Аристотелем как выборная тирания. «Другой вид (монархии. –
В. Г.), существовавший у древних эллинов, – говорит он, – носит название эсимнетии. Она, так сказать, представляет собой выборную тиранию (αἱρετὴ τυραννίς); отличается она от варварской монархии не тем, что основывается не на законе, а только тем, что не является наследственной. Одни обладали ею пожизненно, другие избирались на определенное время или для выполнения определенных поручений; так, например, граждане Митилены некогда избрали эсимнетом Питтака для защиты от изгнанников, во главе которых стояли Антименид и поэт Алкей» (
Arist. Pol. III. 1285 a 30–37) [294].
Примеры Питтака и Дионисия показывают, что избрание эсимнетов нередко было вызвано вспыхивавшими социальными смутами [295]. При этом эсимнеты должны были стать скорее посредниками и примирителями борющихся, нежели единовластными владыками. Поскольку период архаики – время, богатое смутами и конфликтами, избрание эсимнетов следует расценивать как попытку положить им конец. Не была исключением из этого правила и Аттика, где в борьбе за власть, как уже было сказано, соперничали три политические группировки.
Избрание эсимнета происходило в ходе народного собрания граждан, которые не только проводили процедуру избрания, но и наделяли избранного охраной. Так было, например, в случае с Питтаком. Аристотель говорит, что митиленяне избрали последнего тираном, и в подтверждение приводит строчку из застольной песни Алкея, который упрекает своих сограждан за то, что они «при всеобщем одобрении поставили тираном над мирным несчастным городом Питтака, человека худородного» (Arist. Pol. III. 1285 a 38–40) [296].
Если сказанное нами верно, то раннегреческая тирания имеет много общего с эсимнетией. Подтверждение этому мы опять-таки находим у Аристотеля, который определенно утверждает, что эсимнетами назывались раннегреческие тираны (Schol. Soph. Oed. Tyr. = Arist. fr. 524 Rose) [297]. Первым выборным тираном (эсимнетом), возможно, был Драконт. Именно тиранию Драконта, считает Т. Рилл, имел в виду Солон, отвергая предложения об установлении тирании [298]. Если это так, то Солон мог стать вторым выборным тираном.
Возвращаясь к Писистрату, заметим, что в условиях очередного обострения социальных противоречий он в сущности реализовал то, что когда-то предлагалось Солону. В отличие от последнего Писистрату, возможно, никто не предлагал стать тираном (или эсимнетом). Для того чтобы достигнуть желаемого, ему пришлось прибегнуть к хитрости. Изранив себя и своих мулов, он апеллирует к народному собранию, которое выделяет ему охрану. Упоминание некоего Аристиона, внесшего данное предложение на рассмотрение народного собрания, говорит о тщательной подготовке. Возможно, предложение Аристиона включало не только пункт о выделении охраны, но и об избрании Писистрата тираном. Как бы то ни было, предоставление охраны фактически означало наделение Писистрата полномочиями выборного тирана.
Геродот и Аристотель считают, что один обман породил другой. Получив охрану, Писистрат тут же захватывает акрополь и становится тираном. Захватив власть, «он не нарушил, впрочем, порядка государственных должностей, – замечает Геродот, – и не изменил законов, но управлял городом по существующим законоустановлениям, руководя государственными делами справедливо и дельно» (Herod. I. 59). Ему вторит Аристотель, который замечает, что Писистрат, «взяв в свои руки власть, управлял делами скорее в духе гражданского равноправия, нежели тирании» (πολιτικῶς μᾶλλον ἢ τυραν-νικῶς) (Arist. Ath. Pol. 14. 3). На наш взгляд, подобные характеристики не увязываются фактом насильственного захвата власти. А что же касается захвата акрополя, то без этого едва ли возможно установление власти в Афинах – будь то власть выборного или невыборного тирана. Кроме того, данная мера была направлена скорее не против афинского демоса, а против оппонентов Писистрата. Напомним то, о чем говорит Плутарх. После захвата акрополя «в городе поднялся переполох, Мегакл со всеми Алкмеонидами сейчас же бежал…» (Plut. Sol. 30). Бежали, надо полагать, и сторонники Ликурга. Один лишь Солон открыто выказывал свое недовольство случившимся. Впрочем, его упреки в большей мере адресовались афинскому демосу, нежели Писистрату. Это, на наш взгляд, еще раз подтверждает то, насколько велика была роль демоса в установлении тирании Писистрата [299].
Гнев Солона, если верить Плутарху, был недолог. «Несмотря на это (недовольство Солона. – В. Г.), Писистрат, захватив власть, сумел привлечь к себе Солона уважением, любезностью, приглашениями, так что Солон стал его советником и одобрял многие его мероприятия» (Plut. Sol. 31).
Итак, первый захват Писистратом власти может рассматриваться как фактическое избрание его единоличным лидером, а возможно – эсимнетом. Тогда можно поставить вопрос: а зачем все это было нужно Писистрату? Не проще ли было просто занять афинский акрополь, тем самым захватив власть в городе? Ведь именно так когда-то и пытался поступить Килон. Правда, его попытка оказалась неудачной, поскольку натолкнулась на всеобщее сопротивление, и прежде всего демоса. На наш взгляд, в этом-то и состоит ответ. Складывается впечатление, что насильственный захват власти в Афинах был пока невозможен.
Как известно, это пребывание Писистрата у власти было кратковременным и закончилось его изгнанием из Афин. «…Так как власть его еще не укрепилась, то приверженцы Мегакла и Ликурга, придя между собой к соглашению, изгнали его на шестом году после его первого прихода к власти, при архонте Гегесии» (Arist. Ath. Pol. 14. 3) [300]. Писистрат покидает Афины, но не Аттику. Возможно, он возвращается в Браврон [301].
Однако на двенадцатый год после первого прихода Писистрата к власти – в 552/1 г. до н. э. по датировке П. Родса [302] – Мегакл заводит переговоры с Писистратом (Herod. I. 60; Arist. Ath. Pol. 14. 4). Их причина объяснена в источниках крайне туманно. Побеждаемый соперниками, Мегакл вынужден был начать эти переговоры – περι-ελαυνόμενος δὲ τῇ στάσι ὁ Μεγακλέης – по словам Геродота (Herod. I. 60. 2), что буквально повторяет Аристотель – περιελαυνόμενος ὁ Μεγακλῆς τῇ στάσει (Arist. Ath. Pol. 14. 4). Одни исследователи считают, что речь идет о затруднениях, возникших у Мегакла в связи с успешными действиями его соперника Ликурга [303]. Другие, наоборот, усматривают здесь свидетельство кризиса внутри группировки Мегакла [304]. Последнее, впрочем, представить затруднительно. Более реальным мотивом для создания коалиции могли быть разногласия, возникшие у недавних союзников. О начавшихся вскоре после изгнания Писистрата распрях между Мегаклом и Ликургом пишет и Геродот (Herod. I. 60). Сторонники Ликурга могли вспомнить о так называемой Алкмеонидовой скверне. Об этом же свидетельствует последующая история и поведение Писистрата, заключившего союз с Мегаклом. Условием возвращения Писистрата был, как известно, брак Писистрата с дочерью Мегакла. Последний, по словам Геродота, послал к Писистрату вестника, предложив ему свою дочь в жены, а в приданое – тиранию (Herod. I. 60). Писистрат принимает это предложение и возвращается в Афины весьма экстравагантным способом – в обществе самой богини Афины – переодетой богиней торговки Фии [305].
Вернувшись таким образом в Афины, Писистрат берет в жены дочь Мегакла,
