дукатов (10 000 000 долларов?), было разделено в основном между его детьми. Лоренцо, старший сын, вел разгульный образ жизни и в 1553 году был признан сумасшедшим. Вилла Чиги была продана второму кардиналу Алессандро Фарнезе за небольшую сумму около 1580 года, и с тех пор носила имя Фарнезина.
IX. РАФАЭЛЬ: ПОСЛЕДНЯЯ ФАЗА
Рафаэль принимал мелкие заказы от веселого банкира еще в 1510 году. В 1514 году он написал для него фреску в церкви Санта-Мария-делла-Паче. Пространство было узким и неровным; Рафаэль сделал его подходящим, разместив в нем четырех сивилл — кумейскую, персидскую, фригийскую, тибуртинскую — языческих оракулов, стерилизованных здесь с сопровождающими их ангелами. Это изящные фигуры, поскольку Рафаэль вряд ли мог нарисовать что-либо без изящества; Вазари считал их лучшей работой молодого мастера. Они слабо подражают сибиллам Анджело, за исключением Тибуртина; здесь жрица, изможденная возрастом и напуганная злой судьбой, которую она предсказывает, — фигура оригинальная и драматичная. Согласно истории, не прослеживаемой за пределами семнадцатого века, между Рафаэлем и казначеем Чиги возникло недопонимание по поводу платы за эти сибилы. Рафаэль получил пятьсот дукатов, но, закончив работу, потребовал дополнительную плату. Казначей считал, что пятьсот уже выплаченных дукатов — это все, что ему причитается. Рафаэль предложил казначею назначить компетентного художника для оценки фресок; чиновник выбрал Микеланджело; Рафаэль согласился. Микеланджело, несмотря на свою мнимую ревность к Рафаэлю, рассудил, что каждая голова на картине стоит сто дукатов. Когда изумленный казначей донес это решение до Чиги, банкир приказал ему немедленно выплатить Рафаэлю еще четыреста дукатов. «Будьте с ним ласковы, — предупредил он, — чтобы он был доволен. Если он заставит меня заплатить за драпировки, я буду разорен».84
Чиги должен был быть осторожен, ведь в том же году Рафаэль написал для него восхитительную фреску на вилле Чиги «Триумф Галатеи». Сюжет был взят из «Гиостры» Полициана: Полифем, одноглазый циклоп, пытается соблазнить нимфу Галатею своими песнями и флейтой; она отворачивается от него с презрением, как бы говоря: «Кто выйдет замуж за художника?» — и отдает поводья двум дельфинам, которые вытаскивают ее похожий на раковину корабль в море. Слева от нее крепкую нимфу весело схватывает могучий Тритон, а из облаков амуры пускают лишние стрелы, призывая к любви. Здесь языческий Ренессанс в самом разгаре, и Рафаэль с удовольствием изображает женщин такими, какими они должны быть, по мнению его яркого воображения.
В 1516 году он украсил ванную комнату кардинала Биббиены фресками, прославляющими Венеру и триумфы любви. В 1517 году он еще более сладострастно развлекался, создавая эскизы для потолка и подвесок центрального зала виллы Чиги. Здесь он приспособил свою гениальную фантазию к сказке из «Метаморфоз» Апулея. Психея, дочь царя, своей красотой вызывает зависть Венеры; злобная богиня велит своему сыну Купидону внушить Психее страсть к самому презренному мужчине, которого только можно найти. Купидон спускается на землю, чтобы выполнить свою миссию, но влюбляется в Психею с первого прикосновения. Он навещает ее в темноте и просит подавить любопытство, чтобы узнать, кто он такой. Однажды ночью она неизбежно встает с постели, зажигает лампу и с восторгом видит, что спала с самым красивым из богов. В волнении она позволяет капле горячего масла упасть на его божественное плечо. Он просыпается, ругает ее за любопытство и в гневе покидает ее, не понимая, что отсутствие любопытства у женщины в таких случаях деморализует общество. Психея бродит по земле в унынии. Венера сажает Купидона в тюрьму за непослушание матери и жалуется Юпитеру, что небесная дисциплина ухудшается. Юпитер посылает Меркурия за Психеей, которая становится рабыней Венеры, подвергшейся насилию. Купидон сбегает из заточения и умоляет Юпитера даровать ему Психею. Озадаченный бог, разрываясь, как обычно, между противоположными молитвами, созывает олимпийских божеств для обсуждения этого вопроса. Сам он, поддавшись юношескому обаянию, принимает сторону Купидона; благодушные боги голосуют за освобождение Психеи, делают ее богиней и отдают Купидону, а в финале празднуют на пиршестве бракосочетание Купидона и Психеи. Нас уверяют, что эта история — благочестивая аллегория, в которой Психея олицетворяет человеческую душу, которая, очистившись страданием, попадает в рай. Но Рафаэль и Чиги увидели в мифе не религиозный символизм, а возможность созерцать совершенные мужские и женские формы. Однако в чувственности Рафаэля есть утонченность и изящество, которые обезоруживают пуританскую критику; очевидно, гениальный Лео не нашел в них ничего предосудительного. Рафаэлю принадлежат только фигуры и композиция; Джулио Романо и Франческо Пенни написали сцены по его эскизам, а Джованни да Удине добавил манящие венки, усыпанные фруктами и цветами. Школа Рафаэля превратилась в передаточный механизм, конечным продуктом которого почти наверняка была та или иная форма прекрасного.
Никогда языческое и христианское не сливались так гармонично, как у Рафаэля. Тот самый мирской юноша, который жил как принц, мимолетно любил многих женщин и (если можно осмелиться на такую аномалию) резвился на потолках с обнаженными мужчинами и женщинами, написал в эти же годы (1513–20) одни из самых привлекательных картин в истории. При всей своей бесхитростной чувственности он всегда возвращался к Мадонне как к своей любимой теме; он изобразил ее пятьдесят раз. Иногда ему помогал ученик, как, например, в «Мадонне дельи Импаната»; но в основном он работал над этим видом живописи своей собственной рукой и с оттенком старого умбрийского благочестия. Сейчас (1515) он пишет Сикстинскую Мадонну для монастыря Сан-Систо в Пьяченце:* идеальная пирамидальная композиция; убедительный реализм мученика-старовера св. Сикста; скромная св. Барбара, немного слишком красивая и слишком пышно одетая; зеленое одеяние Богородицы, поверх красного, развеваемое небесными ветрами; Младенец, вполне человечный в своей растрепанной невинности; простое румяное лицо Мадонны, немного печальное и удивленное (как будто Ла Форнарина, которая, возможно, позировала для этой картины, осознала свою непригодность); занавес, раздвинутый ангелами позади Девы, впускающей ее в рай: это любимая картина всего христианства, самое любимое произведение руки Рафаэля. Почти так же прекрасна и, возможно, более трогательна, несмотря на свою традиционную форму, картина «Святое семейство под дубом» (Прадо), которую также называют Ла Перла, «Жемчужная мадонна». В «Мадонне делла Седиа или Седжола» (Питти) настроение менее евангельское, более человеческое; Мадонна — молодая итальянская мать, пышнотелая и тихо страстная; она прижимает своего толстого младенца с собственнической и защитной любовью, а он робко прижимается к ней, как будто услышал какой-то миф об истреблении невинных. Одна такая Мадонна
