Здесь очевидно прослеживается стремление увязать принципиально противоречивые стороны уладить вопрос о «низах» и «верхах» в партии и защитить особое положение ответственных партийных работников. Эта двойственность обусловила демагогический характер письма, что особенно проявилось там, где акцент делался на определенной части членов партии. Такая постановка вопроса вполне понятна и объяснима это была их власть, ими завоеванная, и они ни в какой мере не собирались ею поступиться. Достаточно одного примера. 24 ноября 1919 г. К. Чуковский сделал в своем дневнике краткую запись о Зиновьеве, который, напомним, редактировал проект циркулярного письма ЦК от 4 сентября 1920 г.: «Вчера у Горького, на Кронверкском. У него Зиновьев. У подъезда меня поразил великолепный авто, на диван которого небрежно брошена роскошная медвежья полость. Зиновьев толстый, невысокого роста отвечал сиплым и сытым голосом»[142] Тем не менее, кризисная ситуация в партии, сложившаяся в связи с вопросом о «верхах» и «низах», заставила руководство партии поставить этот вопрос на IX Всероссийской конференции РКП(б) в сентябре 1920 г. Была принята специальная резолюция «Об очередных задачах партийного строительства», в которой предусматривался ряд мер для ликвидации этого конфликта. Среди них: «…возможно чаще собирать общие собрания членов партии с обязательным присутствием на них всех ответственных работников организации.., все без исключения ответственные коммунисты, независимо от занимаемой должности, должны быть прикреплены к фабрично-заводским, красноармейским или сельским ячейкам, где они должны нести партийные обязанности наравне со всеми членами партии и не только участвовать в собраниях, но давать на них отчеты о своей деятельности,…участие в субботниках необходимо сделать абсолютно обязательным для всех членов партии.., создать Контрольную комиссию наряду с ЦК из товарищей с наибольшей партийной подготовкой, наиболее опытных, беспристрастных и способных осуществлять строгий партийный контроль…»[143].
Для Москвы ЦК утвердил, кроме того, специальную Кремлевскую контрольную комиссию. «Так как неравенство в условиях жизни между членами партии особенно остро ощущается в Москве, говорилось в отчете о работе ЦК РКП за время с 15 сентября по 15 декабря 1920 г., где сосредоточено наибольшее количество ответственных работников-коммунистов, и где в то же время особенно тяжелы общие условия жизни, то вопрос о кремлевских привилегиях являлся и является наиболее острым. ЦК считал необходимым, чтобы беспристрастная и авторитетная комиссия обследовала положение дел Кремля, установила истинные размеры существующих привилегий, ввела их, поскольку невозможно было бы полное их устранение, в те рамки, которые были бы понятны каждому партийному товарищу, и вместе с тем опровергала бы слухи и разговоры о кремлевских порядках, то, что не соответствует действительности»[144]. Создание такой комиссии имело отвлекающий характер, тем более что через два года деятельность ее вообще была аннулирована. Это был закономерный результат целенаправленной политики нового руководства партии по созданию системы привилегий для ответственных партийных работников. Но тогда, в 1920 г., речь об этом зашла не случайно.
Позволю небольшое отступление. После переезда правительства в Москву в Кремле, по прямому указанию Ленина, была организована специальная столовая, которой могли пользоваться только обитатели Кремля да еще ряд самых высокопоставленных чиновников, живших за его пределами. Эта столовая до такой степени поразила одного из продработников, случайно оказавшегося в ней, что он оставил о ней свои воспоминания, сделав, правда, совершенно неожиданный вывод: «В апреле 1920 г., будучи уже членом коллегии Наркомпрода и заведуя Управлением распределения, я получил требование на отпуск продуктов для столовой Совнаркома. Продукты отпустил. Имея право как член коллегии обедать в столовой СНК, я в первый же раз заметил, что там на обед дается сколько угодно хлеба (обед был суп с селедкой и на второе картофель). Это меня удивило. Думаю, как это так? Рабочие голодают, получая по 1/8 фунта хлеба, да и то не каждый день, а здесь что делается! Надо сократить. Я эти соображения высказал некоторым товарищам, и это дошло до Владимира Ильича. Он вызывает меня к себе. Я не знал, зачем. Спрашивает мое мнение о столовой СНК. Я сказал ему все, что мне казалось неправильным. И Ильич, имеющий право приказать мне, не приказывает, а объясняет, что я этой экономией рабочих не накормлю, а головку революции сгублю, подорвав ее силы. На его вопрос, сколько часов я работаю, я ответил 16 (боясь сказать, что работал 18 20, чтобы он не заподозрил меня в преувеличении).
Ну вот, а некоторые работают по 18 20; их надо кормить, иначе они физически не будут в состоянии работать.
Этим разговором он меня убедил вполне в правильности существования столовой»[145].
Кроме столовой, в Кремле существовал закрытый продовольственный склад, в котором определенная группа людей могла получать в неограниченном количестве самые изысканные и дефицитные продукты. «За квартиры в Кремле, за отопление, освещение и пр. ничего не платили. Квартиры отапливались огромными старинными кафельными печами, топки которых выходили в общий коридор, и каждое утро истопник в валенках или мягких туфлях (чтобы не будить жильцов) тихо топил все эти печи и оставлял в кухнях мелко напиленные и наколотые дрова для плит»[146]. Тогда же была создана и знаменитая Кремлевская больница, где работали не только лучшие врачи, но и имелись лекарства, специально выписанные из-за границы.
Вернемся еще раз к резолюции IX конференции РКП(б) «Об очередных задачах партийного строительства». В ней предусматривались, наряду с вышеизложенным, и некоторые принципиальные моменты: «Признавая в принципе необходимым в исключительных случаях назначение на выборные должности, вместе с тем предложить ЦК при распределении работников вообще заменить назначения рекомендациями»; «ответственные работники-коммунисты не имеют права получать персональные ставки, а равно премии и сверхурочную оплату»[147]. Однако буквально через два года эти положения были пересмотрены XII Всероссийской партийной конференцией, потому что логика политики утверждения партийно-аппаратной системы управления страной неизбежно вела именно к обособлению ответственных партийных работников.
Постепенно складывалось и соответствующее восприятие партийных комитетов именно как органов власти и отчуждение от них рядовых членов партии. Очень характерным в этом плане представляется письмо секретаря Сиббюро ЦК И.И. Ходоровского, разосланное в губкомы и райкомы партии летом 1922 г., в котором он недоумевал, почему районные партийные комитеты «не являются в настоящее время теми центрами, куда члены партии, а также беспартийные приходили бы, как это было в первые два года революции, со всеми нуждами и запросами или хотя бы только с целью отдохнуть, узнать последние новости и т. д.»[148].
Была установлена и единая система связи местных партийных органов с Секретариатом ЦК. Эта связь укрепилась после введения в практику с февраля 1922 г. периодической информационной, а с марта статистической отчетности. Помимо этого, местные секретари должны были не позднее пятого числа каждого месяца направлять непосредственно на имя секретаря ЦК личные письма с информацией за прошедший месяц. Письма носили строго секретный характер.
Связующим звеном между Секретариатом ЦК и местными партийными комитетами являлись также ответственные инструкторы, которым надлежало контролировать и направлять работу парткомов, помогать им «твердо и неуклонно» проводить директивы центральных партийных органов. Тогда же были введены специальные заседания Секретариата, проводившиеся обычно перед заседанием Оргбюро ЦК для рассмотрения более мелких вопросов. Принятые по ним решения Секретариата в случае отсутствия протеста со стороны членов Оргбюро до следующего его заседания автоматически считались решениями Оргбюро. Такая практика способствовала усилению роли Секретариата ЦК в системе высших органов партии.
Еще одним чрезвычайно важным обстоятельством, обусловившим процесс бюрократизации партии, явилось принятие Х съездом РКП(б) резолюции «О единстве партии». Нередко эта резолюция воспринимается как изначально далеко идущее намерение Ленина исключить всех инакомыслящих и создать полностью послушную партию. Думается, что это не совсем так. Действительно, решение о единстве оказалось роковым для судьбы партии, особенно после того, как XIII конференция РКП(б) в январе 1924 г. сделала его законом внутренней жизни партии, опубликовав пункт седьмой, дававший право совместному заседанию ЦК и ЦКК двумя третями голосов переводить из членов в кандидаты или исключать из партии любого члена ЦК в случае нарушения партийной дисциплины или допущения фракционности. Но сам факт принятия такого решения был обусловлен обстановкой не только в стране, но и в партии, сложившейся к весне 1921 г. А обстановка была угрожающей для коммунистической власти. Стремление всеми средствами сохранить власть в тот критический момент составляло суть действий Ленина. Этим объясняется и его агрессивность на съезде, и его политика групповщины организация отдельных собраний для сторонников платформы 10-ти. Выступая за принятие резолюции «О единстве партии», запрещавшей свободу фракций и группировок, Ленин рассматривал ее как временную меру, необходимую для разрешения конфликта внутри партии и стабилизации сложившейся ситуации. Не случайно в том же документе предусматривались меры по развитию внутрипартийной демократии, которым было суждено остаться на бумаге.
