленно поднял голову, и майор увидел, что в его глазах застыли слезы И не холод был их причиной, а самая настоящая скорбь
- Наверное, я был большим глупцом с самого начала, - проговорил он с комком в горле - Послушай, сынок. Все это время ты гнался за собственным братом... Да, да, Татекахомни - мой сын
Майор Трабл приоткрыл рот, но с его губ не слетело ни слова Было видно, что эта новость поразила его.
Старик продолжал говорить. Без перерыва, словно заученный урок, он рассказал, как попал к оглала, как Четан Мани и его дочь выходили его. Как он полюбил Быструю Лань.
- Она родила мне сына, - говорил маркиз. - В своих скитаниях я часто навещал их... Она умерла лет десять назад, заразившись оспой. - Он резко качнул головой. - Я всегда боялся сказать тебе об этом, Эндрю. Я думал, что ты не поймешь меня, осудишь, потеряешь ко мне уважение за то, что я произвел на свет метиса. Мне казалось, что правда о Вихре как-то повредит твоей военной карьере... Я признался Патриции, и то лишь тогда, когда увидел, что она влюбилась в Татекахомни. Это я помог им бежать и затем делал в пути все, чтобы Мийача смогли уйти от погони... Вот, кажется, и все.
Маркиз умолк, отведя взгляд в сторону. Реакция майора была быстрой. Он положил руки на плечи старика и заставил его посмотреть на себя.
- Вы действительно большой глупец, отец, - сказал он, волнуясь. - Зачем вы столько лет хранили это в себе?.. Почему не признались мне еще в форте?.. Я бы придумал что-нибудь. Я бы сам помог Вихрю скрыться. В конце концов, он мне брат! В нем течет наша кровь, отец. К черту карьеру!.. Господи, да я сейчас же поверну эскадрон обратно. Как только вернется Уайт.
Маркиз порывисто протянул руки к сыну. Они долго сидели у костра, обнявшись друг с другом и храня молчание. Никогда раньше между ними не было такого единения.
А тем временем небо над канадскими прериями стало светлеть. Ветер успокоился. Крупные снежинки тихо падали на землю, как будто никакого бурана не было и в помине.
Лейтенант Уайт вернулся незадолго до сумерек. Он привез с собой живых заблудившихся солдат и закутанного в армейское одеяло человека, который лежал поперек холки лошади.
- Кто это? - спросил майор.
Лейтенант молча снял человека с лошади и осторожно уложил на снег. Кавалеристы сгрудились вокруг. Когда он развернул одеяло, все увидели, что это была Патриция.
- Боже мой! - выдохнул майор.
- Не беспокойтесь, сэр, - поторопился объяснить Уайт. - Она только легко ранена. Сейчас в беспамятстве.
- Что произошло?
- Мы наткнулись на них случайно... То есть на нее и Вихря. Видно, они так же, как наши солдаты, отбились от Мийача в буран. Я выстрелил из винчестера, и пуля попала в плечо Патриции, потому что она попыталась заслонить собой дикаря.
- А Татекахомни? - тревожно спросил маркиз. - Ему удалось уйти?
Уайт подождал с ответом, сходил к своей лошади и, сняв с луки седельную сумку, вернулся назад. Подняв сумку, он сильно встряхнул ее. На землю упал черноволосый индейский скальп, на который, не тая, стал ложиться пушистый, ослепительно белый снег.
- Вторая пуля попала прямо ему в сердце, - с удовлетворением произнес лейтенант.
Маркиз некоторое время пустыми глазами смотрел на Уайта, а потом по его дряблым щекам заструились самые горючие в жизни слезы.