and Ukraine. P. 76–77;
Bilenky S. Romantic Nationalism in Eastern Europe. P. 97–98. Отдельно следует отметить, что в некоторых классических русскоязычных произведениях (например, А. Погорельского, Гоголя и П. Кулиша) Украина (как южная часть империи) представала в образе готического жуткого пространства, зеркально отражая тревоги российского имперского мышления и дискурса (
Sobol V. Haunted Empire: Gothic and the Russian Imperial Uncanny. Ithaca; London, 2020. P. 17–22).
Репрезентативный список украиноязычных изданий до 1861 г. см.: Україномовна книга у фондах Національної бібліотеки України імені В. І. Вернадського, 1798–1923: бібліогр. покажч.: В 3 т. / Редкол. О. С. Онищенко та ін. Київ, 2003. Т. 1 (1798–1911).
Я придерживаюсь убедительных аргументов В. Дудко о том, что Кулиш выполнил черновой перевод на русский, который Тургенев лишь слегка отредактировал (см.: Дудко В. I. Куліш і Тургенєв // Хроніка-2000. Український культурологічний альманах. Київ, 2009. Вип. 78. (Пантелеймон Куліш: письменник, філософ, громадянин.) С. 431–458).
Остальные авторы сильно отстают: анонимных (4), Гоголь, Гребенка, Н. Я. Тихорский – по 2, И. Г. Кулжинский и Кулиш – по 1.
Pavlyshyn M. Experiments with Audiences: the Ukrainian and Russian Prose of Kvitka-Osnovianenko // Slavic and East European Journal. 2014. Vol. 58. № 2. P. 200. Ср. также в другом месте: «…конечно, образ крестьянства в украинских рассказах Квитки идеализирован, а идеологическое содержание этого образа, конечно же, противоположно эгалитарному, секулярному или модерному» (p. 213).
Печатались в популярных изданиях 1840‐х – «Современнике», «Маяке», «Москвитянине», «Утренней заре», «Литературной газете», «Финском вестнике».
Женские персонажи у Квитки, как показывает Р. Коропецкий, как правило, воплощают сексуальное желание, которое подавляется, и могут прочитываться на символическом уровне. См. его интересную статью: Koropeckyj R. Desire and Procreation in the Ukrainian Tales of Hryhorii Kvitka-Osnov’ianenko // Canadian Slavonic Papers. 2002. Vol. 44. № 3–4. P. 165–173.
Об идеологии Квитки в контексте сентиментализма см., например: Борзенко О. І. Сентиментальна «провінція» (Нова українська література на етапі становлення). Харків, 2006.
Если русский перевод «Маруси» в 1838 г. был опубликован еще под псевдонимом-акронимом В. Н.С., то в 1842 г. Квитка, уверившись в успехе литературной маски, начал подписываться полным именем.
Идее гибридности языка и дискурса в русских текстах Квитки я обязан замечательному исследованию Ю. Ильчук: Ilchuk Y. Nikolai Gogol. Следует также сказать, что, насколько мне известно, автопереводы Квитки на русский никогда никем не изучались, хотя, как покажет пример ниже, дают замечательный материал, поскольку автор зачастую существенно менял текст оригинала в переводе.
Квитка-Основьяненко Г. Ф. Малороссийская проза / Изд. подготовил Л. Г. Фризман. Харьков, 2019. С. 454.
Квітка-Основ’яненко Г. Ф. Зібрання творів: У 7 т. Київ, 1981. Т. 3. С. 270.
Это подтверждается письмом Квитки к редактору «Москвитянина» Погодину от 17 января 1842 г., в котором он, посылая перевод, сообщал, что расширил некоторые места («с 18‐й по 21 страницы» рукописи) и, напротив, «несколько мест, за неудобством передать так же ловко, как оригинал, проглочено, т. е. выпущено». Квитка неоднократно сетовал на невозможность буквального перевода с украинского на русский (Квітка-Основ’яненко Г. Ф. Зібрання творів: У 7 т. Т. 7. С. 339).
Там же. С. 47.
Там же. Т. 3. С. 43.
Очерк сотрудничества Квитки с Плетневым см.: Айзеншток І. Я. Г. Ф. Квітка і П. О. Плетньов // За сто літ. Матеріали з громадського і літературного життя України ХІХ і початків ХХ ст.: В 6 кн. / За ред. М. Грушевського. Харків; Київ, 1930. Кн. 5. С. 22–120; Маслій І. А. Співпраця Г. Ф. Квітки-Основ’яненка із журналом «Современник» // Філологічні трактати. 2012. Т. 4. № 4. С. 143–147.
Квітка-Основ’яненко Г. Ф. Зібрання творів: У 7 т. Т. 7. С. 53.
Там же. Т. 3. С. 41–42.
Так, например, Е. К. Нахлик обнаруживает несобственно-прямую речь (скорее всего, мысль, по более современной классификации) в рассказе «Перекати-поле» (Нахлік Є. К. Українська романтична проза 20–60‐х років XIX ст. Київ, 1988. С. 54–55).
К примеру, обращает на себя внимание разное соотношение голоса нарратора и точки зрения героини в украинском оригинале и русском автопереводе: в последнем они более разнородны стилистически.
Об истории первого сборника см. новейшие исследования Б. В. Цимбала: Цимбал Б. В. «Народні оповідання» Марка Вовчка: втрати, пошуки, знахідки // Слово і час. 2014. № 1. С. 90–97; Он же. К истории первого издания «Народних оповідань» Марко Вовчок // Текстология и историко-литературный процесс: І Международная конференция молодых исследователей (Москва, МГУ, филологический факультет, 16–17 февраля 2012 г.): Сборник статей. М., 2013. С. 55–64.
«the relationship between the narrator, who is a character in her stories, and the implied „author“ – the structuring intelligence behind the narrator and the story as a whole» (Pavlyshyn M. Normalising a Ukrainian Intellectual Identity in the Nineteenth Century: The Role of Marko Vovchok (1833–1907) // Australian and New Zealand Journal of European Studies. 2013. Vol. 5. № 2. P. 65).
«the destruction of this social distinction between narrator and author. No longer was the narrator the object of ironic depiction from the perspective of a culturally more „advanced“ author participating in an elite all-imperial culture quite different from the one being represented» (Pavlyshyn M. Normalising a Ukrainian Intellectual Identity in the Nineteenth Century. P. 66).
Ibid. P. 69.
Шмид В. Нарратология. С. 183–185. Стоит добавить, что последний признак (диалогичность) не характерен для текстов Вовчок, однако остальные шесть вполне соблюдаются.
