Хвату было семь лет, когда разразилась первая мировая война. Десять — когда случилась революция. Когда брат пошел на брата, а сын — на отца. Когда в жизнь вошли революционные военные трибуналы, принимавшие решения так, «как это подсказывало им революционное коммунистическое правосознание и революционная совесть»: законы царской России были отменены. Хвату было одиннадцать, когда началась Гражданская война, когда виселицами по России прошелся белый террор и был объявлен террор красный.
Всероссийская Чрезвычайная Комиссия (ВЧК) была создана меньше чем через два месяца после октябрьского большевистского переворота — 7 (20) декабря 1917 года.
Первоначально на нее были возложены функции борьбы с контрреволюцией и саботажем (наше Управление «Z» и Шестое управление — идеологическая и экономическая контрразведки). Однако довольно скоро ВЧК приняла на себя и борьбу со спекуляцией, должностными преступлениями, шпионажем (нынешний Второй Главк), подавление контрреволюционных и бандитских выступлений (войска специального назначения КГБ), обеспечение безопасности транспорта (Четвертое управление), Красной Армии (Третье управление), охрана государственной границы (погранвойска).
21 февраля 1918 года Совет народных комиссаров утвердил ленинский декрет «Социалистическое Отечество в опасности!», пункт восьмой которого гласил: «Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления».{24}
И — расстреливали. Десятками и сотнями. Потом — тысячами и сотнями тысяч.
С этого времени в народе ВЧК стали расшифровывать как — Всякому Человеку Капут.
Великий гуманист Владимир Ленин, яростный борец с беззакониями царского самодержавия, писал исторические записки: «т. Федоров. В Нижнем явно готовится белогвардейское восстание. Надо напрячь все силы, составить тройку диктаторов, навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывести сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т. д. Ни минуты промедления. Надо действовать вовсю. Массовые обыски. Расстрелы за хранение оружия. Смена охраны при складах, поставить надежных».{25} Слал телеграммы: «…расстреливать заговорщиков и колеблющихся (здесь и далее выделено мною — Е.А.), никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты».{26} Диктовал на фронт письма: «Покончить с Юденичем (именно покончить — добить) нам дьявольски важно. Если наступление началось, нельзя ли мобилизовать еще тысяч 20 питерских рабочих плюс тысяч 10 буржуев, поставить позади их пулеметы, расстрелять несколько сот (вот откуда берут начало смершевские заградительные отряды времен Великой Отечественной войны! — Е.А.) и добиться настоящего массового напора на Юденича?» «Налягте изо всех сил, чтобы поймать и расстрелять астраханских спекулянтов и взяточников. С этой сволочью надо расправиться так, чтобы все на годы запомнили.{27}
Запомнили. На годы — запомнили. До сих пор забыть не можем.
Так закладывались основы тоталитарного режима. Тоталитарного права. Тоталитарного правосудия и советской морали.
5 сентября 1918 года после убийства председателя Петроградского ЧК М. Урицкого и покушения на Ленина Совет народных комиссаров принял официальное постановление о Красном терроре.
Это был сигнал к отпусканию всех и всяческих тормозов. Следующие четыре с лишним года Россия буквально захлебывалась собственной кровью.
«Мы железной метлой выметем всю нечисть из Советской России, — писал в журнале «Красный террор» от 1 ноября 1918 г. председатель Всеукраинского ЧК М. Лацис. — Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он (то есть обвиняемый — Е.А.) против Советов оружием или словом, — учил Лацис. — Первым долгом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какое у него происхождение, какое образование и какова его профессия. Вот эти вопросы должны разрешить судьбу обвиняемого. В этом смысл и суть Красного террора».{28}
Всероссийская Чрезвычайная Комиссия получила ничем не ограниченные права — права на самостоятельные обыски, аресты и расстрелы. Был введен институт заложников — один из самых мерзких методов борьбы, когда ни в чем не повинных людей хватали на улицах в облавах, арестовывали на квартирах, на вокзалах, в театрах. Хватали и расстреливали, только потому, что кто-то другой где-то совершил убийство или теракт.
Журнал «Еженедельник Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией» ради устрашения начал публиковать списки расстрелянных.
«В ответ на убийство тов. Урицкого и покушение на тов. Ленина …Красному террору подвергнуты: Сумской уездной ЧК — трое летчиков; Смоленской областной Комиссией — 38 помещиков Западной области; Новоржевской ЧК — … Александра, Наталия, Евдокия, Павел и Михаил Росляковы; …Пошехонской ЧК — 31 человек (5 Шалаевых, 4 Волковых)…»{29}
«По постановлению Петроградской Чрезвычайной Комиссии, — докладывает «Еженедельник ВЧК» N 5 от 20 октября 1918 г., — расстреляно 500 человек заложников».{30}
Брали в заложники и убивали «классово-чуждых» — князей, графов, представителей старого режима — министров, жандармов, членов оппозиционных партий («взято… в общем количестве 184 виднейших представителей местной и крупной буржуазии и социал-предателей», — рапортовала Комиссия ЧК Иваново-Вознесенска в «Еженедельнике…» № 3).{31}
Брали в заложники и убивали «классово-своих» — крестьян, поднявших бунт, рабочих, объявивших забастовку. («В одном кожуховском концентрационном лагере под Москвой (в 1921–1922 гг.) содержалось 313 тамбовских крестьян в качестве заложников, в их числе дети от 1 месяца до 16 лет».{32}
«В Уральской губернии было восстание, подавленное с жестокостью средних веков. По официальным данным расстреляно 10 тысяч крестьян, а по неофициальным — 25 и больше. Когда поговоришь с рабочими и крестьянами, то кажется чудовищным, как большевики могут держаться, когда около 99 процентов населения против них. Это может быть только при отчаянной запуганности населения…»{33}
«В своей картотеке, относящейся только к 1918 г., я пытался определить социальный состав расстрелянных, — пишет в своей книге «Красный террор в России 1918–1923» С. Мельгунов, живший в то время в Москве. — По тем немногим данным, которые можно было уловить, у меня получились такие основные рубрики, конечно, очень условные. Интеллигентов — 1286 человек, заложников… — 1026, крестьян — 962, обывателей — 468, неизвестных — 450, преступных элементов… — 438, преступления по должности — 187, слуг — 118, солдат и матросов — 28, буржуазии — 22, священников — 19».{34}
Брали жен — за мужей, мужей — за жен, детей — за родителей, соседей — за соседей, слуг, за господ, родителей — за детей. Некий студент П. убил комиссара Н. За это были казнены его отец, мать, два брата (младшему было 15 лет), учительница-немка и ее племянница 18 лет. После этого нашли и студента…{35}
Священник, инженер, фельдшер, купец, заводчик, «бывший редактор газеты», «лесничий», «бывший охранник», «отставной артиллерист», «лидер местного отделения партии «Народной воли», «студент, выдающий себя за матроса», — все это из перечисления профессий расстрелянных, опубликованных в различных еженедельниках ВЧК.
Это была какая-то вакханалия насилия!
«Нелепо ввести деятельность ЧК в юридические рамки», — доходчиво объясняет в № 6 «Еженедельника ВЧК» чекист Шкловский. И — не вводили!
По всей стране чекисты без суда и следствия пытали, насиловали гимназисток и барышень, убивали родителей на глазах детей, сажали на кол, били железной перчаткой, надевали на головы кожаные «венчики», закапывали живыми, закрывали в камеры, где пол был устлан трупами с разможженными черепами… Неужели нынешние сотрудники и руководители КГБ после всего этого не смущаются, не краснеют называть себя чекистами, продолжателями дела Дзержинского? Не смущаются. Не краснеют… Читать «Архив русской революции» И. Гессена или «Красный террор» С. Мельгунова невозможно. Невозможно знать, что живешь в стране, где ради некоего «светлого будущего» земля превращена в сплошной погост.
«Наш террор был вынужденный, — восклицали большевистские лидеры. — Это террор не ЧК, а рабочего класса».
Нет, это был именно террор ЧК, — возражают им очевидцы, историки, наконец, — собственные инструкции Чрезвычайки. Вот только одна из них — весны 1918 года:
«I. Применение расстрелов.
1. Всех бывших жандармских офицеров по специальному списку, утвержденному ВЧК.
2. Всех подозрительных по деятельности жандармских и полицейских офицеров соответственно результатам обыска.
3. Всех имеющих оружие без разрешения, если нет на лицо смягчающих обстоятельств (например, членство в революционной Советской партии или рабочей организации).
