Неубедительным кажется и предположение А. А. Шахматова о том, что рассказ статьи 1074 г. о Феодосие составлен Никоном на том основании, что он содержит подробную информацию, доступную якобы только современнику. Это было бы справедливо, если бы Никон был свидетелем последних дней жизни Феодосия. Но он таковым не являлся. В 1073 г. Никон вынужденно оставил Киев и вторично удалился в Тмутаракань. Вернулся в Печерский монастырь только после смерти Феодосия. Следовательно, точное, почти протокольное описание кончины игумена принадлежит не ему, а какому-то другому летописцу. Если предположить, что Никон воспользовался подробной информацией о смерти Феодосия, которая имелась в архиве Печерского монастыря, то почему тогда следует исключать аналогичную возможность для его более поздних коллег — летописцев?
Статья 1091 г. Убеждение А. А. Шахматова в том, что приоритет авторства свидетельских показаний «Повести временных лет» принадлежит составителю Начального свода, ставит под сомнение летописная статья 1091 г. Она определенно написана другим летописцем. В Киево-Печерском патерике аналогичный (хотя и не абсолютно идентичный) рассказ — «Сказание об обретении и перенесении мощей Феодосия Печерского» — приписан монаху Печерского монастыря Нестору.[167] И в летописи, и в «Сказании» рассказ ведется от первого лица. После принятого на монастырском совете решения о перенесении мощей преподобного Феодосия в Успенский собор игумен Иоанн поручил выполнение этой ответственной работы наиболее доверенному лицу. Даже если бы у нас не было свидетельства Патерика, логично было бы предположить, что Иоанн обратился к Нестору, составившему или, что вернее, трудившемуся над составлением жития Феодосия. «Его же (игумена. — П. Т.) повелѣнью бых азъ грѣшный первое самовидець, еже скажю, не слухомъ бо слышавъ, но самъ о семь началник».[168]
Сходное в деталях описание поиска могилы Феодосия и ее раскопок не оставляет сомнений в том, что летописная статья 1091 г. и «Сказание», содержащееся в Патерике, написаны одним автором. Д. С. Лихачев совершенно обоснованно полагал, что введение к летописному рассказу от первого лица указывает на характерную манеру Нестора, которая отличает и его житийные произведения.[169]
Статья 1096 г. В ней сообщается, что когда на Печерский монастырь напали половцы, автор этого рассказа отдыхал вместе с братией после церковной службы. «И придоша на манастырь Печерьскый, намъ сущим по кѣльямъ почивающим по заутрени».[170]
Далее летописец подробно описывает бесчинства завоевателей в Печерском монастыре. Его уточнение, что разграблению подвергся притвор, где находится гробница Феодосия, выдает в нем того же автора, который рассказал ранее об обретении и перенесении мощей печерского старца в Успенский собор. Мощи Феодосия были упокоены «в притворе по правую руку». Половцы ворвались «в притвор у гроба Феодосиева». Последующий экскурс в историю «безбожных сынов Измайловых», почерпнутый летописцем из Георгия Амартола, как бы продолжает рассказ, содержащийся во введении, о происхождении народов. Это историческое исследование указывает на большую эрудицию автора: «Мефодий (Патарский. — П. Т.) же свидетельствует», «другие же говорят». Под «другими», как справедливо полагали А. А. Шахматов и Д. С. Лихачев, здесь имеется в виду Георгий Амартол.
Практически ни у кого из исследователей не возникало сомнения по поводу происхождения статей «Повести временных лет» первого десятилетия XII в. Все они признаются как печерские и, следовательно, принадлежат тому же летописцу, который составлял и весь свод. Некоторые из них помечены авторским присутствием.
Так, сообщение 1106 г. о смерти старца Яня, скончавшегося в 90 лет, сопровождено следующей справкой: «Живъ по закону Божью, не хужий бѣ первых праведник. От него же и азъ многа словеса слышах, еже и вписах в лѣтописаньи семь».[171] Такое впечатление, что, говоря о Яне, летописец держит в уме статью 1074 г. и сравнивает его с церковными подвижниками, описанными в ней.
Свидетельством современника помечена также статья 1107 г., в которой повествуется о том, что Святополк перед походами на половцев и после них имел обычай молиться в Печерском монастыре и посещать гробницу Феодосия. Аналогичный рассказ содержится и в Патерике, где он связывается с авторством Нестора. А. А. Шахматов полагал, что первоначальный текст этого фрагмента летописи сохранился именно у Поликарпа в Патерике.[172]
Две последующие летописные статьи (1108 и 1110 гг.) являются также чисто печерскими. В первой из них летописец сообщает о канонизации Феодосия Печерского, а во второй описывает необычное явление природы — огненный столб, который сперва стоял над трапезной церковью, а затем переместился на Успенский храм и стал над гробом Феодосия.
Читая тексты 1107, 1108 и 1110 гг., бесспорно написанные, что называется, по горячим следам, трудно отрешиться от мысли, что их автор продолжает тему прославления Феодосия. В продолжение всего летописного свода он как бы дорисовывает портрет преподобного Феодосия, возводит его в ранг святого. Мысль о внесении Феодосия в синодик была вложена игумену Печерского монастыря Феоктисту самым Богом, а огненный столб был не чем иным, как явлением ангела — Божьего Посланника: «Ангелъ бо приходить, кдѣ благая мѣста и молитвении домове».[173] По существу, статья 1110 г. завершает собой так называемую Печерскую повесть, начатую еще в статье 1051 г. Ее главным персонажем бесспорно является Феодосий. Зная, что автором его «Жития» был печерский монах Нестор, естественно предположить, что он написал и эту летописную повесть.
В свое время А. А. Шахматов был сильно смущен заключительной фразой статьи 1051 г.: «Я не могу понять слова „пакы“, — сокрушался он. — Это „опять“, „еще“ в значении „инъде“ (в другом месте), или „по семь“».[174] Не вполне справился с интерпретацией этого слова и Д. С. Лихачев. Не исключив того, что оно имеет значение отсылки к статье 1074 г., он одновременно высказал и другое предположение, согласно которому «Житие Феодосия» действительно содержалось в «Повести временных лет» или в предшествующем ей своде, но было затем опущено кем-то из летописцев.[175]
Думается, что исследователи придали заключительной фразе статьи 1051 г. излишнюю загадочность. Смысл ее прост и ясен. Автор сказания о начале Печерского монастыря завершил его обещанием отдельно написать житие Феодосия. И вряд л и это житийное сказание замышлялось как продолжение летописной статьи 1051 г. По своему жанру оно не могло быть вписано в летописную стилистику, а должно было представлять самостоятельное церковное произведение. Скорее всего, «Житие» никогда и не было в составе летописных сводов.
По-видимому, близкое по смыслу летописное замечание содержится и в статье 1074 г. «Скажемъ же о успеньи его (Феодосия. — П. Т.) мало». Почему мало? Да, видимо, все потому же. Много летописец собирался сказать (или уже сказал) в отдельной житийной повести.
Не исключено, что «загадочное» слово «пакы» является еще одним свидетельством в пользу Несторового авторства «Повести временных лет». Этот церковнославянизм, означающий «после», «затем», «потом», не очень характерен для светских текстов. В летописи он встречается не часто: с 1051 по 1110 г. не более пяти-шести раз, зато в Несторовом «Житии Феодосия» употреблен более сорока раз. Никакая другая из последующих житийных повестей не отмечена такой ритуальной приверженностью ее автора к слову «пакы». Исходя из этого, можно предположить, что статьи «Повести временных лет», помеченные словом «пакы» (1051, 1065, 1068, 1074 гг.), принадлежат Нестору или же испытали его редакторское вмешательство.
Перед «Житием Феодосия» в Патерике расположено сказание «Чего ради прозвася Печерский монастырь», автором которого назван Нестор. Его окончание: «Приидох же азъ к нему, худый и недостойный рабъ Нестеръ и приятъ мя, тогда ми сущю 17 от рожения моего»[176] — практически идентично тому, которое содержится в статье 1051 г. Д. С. Лихачев полагал, что оба текста сопоставимы.[177] Разумеется, это тождество не может иметь определяющей доказательной силы, однако и не принимать его в расчет вовсе при выяснении вопроса об авторстве летописной повести о начале Печерского монастыря тоже нельзя.
Еще одним и, как казалось А. А. Шахматову, непреодолимым препятствием к отнесению летописного сказания о начале Печерского монастыря на счет Нестора является то, что в нем основателем обители выступает Антоний, тогда как «Житие Феодосия» таковым считает Феодосия.[178] Аргумент действительно серьезный и не будь в летописной статье 1051 г. другой информации, с ним можно было бы и согласиться. Но сам же А. А. Шахматов заметил, что в сказании не назван игумен, который поставил «церковь велику, и манастырь огородиша столпеемъ, кельѣ поставиша многы».[179] Из буквального смысла сказания следует, что этим игуменом был не Феодосий, а Варлаам, но имени его здесь нет. Заслуга поставления монастыря целиком отдана Антонию и монастырской братии. А. А. Шахматов видел в этом тенденциозность позднейшего редактора, что похоже на правду.
