ГЛАВА XVII. Восстание в Нидерландах 1555–1648
I. MISE-EN-SCENE
25 октября 1555 года император Карл V передал суверенитет Нидерландов своему сыну Филиппу. Двадцать шестого числа перед Генеральным штатом в Брюсселе Филипп принял присягу на верность и поклялся поддерживать права и привилегии семнадцати провинций в соответствии с традициями, договорами и законами. Эти взаимные обещания положили начало одной из величайших драм в истории свободы.
Обстановка была сложной. В состав Нидерландов — то есть низменных территорий — тогда входила нынешняя Бельгия, а также существовавшее Королевство Нидерландов. Голландский — нижненемецкий — был языком не только семи северных провинций (Голландия, Зеландия, Утрехт, Фрисландия, Гронинген, Оверэйссел и Гелдерланд), но и четырех провинций (Фландрия, Брабант, Мехлин и Лимбург) в северной «Бельгии»; в то время как на валлонском языке, диалекте французского, говорили в шести южных провинциях (Артуа, Валлонская Фландрия, Камбрей, Турнай, Хайнаут и Намюр). Все они, а также соседнее герцогство Люксембург, находились под властью Габсбургов.
В 1555 году население в подавляющем большинстве было католическим,1 Но их католицизм был гуманистического толка, который проповедовал Эразм полвека назад и который обычно практиковался в Риме эпохи Возрождения, а не мрачный, бескомпромиссный тип, выработанный в Испании веками войны против мусульманских «неверных». После 1520 года из Германии просочились лютеранство и анабаптизм, а затем, более массово, кальвинизм из Германии, Швейцарии и Франции. Карл V пытался остановить эти вторжения, импортируя папскую или епископальную форму инквизиции и провозглашая с помощью «плакатов» самые страшные наказания за любое серьезное отклонение от католической ортодоксии; но после ослабления его власти Пассауским миром (1552) эти наказания редко приводились в исполнение. В 1558 году роттердамская толпа насильно спасла от костра нескольких анабаптистов. Встревоженный ростом ереси, Филипп возобновил действие плакатов и наказаний. Возникли опасения, что он намерен ввести испанскую форму инквизиции во всей ее суровости.
Кальвинизм был благоприятен для меркантильного элемента в экономике. Порты Антверпена и Амстердама были центральными ганглиями североевропейской торговли, оживленными импортом, экспортом, спекуляцией и всеми формами финансирования; только страхование обеспечивало достаток шестистам агентам.2 Реки Рейн, Маас, Ийссел, Ваал, Шельда, Лисс и сотня каналов несли в тишине дюжину видов транспорта. Торговые ветры питали огонь ремесленной и фабричной промышленности Брюсселя, Гента, Ипра, Турне, Валансьена, Намюра, Мехлина, Лейдена, Утрехта, Харлема. Предприниматели, контролировавшие эти города, уважали католицизм как укоренившийся в традициях столп политической, социальной и моральной стабильности; но им не нравилась его помпезная иерархия и роль, отведенная образованным мирянам в управлении кальвинистскими конгрегациями и политикой. Больше всего их возмущали налоги, которыми испанское правительство обложило экономику Нидерландов.
Больше всего от восстания пострадало и меньше всего выиграло крестьянство. Большая часть земель принадлежала магнатам, напоминавшим феодалов Германии и Франции, и именно они организовали борьбу за независимость. Филипп де Монморанси, граф Горн, владел огромными территориями в южных провинциях. Ламораль, граф Эгмонт, имел обширные владения во Фландрии и Люксембурге и мог позволить себе жениться на баварской герцогине. В нескольких кампаниях он сражался с такой лихой доблестью, что стал любимцем Карла и Филиппа; именно он привел армию Филиппа к победе при Сен-Кантене (1557). В своем княжеском дворце он проявлял щедрое, но экстравагантное гостеприимство и неловко влезал в долги. Такие люди, а также многие менее знатные вельможи с жадностью смотрели на богатства Церкви и с завистью слышали о немецких баронах, обогатившихся за счет захвата церковной собственности.3 «Они считали, что королю было бы неплохо выкроить из земель аббатств круглое число красивых военных командорств», создав таким образом «великолепную кавалерию… вместо орды ленивых эпикурейцев, перебирающих четки».4
Самым богатым и знатным из крупных землевладельцев был Вильгельм Нассауский, принц Оранский. Семья владела большими землями в немецкой провинции Гессен-Нассау и в округе вокруг Висбадена, а также в Нидерландах, а титул она получила от своего маленького княжества Оранж
