полководцем стратопедархом Алексеем Комнином (1072/73–1074/75 гг). Понтийскими эпицентрами мятежа была Амасия и Неокесария. При этом часть жителей Амасии, в том числе представителей городской верхушки, и после прибытия в город Алексея, вместе с выданным ему турками Русселем, была если не на стороне Русселя, то во всяком случае сочувствовала ему. Алексею пришлось прибегнуть к хитрости — ложному ослеплению Русселя — чтобы избежать прямой конфронтации с городом и вывезти оттуда своего пленника [313]. Все это свидетельствовало о нарастании сепаратистских сил как на Понте, так и вокруг него.
С конца XI в. Трапезунд испытывает очевидный упадок, проявлением которого было и прекращение (из-за нехватки средств, как сообщает Лазаропул, и, добавим, из-за потери халдийской периферии) торжественного празднования рождества св. Евгения в одноименном монастыре [314].
Владения тюрок, доходивших до Пафлагонии и окрестностей Константинополя, все же, располагались чересполосно, и стабилизация положения империи, достигнутая с воцарением Алексея I Комнина (1081–1118) позволила мобилизовать все силы и существенно потеснить сельджуков. Примечательно, что при этом Комнины в значительной мере использовали и свои собственные, родовые, ресурсы в Пафлагонии. Однако Понт, особенно Западный, оставался уязвимым местом, о чем свидетельствует ограбление и кратковременный захват Синопа отрядом некоего Каратыка или Каратегина, возможно, одного из эмиров Мелик-шаха [315] в 1084 г., а также принадлежность туркам ряда прибрежных земель и крепостей, о чем недвусмысленно писала Анна Комнина. Захват Синопа был спровоцирован тем, что там находилась часть царской казны, видимо, необходимой для оплаты войск или результат сбора торговых налогов [316]. Синоп удалось вернуть Алексею I дипломатическим путем и, возможно, склонив к переходу на сторону византийцев некоего чауша, ивира по матери, принявшего затем христианство. Тот, будучи послом султана, использовал данную ему грамоту для вывода войск сельджуков из припонтийских городов, включая Синоп. Грамота должна была иметь силу при согласии Алексея I на династический брак, о чем Алексей сначала даже не стал вести переговоров, а затем затянул их, вплоть до смерти султана династии Великих Сельджукидов Малик-шаха I (1072–1092). После возвращения Синопа губернатором туда был назначен родственник императора Константин Далассин [317].
Тем не менее, ослабление центра и отдаленность Халдии позволили Таврам создать на территории Понта полусамостоятельное феодальное княжество. Интересно, что сепаратизм Понта не проявлялся до этого времени, а Трапезунд, как мы видели, сохранял проимперскую позицию во фремя феодальных мятежей. Что же изменилось? Во-первых, все очевидней сказывалась неспособность центра отстоять Понт от внешних врагов. Во-вторых, росла и укреплялась местная знать, не занимавшая значительных постов в столице и связанная своими экономическими и политическими интересами с Понтом. В-третьих, подъем городов, обозначившийся с Хв. давал некоторые дополнительные ресурсы для автономистских сил. В-четвертых, была сохранена система локальной обороны фемы, опиравшаяся на местные военные отряды и хорошо защищаемые крепости и горные проходы. Реально в этой ситуации и произошло, видимо, соединение интересов местных динатов и городской верхушки и выразителем этого стала династия Гавров, прославленная подвигами и освященная ореолом мученичества за веру и родину ее основателя дуки Халдии и севаста св. Феодора Гавры. Алексей I, вместе с тем, мирился с полунезависимостью Гавры, понимая его роль в защите рубежей империи.
Феодор Гавра происходил, возможно, из семьи армянского происхождения [318] и родился, как сообщает Анна Комнина, в горных районах Халдии [319]. Один из источников (правда, более поздний) указывает даже место: селение Агра (Эдра) близ Трапезунда [320]. Уточнить это пока не представляется возможным. Еще в юности он поклялся изгнать «агарян» из области Трапезунда и выполнил затем эту клятву [321]. После освобождения Халдии Алексей I утвердил Феодора дукой [322], но он правил на Понте фактически самостоятельно с 1075 г. вплоть до смерти, вероятно — 2 октября 1098 г. Выражением этого стала и чеканка им монеты с изображением его св. патрона Феодора или, иногда, св. Димитрия. Собственную монету продолжал чеканить и племянник Феодора Константин Гавра. При этом трапезундские монеты не следовали принципам реформы Алексея I 1092 г. и сохраняли нерегулярный весовой стандарт [323]. Византийские источники отмечали богатство, храбрость и непобедимость Гавры (до его гибели он не знал поражений), а Алексей I, назначая его дукой, стремился удалить Феодора из столицы, опасаясь его дерзости и энергии, как писала Анна Комнина [324].
На явно сепаратистские устремления Гавров указывает и история сына Феодора Григория. В раннем возрасте он был отправлен отцом в Константинополь, где он был обручен с дочерью севастократора Исаака, брата императора Алексея I. Однако, из-за того, что сам Феодор вступил во второй брак со знатной аланкой, родственницей жены севастократора, планируемый матримониальный союз сына стал невозможен. Тогда император Алексей предложил юноше руку своей дочери Марии. За этим крылся тонкий расчет василевса привязать к себе талантливого полководца и потенциального мятежника. Фактически он стал заложником, хотя и получил полное военное образование под руководством самого императора. Однажды, когда император был в походе в Филиппополе в 1091/92 гл, юноша устроил заговор, опираясь на поддержку нескольких византийских военачальников (Георгия Декана, Евстафия Камицы и Михаила Ехансона). Заговор был раскрыт, Григорий сначала брошен в тюрьму под надзор дуки Филиппополя Георгия Месопотамита, а затем, получив прощение, был вынужден жениться на дочери императора Марии, связав свой род с Комниновским кланом [325]. Император Алексей получил тем самым определенный рычаг влияния на сепаратиста-дуку, впрочем, объективно действующего в интересах обороны рубежей Византии. Но брак этот после гибели Феодора Гавры был расторгнут [326].
Помимо сельджуков, Таврам пришлось отражать и нападения туркменских эмиров династии Данишмендидов, овладевших территорией от Севастии и Кесарии до Южного Понта [327]. Не без преувеличения, византийский писатель начала ХII в. архиепископ Феофилакт Охридский писал, что Данишмендиды облагали данью всю территорию от Приазовья и Колхиды до Армении, Галатии и Каппадокии [328]. Вероятно, Феодору Гавре удалось отвоевать у туркменов и удерживать земли от Трапезунда до Неокесарии включительно [329].
В одной из битв Феодор Гавра, был все же разбит и взят в плен. Его отвезли в Феодосиуполь и там предали мучительной смерти, после отказа перейти в ислам. Прах святого, за исключением черепа, из которого сначала сделали чашу, был сожжен [330]. Э. Брайер датировал это событие 1098 г. [331] По предположению Д.А. Коробейникова [332], убийцей был амир Али (Абу-л Касим Салтук), правитель Эрзерума и Двина (ум. в 1132 г.). Последнее свидетельство о Феодоре Гавре у Анны Комнины сопряжено с рассказом о недавнем захвате им Пайперта и об осаде его затем Исмаилом амиром Гази Данишмендидом [333]. Д.А. Коробейников полагает, однако, что в
