В Ирландии за неповиновение, или элуд (elud), «побег», полагалось тяжкое наказание проклятием. Беглец, или элутах (elutach), лишался всех своих гражданских и религиозных прав, и всякому, кто давал ему приют, грозило серьезное взыскание: пять голов рогатого скота, плюс, в соответствующих случаях, — уплата всех долгов элутаха.[218] Это было своего рода изгнанием из общины.[219]
Точнее всего можно было бы сравнить это со средневековым церковным судом, подвергавшим виновного анафеме и предававшим его в руки светского правосудия. Граница между религией и правосудием была столь же слабо обозначена, как и весьма зыбкая грань, разделяющая религию и образование. HP и в этом случае мы имеем дело с видоизменением и специализацией правовых функций в культуре Ирландии: наряду с филидом-прорицателем (faith), филидом-сказителем (scelaigl'ie) или филидом-целителем (liaigh) эта культура создала филида-судыо (brithem), фигуру которого д'Арбуа, будучи по образованию и юристом, и кельтологом, блестяще исследовал в одной из своих работ, посвященной Сенхус Мору (Senchus Mor). Формально и по существу бритем (brithem) был ни кем иным, как филидом и, следовательно, принадлежал к разряду друидов. Это завершает начатый нами выше обзор внутреннего подразделения кельтского жреческого сословия.
Цезарь не дал себе труда отразить этого деления на категории, — либо оттого, что вовсе не знал об их существовании, либо, возможно, потому, что предпочел кратко представить друидов, равно как и их богов, сделав обобщенный, и поэтому ясный, но упрощенный небросок. Напротив, в Ирландии, где летописцы — преемники филидов-сказителей не имели ни нужды, ни желания высказываться кратко, чрезвычайное обилие деталей может ввести в заблуждение, однако более глубокий анализ социальной структуры выявляет исходную ее идентичность с положением дел в Галлии.
Разделяя в функциональном плане компетенцию филидов и бритем, д'Арбуа де Жюбенвилль ориентировался на современное право, основанное на твердом разграничении полномочий и компетенций. Но Ирландии эпических времен такая тенденция была чужда: ирландское право представляло собой совокупность правил, образцов (основанных на принципе соглашения) и древних речений, которые составляли судебную практику. Именно в силу того, что филиды заведовали правосудием, так же, как и друиды в Галлии, мы с уверенностью можем отнести их к классу ирландских друидов: их обширные юридические исследования, владение архаическим языком могло послужить лишь поднятию их престижа. «Berla Fene», или «язык Фене» был тем мудреным и темным, возможно, даже тайным «жаргоном», которым монопольно владели поэты, судьи и в целом друиды.[220]
Нам неизвестно, как друиды отправляли правосудие в Галлии, и было бы пустой тратой времени пытаться реконструировать детали, равно как и сами формулировки правового законодательства. Однако, за отсутствием документов континентального происхождения, мы можем обратиться к знаменитому ирландскому свидетельству: когда, в мифологические времена, скрупулезно включаемые в «Анналы», гой-делы, или сыновья Миля,[221] высадились на берег, они обнаружили, что остров населен и, согласно принятому выражению, оспорили права на него в битве. Но поскольку все настаивали на том, чтобы это совершилось по правилам, вновь пришедшие согласились прибегнуть к «судебному решению», которое вынесет их собственный глава, филид Аморген: «Потом отправились сыновья Миля и потомки Бреогана дальше и подошли к Друиле Канн, что зовется теперь Темра. Были там три короля Ирландии: Мак Куйл, Мак Кест и Мак Грене.[222] Попросили они сыновей Миля, чтобы остался в их власти остров до исхода битвы. Оттого желали они этого, что замыслили сотворить им вослед заклинания, дабы не могли сыновья Миля вернуться обратно.
— Отдадим мы вам то, — сказал Мак Куйл, сын Хермайта, — что присудит вам сам Аморген, ваш брегон, но если решится он сказать неправду, то погибнет от нашей руки.
— Скажи свое слово, о Аморген, — молвил Эбер Донн.
— Вот что скажу я, — ответил Аморген, — пусть останется остров в их власти.
— Куда же отойти нам? — спросил Эбер Донн.
— Прочь за девять волн, — отвечал Аморген.
И было это первым решением судьи, услышанным в Ирландии среди сыновей Миля».[223]
«Девять волн» составляют пределы территориальных вод мифологической и средневековой Ирландии, и гойделы, без дальнейших рассуждений, оставляют ее… Этот пример дает представление о всей значимости авторитета судьи-бритема, поэта, прорицателя или друида. И Аморген предстает здесь одновременно «королевским поэтом и судией», в то время как сын друида Сенхи Кайн Кайнбретах совершенно убежден в том, что «решение, которое не выносит его отец, и которое тот не умеет вынести, он должен вынести сам».[224]
Заслуживает интереса сравнение всех этих наблюдений с данными континентальных авторов. Диодор Сицилийский, в действительности, указывает: «Часто они выходят между войсками, выстроившимися в боевом порядке, грозящими мечами, ощетинившимися копьями и усмиряют их, как будто укрощая каких-то диких зверей. Так, даже среди самых диких варваров боевой пыл уступает мудрости, и Арес платит дань уважения Музам».[225] Страбон отмечает, что «Друиды же вдобавок к изучению природы занимаются также и этикой. Друидов считают справедливейшими из людей и вследствие этого им вверяют рассмотрение как частных, так и общественных споров. Поэтому в прежние времена они улаживали военные столкновения и заставляли примириться противников, когда те уже собирались сразиться друг с другом; дела об убийствах преимущественно отдавались на их решение. Большое количество этих дел сопровождается, как они считают, и обилием благ в стране».[226]
Функцию послов также, по-видимому, выполняли исключительно друиды, вследствие наличия у них юридических полномочий. В Галлии друид Дивитиак отправился в Рим просить помощи против набегов секванов и говорил с римским сенатом, опираясь на свой щит (scuto in-niocus).[227] В Ирландии в конце «войны Фергуса и Конхобара» (Cogadh Ferghusa agus Choncub-hair Sonn), в которой столкнулись два короля Ульстера, «войска в эту ночь подошли к Черному Ручью Друидов и встали там лагерем для ночлега. Улады говорили, что следует отправить послов к королю Ирландии, чтобы заключить мир. «Кто же пойдет?» — спросил Конхобар: «Катбад, Мес Дегад и Аморген отправятся туда», — ответили они».[228]
Итак, эти трое были Друидами.
Друид-целитель
В качестве друида-целителя или вата-целителя (faithliaigh) мы можем привести пример Фингена, целителя короля Ульстера Конхобара. Он обладал поразительными умениями: «Всякий приходил к нему со своими ушибами и рубцами, со своими ранами и болями; он называл каждому его болезнь и давал снадобье, и каждый в самом деле оказывался болен тем недугом, который тот назвал ему.
«Этот человек обладает силой и мудростью целителя, искусством заживления ран, умением побеждать смерть и преодолевать любое недомогание, — говорит Фергус. Финген, Целитель-прорицатель, целитель Конхобара стоял в окружении целителей Ульстера. Он распознавал недуг человека по одному дыму, выходящему из его дома, или по одним лишь его выдохам».[229]
Вот еще одно свидетельство познаний Фингена, согласно отрывку из «Смерти Конхобара»: Конхобар был смертельно ранен в голову камнем, пущенным из пращи, к нему привели целителя Фингена…
«— Добро же тебе, Конхобар, — сказал Финген, — если я вытащу этот камень из твоей головы, ты сразу умрешь. Если же оставить его, я смогу тебя выходить, то покроет тебя пятно позора.
— Легче нам, — сказали улады, — Перенести его позор, чем смерть.
Была тогда голова его исцелена, и был тот камень в ней покрыт золотом под цвет волос Конхобара, ибо волосы его и золото были одного цвета. Сказал Конхобару его врачеватель, что не должен он теперь ездить верхом, общаться с женщинами, наедаться досыта и бегать».[230]
Позволительно ли трактовать эти указания в буквальном смысле и признать, что Финген был в состоянии произвести сложную хирургическую операцию? Следует учесть, что кельтский эпос, — а эпос всегда служит точным отражением уровня развития цивилизации, — всегда столь высоко ставил своих друидов-целителей, что признавал за ними власть на деле запрещать королю осуществлять его функции.
Друид является не только жрецом, он в равной мере и воин: такое сочетание может показаться странным, но оно легко объяснимо.
Прообразом друида-воина может служить Катбад,[231] глава друидов Ульстера, чья фигура предстает двойственной в версии «Рождения Конхобара», в которой мы находим такое начало: «Эохаид Желтая Пята, сын Лойга правил уладами. Его жена произвела на свет дочь, Несс, дочь Эохаида Желтой Пяты, которую стали воспитывать двенадцать учителей. Вначале она получила имя Асса, поскольку была миловидной и покладистой. В то время другой воитель из южных областей Ульстера пошел набегом на Ирландию, и число его соратников составляло три раза по девять человек. Катбад, знаменитый друид, носил то же имя, что и этот воитель: он обладал великой ученостью, знанием друидов и физической силой. Он родился в Ульстере, но покинул свою страну. И он прибыл, когда другой Катбад с трижды девятью соратниками пришел в одну пустыню. Сперва они вступили в сражение, затем устали биться и заключили соглашение, без чего они, будучи равными численно, все равно бы пали смертью. Тогда Катбад со своей семьей и другой герой и его семья пришли к уладам и убили двенадцать наставников молодой девицы, которые собрались в одном доме и во всю пировали. Девушке [которой не было с ними?], единственной удалось избежать их участи, и никто не знал, кто учинил эту резню. Получив весть об этом, девица пришла в дикий гнев. Она выступила в поход с трижды девятью воинами, чтобы отомстить за своих наставников и разорила и разграбила все пограничные области. До тех пор она звалась Асса, поскольку была приятна на вид, но затем своей отвагой и воинской доблестью заслужила противоположное имя Ниасса…».[232]
