посещали протестантские собрания. Когда по провинции Голландия разнеслась весть о том, что красноречивый Питер Габриэль будет проповедовать в Оверине, недалеко от Харлема, протестанты тысячами стекались туда и сотрясали поля своими псалмами. Под Антверпеном протестанты собрались в количестве пятнадцати тысяч человек, а некоторые говорили о тридцати тысячах — почти все были вооружены. Регент приказал антверпенским магистратам предотвращать подобные сборища как опасные для государства; те ответили, что их ополчение недостаточно и ненадежно. Сама Маргарита, после ухода испанских гарнизонов, не имела в своем распоряжении никаких войск. В Антверпене царила такая суматоха, что экономическая жизнь была серьезно затруднена. Регент попросил Вильгельма Оранского отправиться туда и договориться о мирном урегулировании между католиками и протестантами. Он утихомирил распри, убедив проповедников ограничить свои собрания пригородами и держать их безоружными.
В том же месяце (июль 1566 года) две тысячи «нищих» во главе с графом Луи Нассауским собрались в Сен-Тронде, в епископстве Льеж, и под радостные возгласы изложили планы по продвижению своего дела. Они решили общаться с немецкими протестантами и собрать среди них армию, которая придет на помощь нидерландским протестантам в случае нападения на них. 26 июля Людовик и еще двенадцать человек, переодетые нищими, предъявили регентше требование созвать Генеральные штаты и руководствоваться при этом мнением Оранского, Эгмонта и Горна. Она ответила отказом, и они намекнули, что, возможно, будут вынуждены обратиться за иностранной помощью. Людовик сразу же приступил, при попустительстве своего более осторожного брата Вильгельма, к сбору в Германии четырех тысяч кавалерии и сорока рот пехоты.17
9 августа Филипп подписал официальный документ, в котором заявлял, что предложение о помиловании было вырвано у него против его воли и не обязывает его, а 12 августа он заверил Папу, что приостановка инквизиции подлежит папскому одобрению.18 14 августа протестантская толпа, возбужденная проповедниками, обличавшими религиозные изображения как идолов, ворвалась в одну за другой церкви Сент-Омера, разбила изображения и алтари, уничтожила все украшения. На той же неделе такие же толпы совершили подобные разрушения в Ипре, Куртрее, Ауденаарде и Валансьене. В Антверпене шестнадцатого и семнадцатого числа толпы вошли в большой собор, разбили алтари, разбили витражи, распятия и другие изображения, разрушили органы, вышивки, потиры и монстры, открыли усыпальницы и лишили трупы украшений. Они пили причастное вино, сжигали дорогие миссалы и топтали шедевры искусства. Послав за лестницами и веревками, они стаскивали статуи из ниш и разбивали их кувалдами. С триумфальными криками толпа прошла через Антверпен, уничтожила изображения и украшения в тридцати церквях и монастырях, сожгла монастырские библиотеки и изгнала монахов и монахинь из их обителей.19 Когда весть об этой «кальвинистской ярости» достигла Турне, иконоборческий экстаз вырвался наружу, и каждая церковь была разграблена. Только во Фландрии четыреста церквей были очищены от икон. В Кулемборхе веселый граф руководил разрушениями и кормил своих попугаев освященными святынями;20 В других местах некоторые бывшие священники поджаривали облатки на вилках.21 Из Фландрии ярость перешла в северные провинции, в Амстердам, Лейден, Делфт, Утрехт, наконец, в Гронинген и Фрисландию. Большинство протестантских лидеров осуждали эти погромы, но некоторые из них, отмечая, что насилие над людьми было незначительным, считали уничтожение статуй и картин менее преступным, чем сожжение живых «еретиков».
Маргарита Пармская сжалась перед этой бурей. «В этой стране теперь терпят все и вся, — писала она Филиппу, — кроме католической религии».22 Филипп откладывал месть, но регентша, столкнувшись с вооруженными толпами и дерзкими лидерами, была вынуждена пойти на уступки. 23 августа она подписала с представителями Гё «Соглашение», согласно которому кальвинистское богослужение разрешалось везде, где оно уже практиковалось, при условии, что оно не будет мешать католическим службам, а протестанты оставят свое оружие дома. Представители конфедератов согласились распустить свою лигу, если правительство выполнит это соглашение. Преследования прекратились, и на какое-то время воцарился мир.
Ни Вильгельм Оранский, ни король Испании не были удовлетворены тем, что все осталось по-прежнему. Вильгельм видел в росте страстного протестантизма инструмент, с помощью которого можно было бы завоевать независимость Нидерландов. Хотя номинально он оставался католиком, он отказался от всех государственных должностей, организовал собственную систему шпионажа и отправился в Германию (22 апреля 1567 года) в поисках солдат и средств. Пять дней спустя герцог Алва покинул Испанию, получив от Филиппа поручение собрать и использовать достаточное количество войск, чтобы отомстить за кальвинистские беспорядки и бескомпромиссной силой подавить всякую ересь, мятеж и свободу в Нидерландах.
III. АЛЬВА В НИДЕРЛАНДАХ: 1567–73 ГГ
Фернандо Альварес де Толедо, герцог Альба, или Альва, которому сейчас пятьдесят девять лет, был похож на Эль Греко: прямой, высокий, худой, с темными глазами, желтой кожей и серебряной бородой. В двадцать лет он унаследовал свой громкий титул и обширные владения. Он рано начал военную карьеру, в которой отличался храбростью, умом и суровостью. Филипп ввел его в свой внутренний совет и охотно прислушивался к его советам. В этой чрезвычайной ситуации он рассудил, как солдат, воспитанный в испанской дисциплине и благочестии: подавить мятежников без пощады, ибо каждая уступка усиливает оппозицию. Филипп наделил его всеми полномочиями и пожелал ему счастливого пути.
Алва переправился в Италию и собрал там, в основном из испанских гарнизонов в Неаполе и Милане, отборную армию в десять тысяч человек. Он одел их в горделивое великолепие, дал им новейшее оружие и доспехи и утешил их двумя тысячами проституток, должным образом зарегистрированных и назначенных. Он провел их через Альпы, Бургундию, Лотарингию и Люксембург и 22 августа 1567 года вошел в Брюссель. Эгмонт встретил его с полной покорностью и подарил двух редких лошадей. Маргарита встретила его с сожалением, чувствуя, что брат отменил и переиграл ее именно тогда, когда она восстанавливала гуманный порядок. Когда Алва разместил в крупных городах гарнизоны своих испанских войск, она запротестовала, но герцог холодно ответил: «Я готов принять всю одиозность на себя». Маргарита попросила у Филиппа разрешения уйти в отставку; он дал его, предоставив ей удобную пенсию, и в декабре она уехала из Брюсселя в свой дом в Парме, оплакиваемая католиками, которые ее почитали, и протестантами, которые предвидели, насколько мягкой покажется ее величайшая строгость на фоне рассчитанной жестокости Алвы.
Новый регент и генерал-губернатор разместился в цитадели в Антверпене и приготовился очистить Нидерланды от ереси.
