Член Политбюро ЦК КПСС К. Т. Мазуров, бывший в 1941 г. секретарем Брестского обкома комсомола, вспоминал, как встретил вечером 21 июня своего соседа — командира 17-го Брестского погранотряда майора А. П. Кузнецова. Тот шел в обком партии, чтобы доложить обстановку на границе, поделился сведениями и с комсомольским вожаком. По словам пограничника, за день самолеты Люфтваффе трижды нарушали государственную границу на участке отряда, один из них обстрелял военнослужащих, работавших на строительстве укрепрайона, были жертвы. В ночь с 20 на 21 июня в селах вдоль границы на нашей стороне вспыхнули пожары явно сигнального характера. Пограничные наряды слышали за Бугом гул множества танковых моторов. Кузнецов считал, что идет подготовка к нападению, а не к провокации. Так и собирался докладывать[74]. После полуночи А. П. Кузнецова поднял с постели телефонный звонок. Зам. по разведке майор В. В. Видякин доложил из штаба отряда, что пограничный наряд подобрал на берегу Буга выбившегося из сил перебежчика. Он назвался Иосифом Бадзинским, жителем деревни Старый Бубель, и сообщил, что утром Германия нападет на Советский Союз. Пограничник не очень поверил поляку, не хотелось верить, что «Гроза» пришла так скоро, но «наверх» информацию сообщил и поднял отряд по тревоге[75]. Младший лейтенант В. Н. Горбунов был начальником 2-й заставы отряда, именно его люди задержали перебежчика. Им оказался ранее знакомый, по наблюдениям за сопредельной стороной, владелец небольшой мельницы. Когда его доставили на заставу, он рассказал о готовящемся нападении, назвал время и указал места наводки трех понтонных переправ на их участке. Для допроса приехали представители из комендатуры и штаба отряда. Слушали недоверчиво, и под конец Горбунов напрямую задал старику вопрос:
«— А ты не врешь? Возможно, они тебя подослали?
Мельник с горечью посмотрел на меня, потом с какой-то внутренней гордостью выпрямился и сказал:
— Я старый солдат русской армии, воевал еще в 1914 году, хочу помочь вам, русским. Они завтра идут на вас войной — вся Германия, верьте мне…»[76]
Генерал-полковник КГБ С. С. Бельченко (в 1941 г. — майор госбезопасности, начальник УНКГБ БССР по Белостокской области) вспоминал, что 21 июня с сопредельной стороны сумел прорваться один из агентов-нелегалов. Он сообщил, что германские войска получили приказ начать боевые действия против СССР утром 22 июня. В половину второго ночи 22 июня линию границы перешел еще один агент, подтвердивший содержание приказа. От пограничников поступали многочисленные факты выдвижения частей вермахта вплотную к границе. Было принято решение по эвакуации секретной документации городских и районных органов партии, Советской власти и госбезопасности в Белосток. С. С. Бельченко поручил своему заместителю А. Ф. Сотикову связаться с командованием погранвойск и рекомендовать от его имени сделать то же самое, несмотря на отсутствие указаний собственного руководства (начальник ГУ погранвойск генерал-лейтенант Г. Г. Соколов в это время находился в инспекционной поездке в самом белостокском выступе). Также Бельченко привел очень любопытный факт. Оказывается, забрасываемая на территорию Белоруссии в мае и начале июня 1941 г. немецкая агентура не имела при себе радиостанций и все собранные данные ей надлежало представить своему командованию по возвращении, которое должно было произойти не позднее 15–18 июня[77].
И как последний «довесок». На 3-й странице воспоминаний Н. С. Гвоздикова я совершенно неожиданно для себя встретил такое… Кто-то, возможно, пропустил бы, но я — человек верующий, практикующий христианин. Первая реакция была эмоциональной — ни фига себе! «За день до начала войны по дорогам были разбиты часовенки, изваяния Христа и Богоматери и пущен слух, что это сделали пьяные красноармейцы…» Это в католической-то Польше! Возможна ли еще более эффективная провокация для успешного завершения работы по формированию «5-й колонны» из набожных поляков? И опять никто ничего не заподозрил.
1.8. «Ясно одно: военная машина запущена, остановить ее нельзя»[78]
Событием, бесповоротно разделившим нашу историю на части «до» и «после», обычно считают то, что произошло на пограничной реке Западный Буг, но не в Белоруссии, а много южнее. Там на нашу сторону перешел германский солдат, сообщивший о готовящемся нападении. Рассмотрим этот эпизод поподробнее.
Примерно в 21 час 21 июня на участке Сокальской комендатуры 90-го Владимир-Волынского отряда Украинского пограничного округа был задержан перебежчик, солдат вермахта, ефрейтор 222-го полка 74-й пехотной дивизии Альфред Лисков. Переводчика в комендатуре не было, поэтому начальник отряда майор М. С. Бычковский приказал доставить его во Владимир-Волынский, в штаб отряда. Текли драгоценные часы. Лишь в половине первого ночи немца привезли во Владимир-Волынский. Он рассказал, что на рассвете германские войска начнут военные действия против СССР. М. С. Бычковский немедленно оповестил штаб погранокруга (в ту ночь дежурным по штабу был начальник отдела политпропаганды бригадный комиссар Я. Е. Масловский). Реакция была молниеносной. Немедленно были оповещены начальник войск погранокруга генерал-майор В. А. Хоменко, последовали звонки в штаб Киевского военного округа и оперативному дежурному Главного Управления пограничных войск НКВД СССР. Также майор Бычковский лично оповестил командующего 5-й общевойсковой армией генерал-майора танковых войск М. И. Потапова. Сокаль находился на участке прикрытия 27-го стрелкового корпуса, входившего в состав армии. По словам Бычковского, Потапов отнесся к его сообщению недоверчиво и фактически отмахнулся от него[79]. В то же время бывший зам. начальника оперативного отдела штаба 5-й армии А. В. Владимирский написал, что штаб армии по распоряжению командующего округом в час ночи 22 июня уже выехал на КП в 14 км юго-восточнее Ковеля[80].
Вопрос: соответствует ли это действительности? Сам факт перехода госграницы солдатом германских вооруженных сил сомнений не вызывает. Но то, что он сообщил пограничникам… Не слишком ли это поздно, чтобы успеть предпринять хоть что-нибудь?
Я попробовал проанализировать некоторые события того дня, происходившие не только на западных рубежах страны, но и совсем далеко от них… в Москве. Главным источником были, разумеется, мемуары. В результате получилась неожиданная, как сказал бы «главный кремлевский мечтатель», «аг’хилюбопытная каг’тина, батенька». Ровным счетом ничего ни с чем не сходится. Если уж события 21 июня в самой златоглавой Москве, в высших эшелонах власти, не удается выстроить в хронологическом порядке… Ну, знаете ли…
Бывший нарком ВМФ СССР адмирал Н. Г. Кузнецов вспоминал, что все началось не в 21 час и не в полночь, а много раньше. «Не так давно мне довелось слышать от генерала армии И. В. Тюленева — в то время он командовал Московским военным округом, — что 21 июня около 2 часов дня ему позвонил И. В. Сталин и потребовал повысить боевую готовность ПВО». После войны видный партийный деятель В. П. Пронин (в 1941 г. — один из руководителей московских коммунистов) рассказывал адмиралу, что вечером к И. В. Сталину были вызваны он и 1-й секретарь МГК А. С. Щербаков. По словам Пронина, Сталин приказал в эту субботу задержать секретарей райкомов на своих местах и запретить им выезжать за город. «Возможно нападение немцев», — предупредил он.
Около 23 часов в кабинете наркома ВМФ зазвонил телефон. Маршал С. К. Тимошенко (оба наркомата находились поблизости) пригласил Н. Г. Кузнецова к себе. «Есть очень важные сведения. Зайдите ко мне». В кабинете наркома обороны находились двое: сам Тимошенко и начальник Генштаба Г. К. Жуков. Маршал, расхаживая по комнате, диктовал, Г. К. Жуков сидел за столом и что-то писал. Перед ним лежало несколько уже заполненных листов для радиограмм. Заметив вошедших моряков, маршал остановился и коротко, не называя источников, сказал, что считается возможным нападение Германии на СССР утром 22 июня. Г. К. Жуков показал телеграмму, которую он заготовил для пограничных округов. В ней подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии. Непосредственно флотов эта телеграмма не касалась. Прочитав текст телеграммы, Н. Г. Кузнецов спросил, разрешено ли в случае нападения применять оружие. Получив утвердительный ответ, приказал контр-адмиралу Алафузову бегом отправиться в штаб и немедленно объявить флотам и флотилиям оперативную готовность № 1[81].
Далее Н. Г. Кузнецов пишет буквально следующее: «Позднее я узнал, что нарком обороны и начальник Генштаба были вызваны 21 июня около 17 часов к И. В. Сталину. Следовательно, уже в то время под тяжестью неопровержимых доказательств было принято решение: привести войска в полную боевую готовность и в случае нападения отражать его. Значит, все это произошло примерно за одиннадцать часов до фактического вторжения врага на нашу землю. Это еще раз подтверждает: во второй половине дня 21 июня И. В. Сталин признал столкновение с Германией если не неизбежным, то весьма и весьма вероятным… Очень жаль, что оставшиеся часы не были использованы с максимальной эффективностью».
