Видимо, с этой целью Шорина вместе с другими военачальниками вызвали в Москву на совещание к Ленину. В марте 1920 года Василий Иванович уже прибывает в Омск, где в мае принимает в подчинение 5-ю армию (командующие М.С. Матиясевич, И.П. Уборевич), имея задачей борьбу с «кулацкими» мятежами и войсками генерала барона Романа Унгерна, фактического правителя Монголии, а также с остатками других белогвардейских частей. Все эти задачи были успешно выполнены, координацию всех Вооружённых Сил Сибири Шорин осуществил с блеском и в начале 1922 года получил новое назначение — Туркестанский фронт. Как видим, власти «бросали» его туда, где нужны были военный опыт, железная воля к победе, талант организатора крупных масс войск.
Борьба с басмачами (современное название — моджахеды) была особой войной, полупартизанской, полуфронтовой с обеих сторон, а если учесть специфику территории военных действий, методов борьбы, психологию местного населения, то можно себе представить сложность новой должности Шорина. Однако военные операции в Ферганской долине, Восточной Бухаре и Хиве, осуществляемые отдельными кавалерийскими бригадами и национальными просоветскими отрядами, закончились поражением основных сил басмачей. Наверняка Василий Шорин имел там встречи с другим нашим земляком — Александром Тодорским из Весьегонска, также воевавшим с басмачами.
К 1923 году крупные военные операции на территории РСФСР закончились, огромная армия стала не нужна. Василия Шорина назначают заместителем командующего войсками Ленинградского военного округа В.М. Гиттиса. Здесь он и прослужил без замечаний до 1925 года. Впрочем, замечание было: почему Шорин всё ещё не член ВКП(б)? Это ему тоже припомнят.
В 1925 году Василию Ивановичу шёл 55 год — нормальный возраст для здорового, удачливого в делах военного человека. Однако его отправляют в отставку, надо полагать, не по болезни, не в силу «преклонного» возраста. Скорее всего, ему припомнили и его независимость во взглядах, и то, что он бывший «золотопогонник», и нечленство в партии, и несправедливое давнее обвинение со стороны Ленина. Михаил Фрунзе обнародовал прочувствованный приказ с комплиментами и перечнем заслуг пенсионера и, главное, с приказом о пожизненном зачислении Шорина в ряды РККА. Это был первый подобный случай в РСФСР (в дореволюционной армии заслуженных, отличившихся военных, зачисленных пожизненно в воинские части, было немало).
Пенсионер Шорин устроился на работу в ленинградскую организацию Осовиахима (позднее ДОСААФ). Увлёкся идеями группы ГИРД, которую возглавлял будущий основатель советской космонавтики Сергей Королёв, вошёл в коллектив разработчиков высотных скафандров. Бывший командарм радовался и писал одному из друзей: «Я тут нашёл себя». Видать, не только воинской наукой владел наш земляк, но и перспективные разработки были ему по плечу.
В 1938 году, на 68-м году жизни, безобидного старика арестовывают и бросают в тюрьму. Обвинение смехотворное, но страшное: «Участие в контрреволюционной организации в РККА». Полгода держат в тюрьме, допросы, допросы с пристрастием, ожидание суда. Но до судебной расправы не дожил — в тюремной больнице остановилось старое сердце. Похоронили его на Богословском кладбище, говорят, сохранился ещё памятник. Реабилитировали Шорина лишь в 1956 году, однако память о нём как о полководце Красной Армии заглохла.
Так закончил жизнь замечательный военный, отдавший все свои силы защите Отечества от зарубежных врагов, а свой талант полководца защите неблагодарной Советской власти — Василий Иванович Шорин из Калязина. Вспомним о нём — sine ira et studio — без гнева и пристрастия.
III. ОНИ ОСТАНОВИЛИ ФАШИЗМ
1943 год. Иран. Экипаж танка «Шерман» старшего лейтенанта Александра Ершова, уроженца Спировского района Тверской области (отец автора, на снимке второй слева)
Главный парад Евгения Дроздовского
В Твери живёт один из участников Парада Победы, бывший боевой лётчик, полковник в отставке Евгений Антонович Дроздовский, родом из 1924 года, войну начавший в 1943 году. «Воевал, как и все», — говорит ветеран, а потому этим и интересен всем нам, молодым и старым, воевавшим и работавшим в тылу в грозные годы Отечественной...
В конце 1940 года Женю Дроздовского, секретаря комсомольской организации 1-й железнодорожной сталинской школы (теперь она называется просто — 27-я школа) города Гомеля пригласили в горком комсомола и сказали, чтобы он в своей школе «провёл работу» по набору ребят в открывшуюся в Минске спецшколу ВВС, которая будет готовить «сталинских соколов».
Работу Женя провёл, и в январе 1941 года после медкомиссии приступили к учёбе в спецшколе 40 бывших школьников из Гомеля. 20 июня 1941 года они школу закончили и получили отпускные билеты, чтобы ненадолго съездить домой в отпуск, а потом продолжить службу.
Через день грянула война. Все документы пропали в Минске. Через Гомель шли в эвакуацию на восток люди, начались бомбёжки, хаос, тревога поселилась в душе каждого жителя города.
40 отпускников явились в военкомат и попросились добровольцами на фронт. Не заходя домой, они все во главе с Евгением Дроздовским срочно были доставлены на железнодорожную станцию, посажены в товарный вагон и направлены, как в пути выяснилось, в сторону Москвы.
Нашлись трезвые головы, которые приняли решение не отправлять на фронт молодых, неоперившихся летунов, а учить дальше. Так они попали в авиационную школу в Уфе. Шла война, а молодые парни начали осваивать традиционный набор летательных аппаратов: У-2, Т-2, УТИ-4, И-16 и, наконец, ЛАГГ-3. В 1943 году Евгению стукнуло 19 лет, он уже закончил полный курс на самолёте ЛАГГ-3, но в декабре группу лётчиков снова послали переучиваться в Кировабад: американцы по ленд-лизу начали поставлять в СССР авиационную технику. Так Дроздовский стал летать на «Аэрокобре» — истребителе, который в сравнении с нашими машинами первых лет войны был, конечно, лучше, но в сравнении с последующими «яками», ЛА-5, ЛА-7, «мигами», конечно же, хуже.
Только в январе 1944 года, когда Евгению было уже 20 лет, он попал на фронт, в 352-й истребительно-авиационный полк, перебазированный из Средней Азии под родной Гомель, на аэродром в Новозыбкове.
По-настоящему он начал воевать в ходе Бобруйской операции на минском направлении. Его полк передвигался вместе с армией почти по прямой Бобруйск — Минск — Барановичи — Варщава — Познань — Франкфурт-на-Одере — Берлин. Там и закончил Евгений свою войну.
Нет, Евгений Антонович не считает себя героем: «Я сделал всего 100 боевых вылетов. Это мало. Наша Мария Васильевна Смирнова, Герой Советского Союза, лётчица, летала на ПО-2 и сделала 850 боевых вылетов. Правда, они за ночь могли сделать несколько вылетов на линию фронта в течение 20—30 минут, а мы летали на полную дальность на 200 км».
Хотя «Аэрокобра» не приспособлена для бомбометания, но механики умудрялись приделывать ей бугеля, на которые навешивали бомбы и — пожалуйста, лёгкий бомбардировщик готов. Летал Дроздовский на сопровождение, бомбёжку, разведку, свободную охоту. Один раз был сбит, прыгал с парашютом — ничего, обошлось. В другой раз был только подбит, грохнулся на землю с самолётом — тоже жив остался, но с травмами, о которых долго помалкивал, да в конце концов это его и подвело, правда, не скоро.
Конец войны встретил под Берлином. Вечером 8 мая все вокруг вдруг подняли пальбу от радости — откуда чего узнали?! А утром 9 мая на построении полку сообщили о капитуляции Германии.
В конце мая 1945 года прибывает от командира полка посыльный и приказывает срочно явиться к нему трём друзьям: Евгению Дроздовскому, Владимиру Корзуну и Алексею Мишину. Пришли. Тут им приказано в течение получаса собрать вещички и ехать в Берлин.
Зачем — командир сам не знает.
В Берлине таких отобранных молодцов из всех частей разместили в помещениях танковых войск СС личной охраны Адольфа Гитлера. И тут началась строевая подготовка, непонятно зачем. Никто ничего не знает, поговаривали только, что в Берлине, якобы, будет парад.
На третий день — приказ: срочно (опять срочно!) собраться на вокзале. Там их посадили в классные купейные вагоны, выдали котелки, новое обмундирование и — в Москву. Приехали на какой-то вокзал, название на запомнилось, так как состав долго передвигали по окружной дороге. Только помнится Евгению Антоновичу, как встречали жители. Народу собралась масса, все кричали: «Жуковцы приехали, жуковцы!»
«Разместили наш батальон в «ворошиловских» казармах в Сокольниках и началась снова тренировка. Режим такой: в 4 часа утра подъём, с 5 до 9 часов — строевая тренировка, затем отдых, обед, ещё раз 4 часа тренировка, а потом немного свободного времени, и так 20 дней. Другие в подобной ситуации заскучали бы, но только не мы, нам было весело, молодые были, всё интересно. Да и то сказать — после войны попали сразу в Союз, да не куда-нибудь, а в Москву, это чудо какое-то! А у меня моя девушка (с Лидой мы учились вместе в Гомеле с 6-го класса) училась в институте, поэтому встреча в Москве после разлуки в 1941 году тоже казалась просто невероятной!»
