Уж на что Иван Грозный любил свою первую жену Анастасию и жить без нее не мог, но и он постоянно ей изменял, и не только когда на завоевания ходил, но и в Москве тоже. Словом, хотя блуд и преследовался строго нравственными понятиями и даже в юридических актах блудодеи помещались в один разряд с ворами и разбойниками, русские мужики предавались самому неистовому разврату. Очень часто знатные бояре, кроме жен, имели у себя любовниц, которых доставляли им сводни, да сверх того не считалось большим пороком пользоваться и служанками в своем доме, часто насильно. Мужчине не вменялся разврат в такое преступление, как женщине.
И думаете, дорогой читатель, так только в России было? Абсолютно во всех странах мира, ну разве что кроме мусульманских. Там свои обычаи, полигамию мужчины одобряющие и многоженство поощряющие. Но и здесь с женами ох как считались. У мормонов муж не имел права взять себе вторую жену без ее на то согласия. А когда ему хотелось третью, ну вследствие, скажем, своей неуемной потенции и без всякой там „виагры“ утомительной для двух жен, то он должен был у них согласия просить. Случаев прелюбодеяний в этом племени никогда не бывает, и неудивительно, со столькими-то женами — „люби, не хочу“. А детей, рожденных от разных матерей, все жены воспитывали совместно, любя каждого ребенка как своего собственного. Правда, с этим магометанским многоженством и свои исторические казусы выходили. Все жадность человеческая. Ну зачем, скажем, марокканскому султану Мулаи Исмаилу иметь было столько жен, что через каждые 20 дней у него рождался ребенок, и он покинул сей грешный мир, будучи отцом 548 сыновей и 340 дочерей?
Но мы такие экстремальные случаи во внимание не принимаем, мы намекаем на то, что во всех странах начиная от королей и кончая небогатым буржуа — все имели любовниц, или, как красиво тогда принято было называть, фавориток.
„Институт любовников и метресс получил наиболее ясно выраженное официальное значение при дворах и среди придворной аристократии. Каждый князь содержал фавориток, при каждом дворе существовала целая свита обворожительных проституток. Генрих VIII, король Англии, имел двух хорошеньких дочек пекарей, Людовик II Французский имел несколько метресс-горожанок. Придворные дамы часто составляли не что иное, как официальные гаремы князя. Приобщение к чину придворной дамы значило, что данная дама удостоилась украсить ложе короля. При дворе Франциска I каждая придворная дама в любой момент была обязана удовлетворять султанские прихоти короля“[29].
Ватто. Пастухи.Словом, в какую историю ни загляни, всегда там этих самых проституток ли, метресс ли, гейш ли, куртизанок ли — как собак нерезаных! При королевских и императорских дворах и на поле брани спокойно себе паразитируют! То величайшим вниманием и почетом окружаемы, с оказываемыми им королевскими почестями, то тайком через черный ход в королевские апартаменты прокрадывающиеся; то платят им щедро, дворцы и драгоценности покупают, то в черном теле держат. То на философские темы с ними, образованными, беседуют и в политику вовлекают, в государственных делах с ними советуются, то исключительно их телесами интересуются, индифферентно к их уму отнесясь. Тогда понятие „проститутка“ было неоднозначным, в зависимости от того, какая на дворе была эпоха! Была, скажем, эпоха Ренессанса — проститутки тут как тут: в почете, богатстве и обожании. Первым лицом после короля были фаворитки.
В эпоху Ренессанса чувственное наслаждение было возведено в абсолют. Трем культам служила эта эпоха: еде, выпивке и разврату. И не только при дворе, но даже в Ватикане, колыбели, казалось бы, целомудрия и святости, рядом с Папой Римским царила гордая, драгоценностями и милостями осыпанная куртизанка, прославившаяся искусством любви. Чем искуснее и развращеннее они были, тем сильнее их любили и одаривали богатейшими подарками: тут и мраморные дворцы, и даже церкви, воздвигнутые в их честь.
При дворе Папы Римского Алексея II любовь была превращена в публичное зрелище, в котором участвовали красивые куртизанки и крепенькие лакеи с особо развитыми формами в нижней части туловища.
Но в это время чувственные удовольствия стали не только привилегией мужчин, но и женщин. Пресные мужья с их однообразным, нудным сексом по обязанности заменялись великолепнейшими любовниками из бедных офицеров, желающих подлатать свой скудный карман.
Шествия жен в ближайшие погребки под густой вуалью стали повседневным явлением. То, что раньше получали только мужчины, стали получать и женщины.
Но вот наступила, скажем, эпоха абсолютизма — проститутка, то бишь фаворитка, уходи в подполье, во дворце не высовывайся слишком, маскируйся под фрейлину какую и ожидай своей очереди для ласк короля. А он имел ключи от всех покоев фрейлин (а если не имел, то потайную дверь в их покои вырубал, как это сделал несовершеннолетний Людовик XIV, на все увещевания матери Анны Австрийской отвечавший, что его страсть выше ее нотаций), навещал когда хотел и какую хотел, мужа законного бесцеремонно с нагретого ложа вытуривая. А если который упирался и еще колотым оружием царю грозил, что-то там о чести своей бормоча, с тем расправа коротка: шибанут с лестницы вверх тормашками, и дело с концом. Так именно случилось с королем Франциском I, когда ревнивый муж не только нагретое ложе супруги ретиво королю не уступил, но еще и шпагой начал перед глазами размахивать, — он летел через 101 ступеньку дворцовой лестницы, и только мягкий ковер несколько его муки сгладил. Правильная это была расправа, потому как смертные должны понимать, в какую эпоху живут — в эпоху абсолютизма. А логика абсолютизма свой закон нравственности вывела: „Кто разделяет ложе с королем, не совершает позорного поступка, только кто отдается маленьким людям, тот клеймится пятном проституции“.
Следовательно, та, которая дарит свою любовь королю, совершает благородный поступок. Прямо философия негра Кали или — „Что такое хорошо, и что такое плохо“. „Вот если у Кали корову украдут — это плохо, а если Кали корову украдет — это хорошо“.
Мы не вникаем здесь в лицемерие такой философии, но именно она породила религиозное ханжество во всех религиях, в православной особенно. Вспомним, что под „плащом служения Богу“ разные православные странники наводнили Россию своими науками „усмирения беса“, когда под этим именно предлогом разврат, половые оргии и прелюбодейство для удовлетворения собственной похоти возводились в ранг высшего „единения с Богом“. Именно тогда и возник на российском небосклоне наш Распутин. Он „снимал страсти“ с истеричных, сексуально не удовлетворенных женщин всех рангов — от мещанок до аристократок обыкновенным с ними половым сношением, гарантируя им безгрешность такого акта с „божьим человеком“.
В эпоху абсолютизма король был всем — богом и царем, и каждый муж должен был считать за честь уступить свою жену высокопоставленному ночному гостю. И многие Мужья эту эпоху соответственно понимали, протест свой не выражали, а потихоньку ретировались, заслышав в коридоре шаркающие шаги короля, направлявшегося в спальню их жен. А если ретироваться не успевали, то быстро шмыгали в прилегающие уборные, и тогда им приходилось быть свидетелями ночных подвигов своего высокого конкурента. Но бедные, несчастные мужья должны были еще и помалкивать, когда высокий друг награждал их жен ребеночком. Такое снисхождение мужей высоко оценивалось женами. И старались они вовсю при всяком удобном случае урвать благосостояние и карьеру своему муженьку. Многие аристократки большие богатства в дом приносили, когда ринулись в Лондон для продажи своего тела. Повинуясь эротическим капризам могущественного повелителя, завоевывали себе и мужьям высокое общественное положение.
Но Россия — страна отсталая. Там долго еще бабу будут в „черном теле“ держать, на удовольствия сексуальные ее мозг и тело не нацеливая.
Словом, в области секса то, что разрешалось мужчине, не разрешалось женщине. Вот и приходится нашей скучающей царице страдать и сгорать от любовной страсти в одиночестве, поскольку любовника ей иметь нельзя и к мужу хаживать без позволения нельзя. И когда муж долго ее „не похочет“, возникали у нее разные любовные видения, как это случилось с нашей царицей Прасковьей, женой брата Петра Великого, Ивана.
Ей вдруг возомнилось, что муж к ней каждую ночь хаживает для детопотомства и она собственноручно его пылко обнимает, а оказывается, она обнимала густой воздух в своем затхлом, темном тереме. Да, царицы и их дочери жили и росли в теремах, удаленные от ока человеческого. Царевны были самыми несчастными существами на свете. „Сочетаться браком с иностранными принцами не позволяли господствующие тогда нравы, выходить замуж за простых граждан считалось ниже их достоинства. И обрекались они на безрадостное и бесполезное одиночество. Их жизнь протекала в тихом уединении. Однообразной чередой проходили грустные дни, посвященные вышиванью или ничтожным сплетням с боярынями и сенными девушками. Они (царевны) рождались, жили и умирали, не ведая ничего, что вокруг них совершалось, и сами никому неизвестные. Одно — царевны!“[30] Ничего в этом безрадостном существовании русских царевен не преувеличил историк Щебальский. Скука и беспросветность! „Баста!“ — сказала сводная сестра Петра Великого царевна Софья и шмыгнула из терема на волю. И как легко ей свежим воздухом задышалось после затхлых кремлевских стен! Она и стихи пописывала, и книжки читала, и несколько иностранных языков изучила, а главное — мужчин в свою светлицу пустила. Попрала весь домостроевский порядок с его невозможным воздержанием и распахнулась вся и для дел государственных, и для любви и порока. Взмахнула крылышками своими „подрезанными“ и полетела… „Крылышки подрезали“ девице, когда она достигала совершеннолетия. О, пардон, мы не объяснили вам, дорогой читатель, что означает сей афоризм. Девушка состоятельная в период отрочества носила за плечиками изящно сшитые крылышки, наподобие тех, какими украшен античный купидон. Это был символ, означающий ее непорочность и невинность как ангела небесного. Когда наступало совершеннолетие девушки, „крылышки“ ей обрезались в буквальном смысле слова — ножницами, и она, как птичка, выпущенная из клетки, получала несколько больше свобод, хотя в жизни, согласитесь, летать птице с подрезанными крылышками не очень-то удобно. Так история переиначила смысл этого афоризма. Послушайте, как император Петр Великий подрезал „крылышки“ своей дочери Лизаньке, будущей императрице Елизавете Петровне, когда она достигла совершеннолетия: „Император взял ее за руку, вывел из покоя императрицы в смежную комнату, где перед тем обедало духовенство. Здесь поднесли ему ножницы, и он, в присутствии государыни и всех придворных дам, отрезал крылышки, которые принцесса носила до тех пор сзади на платье, нежно поцеловал ее, а всем присутствующим преподнесли по стакану вина“[31].
