Ответ Сталина был передан Гитлеру в Бергхоф в 22.30. Через несколько минут, где–то сразу после одиннадцати, о чем автор очень хорошо помнит, музыкальная программа германского радио была прервана и последовало объявление: «Правительство рейха и Советское правительство договорились заключить пакт о ненападении друг с другом. Рейхсминистр иностранных дел прибудет в Москву в среду 23 августа для завершения переговоров».
На следующий день, 22 августа, Гитлер, получивший от Сталина гарантию, что Россия будет соблюдать дружественный нейтралитет, еще раз собрал высших военачальников в Оберзальцберге, где разлагольствовал о своем собственном величии, о необходимости вести войну беспощадно и безжалостно, а также сообщил, что, вероятно, отдаст приказ о нападении на Польшу через четыре дня, то есть в субботу 26 августа, на шесть дней ранее намеченного срока. Это стало возможным благодаря Сталину, смертельному врагу фюрера.
Военное совещание 22 августа 1939 года
Генералы застали Гитлера в настроении высокомерном и непримиримом[193]. «Я позвал вас, — сказал он присутствующим, — чтобы обрисовать политическую картину, дабы вы могли полнее оценить факторы, на которых я основываю свое непоколебимое решение действовать, а также для того, чтобы вселить в вас большую уверенность. После этого мы перейдем к обсуждению военных тонкостей».
Вначале он остановился на двух личных моментах.
«О моей личности и о личности Муссолини.
Все зависит от меня, от моего существования, от моих талантов как политика. Вряд ли кто–нибудь когда–нибудь будет пользоваться доверием всего немецкого народа в такой же степени, как я, — это факт. Вряд ли когда–либо появится человек, обладающий большей властью, чем я. Значит, сам факт моего существования необычайно важен. Но меня в любой момент может убить преступник или сумасшедший.
Следующий личный фактор — это дуче. Его существование тоже очень важно. Если что–нибудь случится с ним, то за лояльность Италии нельзя будет поручиться. Королевский двор настроен против дуче…»
Франко тоже союзник. Он гарантирует «благожелательный нейтралитет» Испании. Что касается «противной стороны», то он заверил собравшихся, что ни в Англии, ни во Франции выдающихся личностей нет.
Диктатор разглагольствовал в течение нескольких часов с перерывом на поздний завтрак. В записях этой встречи не упоминается о том, что Гитлера кто–то перебивал. Ни генералы, ни адмиралы, ни командиры люфтваффе не осмелились подвергнуть сомнениям его высказывания или опровергать ложь. Еще весной, по его словам, он понял, что конфликт с Польшей неизбежен, но полагал, что вначале придется повернуть оружие на Запад. Однако стало очевидно что в таком случае Польша нападет на Германию. Значит, ее необходимо уничтожить сейчас.
В таком случае пришло время войны.
«Решение принять очень легко. Нам нечего терять; мы можем только выиграть. Наше экономическое положение таково, что мы сможем продержаться всего несколько лет. Геринг может это подтвердить. У нас нет выбора, мы должны действовать…
Помимо личностного фактора благоприятно складывается для нас и политическая обстановка; в Средиземноморье соперничают Италия, Англия и Франция; на Востоке — напряженность–Англия находится в большой опасности. Положение Франции тоже ухудшилось. Снижение уровня рождаемости… Югославия на грани полного развала… Румыния сейчас слабее, чем раньше… После смерти Кемаля Ататюрка Турцией управляют ограниченные и слабые люди.
Такая благоприятная обстановка не продлится два или три года, Никто не знает, сколько проживу я. Так что пробу сил не стоит откладывать на четыре–пять лет, она необходима сейчас».
Таковы вкратце мысли, с жаром изложенные нацистским лидером. Он считал «вполне вероятным», что Запад не захочет воевать, однако некоторый риск все–таки существовал. А разве он не рисковал раньше, когда оккупировал Рейнскую зону, против чего возражали генералы? Разве не рисковал, когда присоединял Австрию, Судет–скую область, а потом и всю Чехословакию? «Ганнибал в Каннах, Фридрих Великий в Лейтене, Гинденбург и Людендорф в Танненберге — все рисковали, — говорил он. — Мы тоже должны рисковать, но мы должны обладать железной решимостью». Слабости нет места.
«Нам был нанесен вред, когда некоторые несогласные с нами немцы, находящиеся на высоких постах, вели переговоры с англичанами и писали им после решения чешского вопроса. Фюрер доказал свою правоту, когда у вас сдали нервы и вы слишком быстро капитулировали».
Гальдер, Вицлебен и Томас, а может, и другие участники мюнхенского заговора, вероятно, поморщились при этих словах. Очевидно, Гитлер знал больше, чем они предполагали.
В любом случае для них пришло время проявить свои бойцовские качества. Гитлер напомнил им, что он создал великую Германию посредством «политического блефа». Пришло время «испытать военную машину. Армия должна проявить себя в настоящем бою перед решающей пробой сил на Западе». Такая возможность предоставляется в Польше.
Потом он снова заговорил об Англии и Франции.
«У Запада есть только два пути борьбы против нас:
1. Блокада: она не будет эффективной из–за нашей самообеспеченности и наличия у нас источников снабжения на Востоке.
2. Нападение с Запада от линии Мажино. Я считаю это невероятным.
Еще одна возможность: нарушение нейтралитета Голландии, Бельгии и Швейцарии. Англия и Франция не пойдут на это. Польше они помочь не смогут».
Будет ли война долгой?
«Никто не рассчитывает на затяжную войну. Если бы герр фон Браухич сказал, что для завоевания Польши мне понадобится четыре года, то я бы ответил ему, что это невозможно. Утверждения о том, что Англия хочет большой войны, — нонсенс».
«Разделавшись», к своему большому удовольствию, с Польшей, Англией и Францией, Гитлер вытащил из колоды туза. Он заговорил о России.
«Наши враги рассчитывали еще на то, что Россия станет нашим противником после завоевания Польши. Враги не учли моей решимости. Наши враги подобны маленьким червячкам. Я видел их Мюнхене.
Я был убежден, что Сталин никогда не примет предложения англичан. Только безоглядные оптимисты могли думать, что Сталин настолько глуп, что не распознает их истинной цели. Россия не заинтересована в сохранении Польши… Отставка Литвинова явилась решающим фактором. После этого я моментально понял, что в Москве отношение, к западным державам изменилось.
Я предпринял шаги, направленные на изменение отношений с Россией. В связи с экономическим соглашением завязались политические переговоры. В конце концов от русских поступило предложение подписать пакт о ненападении. Четыре дня назад я предпринял специальный шаг, который привел к тому, что Россия вчера объявила о своей готовности подписать пакт. Установлен личный контакт со Сталиным. Послезавтра Риббентроп заключит договор. Теперь Польша оказалась в положении, в котором я хотел ее видеть… Положено начало уничтожению гегемонии Англии. Теперь, когда я провел необходимые дипломатические приготовления, путь солдатам открыт».
Путь солдатам будет открыт, если Чемберлен не устроит очередной Мюнхен. «Я только боюсь, — сказал Гитлер военным, — что какая–нибудь Schweinehund[194] предложит свои услуги в качестве посредника».
После этого был объявлен перерыв на завтрак. Но к еде приступили только после того, как Геринг поблагодарил фюрера за указанный путь и заверил, что вооруженные силы выполнят свой долг[195].
Во второй части выступления Гитлер в основном внушал своим военачальникам важность стоящей перед ними задачи. По кратким записям, сделанным во время этой речи, можно судить о ее сути.
«Железная решимость с нашей стороны. Не отступать ни перед чем. Каждый должен осознавать, что мы с самого начала собирались воевать с западными демократиями. Борьба не на жизнь, а на смерть… Продолжительный мир не приведет ни к чему хорошему. Выше голову… Наши люди лучше… У них люди слабее… В 1918 году нация потерпела катастрофу только потому, что духовные предпосылки были недостаточны. Фридрих Великий выжил, потому что был силен духом.
Уничтожение Польши — первоочередная задача. Цель — уничтожить действующую армию, а не выйти на указанный рубеж. Даже если начнется война на Западе, уничтожение Польши останется первоочередной задачей. Это должно произойти быстро, учитывая время года.
Я найду пропагандистские причины для начала войны, пусть вас не волнует, правдоподобны они будут или нет. Победителя не будут потом спрашивать, правду он говорил или нет. Когда начинаешь и ведешь войну, главное не право, а победа.
Закройте ваши сердца для жалости! Действуйте жестоко! Восемьдесят миллионов человек должны получить то, на что они имеют право… Прав сильнейший… Будьте безжалостны! Пусть вам будет чуждо сострадание… Тот, кто размышлял о мире и порядке в нем, знает, что главное — успех, который достигнут лучшими при помощи силы…»
