17 января снова восстал роговский район в Сибири. И. Новоселов захватил Сорокино, разоружив здесь кавполк. Восстание охватило юг Алтая. Теперь под черный флаг Новоселова встали 5-10 тыс. человек. Крестьяне распробовали власть коммунистов.
Анархист Новоселов поддержал программу эсеровского Крестьянского союза — сначала общий фронт против большевиков, а потом будем бороться за более далекие идеалы. Ситуация была такова, что против большевиков объединились все от «порозовевших» экс-белых до принявших более умеренную советскую программу анархистов. И везде народ требовал ликвидации режима продразверстки и запретов, причем ликвидации вместе с однопартийной диктатурой большевиков.
Кульминацией «третьей революции» стало восстание в Кронштадте, которое угрожало перенести борьбу в самый центр Советской России, охватить столицы и столичные гарнизоны.
Началось все с рабочих волнений. В феврале — марте 1921 г. произошел мощнейший всплеск забастовочного движения, причем в организации стачек участвовали как беспартийные рабочие, так и члены социалистических партий. 24 февраля 1921 г. рабочие Трубочного завода Петрограда вышли на улицу. К ним примкнули рабочие других предприятий. Вскоре среди демонстрантов появились матросы и солдаты. Толпа освободила рабочих, арестованных за невыход на работу (на остановившиеся из-за нехватки ресурсов предприятия).
В связи с «мятежом на заводах» Петроградский комитет РКП(б) принял меры — были арестованы члены социалистических партий (в требованиях рабочих звучали идеи эсеров, меньшевиков и анархистов), запрещены любые неразрешенные скопления народа, сформированы ударные отряды из коммунистов, по демонстрантам открывали огонь.
Сообщение о волнениях в Питере достигло Кронштадта. Моряки, многие из которых прекрасно помнило борьбу за рабочую власть, начали митинговать. Сообщения из дома об ужасах продразверстки и террора переплетались со свежими впечатлениями рабочих выступлений против рабочего государства.
Для умиротворения волнений в крепость приехал советский «президент», председатель ВЦИК М. Калинин и пытался уговорить моряков подчиниться. Но привычные штампы насчет «мировой революции» и «кольца фронтов» уже не действовали.
В результате даже большинство кронштадтских коммунистов поддержало резолюцию, принятую на митинге моряков и населения 1 марта 1921 г. В ней требовалось: «Ввиду того, что настоящие советы не выражают волю рабочих и крестьян, немедленно сделать выборы советов тайным голосованием, причем перед выборами провести свободную предварительную агитацию всех рабочих и крестьян». Резолюция требовала также свободы слова для левых эсеров и анархистов (не более того), восстановления других гражданских свобод, освобождения политзаключенных — социалистов и пересмотр дел других, ликвидации привилегий коммунистов, структур большевистской экономической диктатуры. И главное экономическое требование: «Дать полное право действия крестьянам над всею землею так, как им желательно, а также иметь скот, который содержаться должен и управляться своими силами, т. е. не пользуясь наемным трудом».
Большевики объявили кронштадтцев вне закона, после чего крепость восстала. Был избран Военно-революционный комитет (ВРК). Большинство его членов были беспартийными, что не означало отсутствия у ВРК политической идеологии. Важнейшие вопросы решались на собрании делегатов частей и предприятий. Активное участие в восстании принимали представители лево-социалистических партий и течений, в руководство входили меньшевик-интернационалист, эсер-максималист, энес и анархист (по иронии судьбы анархист Шустов охранял арестованных коммунистов), а также бывшие большевики. Бывший большевик — это тоже позиция. Эти люди поддерживали власть советов, но отшатнулись от практики «военного коммунизма». Идеи Кронштадта важны как результирующий вектор революционных народных настроений и синтез левых идей, оппозиционных коммунистам — конструктивных идей анархистов и радикальных идей социалистов.
15 марта 1921 г. в «Известиях Военно-революционного комитета», которые редактировал эсер-максималист Анатолий Ломанов, была опубликована установочная статья «Власть советам, а не партиям!», в которой говорилось: «И какая бы партия ни встала у власти, она не избежит роли диктатора, так как, какой бы крайне социалистической она ни являлась, у нас будут программные и тактические пункты, выработанные не жизнью, а созданные в стенах кабинета… Дело идет еще хуже, если у власти стоит не одна, а несколько партий… Трудящийся… сам возьмется за власть в лице — свободно избранных советов». Идея беспартийной Советской власти, близкая к позиции анархистов, также вытекала из идей бывших большевиков (таковыми были многие члены ВРК и участники восстания, в том числе председатель ВРК Степан Петриченко), которых привлекли освободительные лозунги революции и разочаровала практика большевизма. «Честным коммунистам» была предложена модель легального существования при новой власти в качестве оппозиции. Продолжая нелегальную деятельность, оставшиеся на свободе кронштадтские большевики формально приняли эти правила игры. В то же время Петриченко не исключал и компромисс с эсерами на почве созыва Учредительного собрания — он запретил публиковать статьи против учредилки.
Говоря о принципах работы ВРК, его член Владислав Вальк говорил на следствии: «Ревком в своем целом все время старался опираться на массы, и как масса решит, так и будет». В масштабах небольшого «полиса», островного городка, это было вполне возможно. Продолжая «дело Октября», Кронштадт шел в русле рабочих и солдатских настроений, противостоящих не только большевистской диктатуре, но и реставрации, возвращению назад, обесценивающему принесенные жертвы. Этим полубольшевистским настроением рабочих и матросских масс определяются лозунги и тактика восстания (притом что и в РКП (б) были сторонники демократизации советского режима). В этом были шансы на успех в Петрограде в случае ввода туда революционного флота.
Коммунистические и некоторые либеральные авторы пытаются доказать, что кронштадтские повстанцы «не имели будущего». А вот Ленину так не казалось, отсюда и его знаменитые заявления о самом серьезном кризисе Советской власти в связи с Кронштадтом. Ситуация была неопределенной. В Петрограде и других городах шли крупные забастовки, рабочие заявляли о поддержке Кронштадта, а иногда под влиянием эсеровской агитации — и Учредительного собрания. В Москве и области в январе 1921 г. началась волна забастовок, превосходивших по длительности стачки конца 1920 г. При этом рабочие переходили от экономических требований к политическим, на ряде предприятий было заметно влияние эсеров, меньшевиков и анархистов. Одни рабочие требовали уравнения пайков, другие — их сохранения, а третьи — уже созыва законодательного собрания, коалиционного правительства, гражданских свобод и свободы торговли. 4 февраля конференция металлистов выступила за замену продразверстки продналогом, передав Ленину требования рабочих и крестьян, которые в сложившейся ситуации председатель Совнаркома не решился отвергнуть. Московские рабочие проводили многотысячные митинги и демонстрации. Проводились антибольшевистские резолюции. На этом фоне Луначарский сообщал Ленину как об успехе о своем выступлении на заводе «Динамо», где его слушали в «угрюмом настроении», но не протестовали открыто. Зато 25 марта рабочие завода Бромлея по инициативе левых эсеров и анархистов приняли резолюцию поддержки восстания в Кронштадте (только что подавленного к тому времени). Власти отвечали арестами и локаутами. Волнения происходили и в Саратове.
Интересно, что С. Пирани, который привел этот интересный материал, оспаривает тезис Р. Пайпса и О. Файджиз о том, что в 1921 г. в России имела место революционная ситуация. Вопрос некорректный, учитывая, что в России еще продолжалась революция, хотя и находилась, по выражению С. Пирани, «в отступлении». Так что употреблять термин «революционная ситуация» вообще вряд ли уместно. Проблема заключается в том, несли ли угрозу коммунистическому режиму Кронштадт, рабочие волнения и крестьянские восстания в 1921 г. С. Пирани считает, что угрозы падения коммунистического режима не было, потому что у Кронштадта не было единства с другими крупными городами, движение против большевиков не было скоординированным и единым. Впрочем, как показал опыт Февральской революции, распространение революционного движения из Петрограда на другие города — дело легко поправимое. Тем более что в отличие от февраля значительная часть страны была уже охвачена восстаниями. Координационного центра в 1921 г. не было, но в случае захвата Петрограда флотом и возмущенными питерскими рабочими такой центр как раз и мог возникнуть.
