— Он сильный.
— Он больше, чем сильный. По-моему, это Джон Моррисси, боксер и игрок.
— Никогда о нем не слышал.
— Мне о нем рассказывал отец, да и не только он. Моррисси был чемпионом в тяжелом весе в кулачных боях.
Мальчики пожали друг другу руки и разошлись, Шанаги отправился искать работу.
Он подошел к ресторану, который одновременно служил салуном, увидел там с дюжину мужчин и справился, где найти Клэнси.
— Вон он, у двери, но лучше разговаривай с ним повежливей, он сегодня в плохом настроении.
Том пересек зал и встал перед Клэнси. — Меня зовут Том Шанаги. Я пришел получить работу.
— Ты пришел получить работу? Проваливай, парень. У меня нет ни работы, ни времени для разговоров с уличным отребьем.
— Мистер Моррисси сказал, чтобы я вам передал вот это. — Шанаги протянул Клэнси клочок бумаги. Стоящий рядом с хозяином высокий худой человек тоже заглянул в записку.
— Ты знаком с Моррисси?
— Знаком.
— Клэнси, не спорь с парнишкой. Это каракули Старика Моррисси. Никто не пишет хуже, чем он. У тебя нет выбора.
— Ладно, — раздраженно сказал Клэнси. — Помогай. — Он резко повернулся и вышел.
Высокий улыбнулся. — Все нормально, малыш. Клэнси не любит, когда ему диктуют, что надо делать, и меньше всего, когда приказывает Старик Моррисси. Тем не менее работа у тебя будет. — Как бы что-то вспомнив, он добавил: — Я его партнер… Генри Локлин. Иди на кухню и помоги мыть тарелки, убери мусор. Работы здесь полно, и не беспокойся насчет Клэнси. Он не такой злой, как кажется.
Так началась его жизнь в Нью Йорке. Он мыл тарелки, подметал полы, чистил картошку и выполнял мелкие поручения.
Через неделю возле него остановился Генри Локлин. — Ты хороший парень и хорошо работаешь. Как я понимаю, тебе уже приходилось работать?
— Да… Мой отец был кузнецом, сэр. Мы подковывали лошадей всех благородных господ в округе, иногда мне даже разрешали выступать на скачках.
Локлин с удивлением посмотрел на него. — Ты выступал на скачках?
— Да, на скачках простых и с препятствиями, и в стиплчейзе. Первый раз я участвовал в соревнованиях, когда мне исполнилось девять лет. А всего я выступал одиннадцать раз, сэр.
— Ирландские лошади породистые.
— Лучшие в мире, сэр. Самые лучшие.
— Ты когда-нибудь выигрывал?
— Три раза, сэр, и семь раз занимал призовые места.
— Ты слишком маленький для рослых ирландских лошадей.
— Я сильный, мистер Локлин. Я помогал отцу работать, да и сам не раз подковывал лошадей.
Локлин кивнул. — Как-нибудь загляни к Маккарти. У него кузница, и ему нужен помощник.
Маккарти оказался приятным стариком и хорошим кузнецом. Шанаги сразу же оценил его умение и с удовольствием наблюдал за работой. Его отец тоже был хорошим кузнецом, иначе ему не разрешили бы подковывать господских скакунов, но Маккарти не уступал ему в мастерстве.
— Если собираешься жить как надо, ты должен стремиться быть лучшим, сказал ему однажды Маккарти. — В Нью Йорке много кузнецов и больше двухсот тысяч лошадей. Двести тысяч! Ты задумывался над этим? Каждая лошадь дает двадцать пять-двадцать шесть фунтов навоза в день, и почти в любом квартале Манхеттена есть конюшня. Подумай об этом. Придет время, когда в городе не потерпят ни конюшен, ни лошадей. Вот увидишь!
— А как люди без них обойдутся?
— Что-нибудь придумают. Может паровые автомобили.
— Ну а что будет с вами?
— А-а. В Манхеттене три-четыре тысячи кузнецов, и все утверждают, что умеют ставить подковы, однако на самом деле лошадей будут доверять только лучшим. — Он пристально посмотрел на Тома. — Твой отец был кузнецом? Что с ним случилось?
— Он уехал с солдатами в Индию. Ему сказали, что он там нужен. Отец пропал без вести после атаки, и все решили, что он погиб. В тот день многие погибли и наверное он тоже. В жаркую погоду трупы для опознания долго не держат.
— Да, это война. Уходит на нее много людей, возвращается мало, а что случается с некоторыми, никто не занет. — Маккарти взглянул на Шанаги. — А чего ты хочешь добиться в жизни? Быть официантом в салуне? Это не так уж много, парень. Лучше займись ремеслом своего отца и поезжай на запад.
— Запад? Где он?
— За нами лежат широкие земли. Запад — далекая, прекрасная страна. Там, говорят, полно золота, серебра и всякой всячины. В основном свободные пастбища: захотел — бери.
— И дикари.
— Да, там есть дикари. Но и в городе тоже немало дикарей. — Он помолчал, держа в руке молот. — Город — суровое место, где тебе придется тяжело работать. В большинстве своем здесь живут никчемные женщины, а среди мужчин много воров или даже еще хуже. Это не то место, которое я бы выбрал для собственного сына.
— Кроме города, у меня ничего нет. Кроме того, за мной присматривает мистер Моррисси.
— Да… когда он в настроении и когда достаточно трезв. Пойми меня правильно, мне нравится старик Джон, но он слишком жестокий, пробивал себе дорогу в жизни кулаками и головой, и сейчас ходит среди богатых. Некоторые из них за его спиной смеются, но только за спиной. Они его боятся, и когда подходит время выборов, он может собрать все голоса, которые пожелает. А что, — добавил он серьезно, — говорят, даже мертвые оживают и голосуют, когда он им приказывает, и это вполне может оказаться правдой, потому что в избирательных списках встречал имена тех, кто скончался вот уже три года назад. Однако они все же голосуют!
Том Шанаги засмеялся, качая головой. — Он хитрец!
Маккарти сплюнул. — Да, но нельзя ничего добиться обманом. Поезжай по прямой тропе и ты доедешь дальше и будешь чувствовать себя лучше и не беспокоиться каждый день, что могут открыться кое-какие твои грешки. Лжецы обманывают все, обманут и тебя, когда им будет выгодно, они продадут тебя с потрохами. Если живешь среди таких, не доверяй ни одному человеку, а в особенности не доверяй женщинам.
Шанаги пожал плечами. Кто такой Маккарти, чтобы вести подобные разговоры? Он работает в кузнице, которая ему не принадлежит. У Моррисси есть салун, ресторан и Бог знает, что еще. Люди уступают ему дорогу и разговаривают с уважением.
Он вспомнил, что его мать говорила совсем как Маккарти, но что она понимала? Его мать никгода не выезжала дальше трех миль от родной деревни, пока они не попали на пароход. Прекрасная женщина, честная женщина, но она не имела представления о настоящей жизни.
Шанаги вспоминал детство, пока разбивал лагерь. Он отнес одеяла под деревья в самую глубокую тень. Ему нравилось находиться рядом с огнем, однако он немного побаивался. В Нью Йорке иногда говорили о Западе и об индейцах, поэтому Шанаги знал, что индейцы — великолепные охотники, у него не было желания попадаться им ночью.
Он развернул одеяла и обнаружил в скатке разобранное ружье. Там же лежал чехол, набитый патронами. Шанаги собрал ружье и зарядил.
Лежа на спине, заложив руки под голову, Том Шанаги слушал шелест листвы и смотрел, как медленно затухает огонь костра. Сегодня в первый раз за долгое время его мысли вернулись в Ирландию.
В той зеленой, прекрасной стране жилось хорошо. Голодно после того, как уехал отец, но хорошо. Сперва отец присылал немного денег, а потом пришли вести, что он пропал без вести.
Потом он почти двенадцать лет прожил в Нью Йорке, там ему с самого начала приходилось трудно. Почти каждый день он дрался со сверстниками, а они — крепкие уличные мальчишки — были так же привычны к дракам, как и он, однако у них отсутствовала его врожденная быстрота и сила, приобретенная в работе с кузнечным молотом и тяжким фермерским трудом. Он отколошматил их всех.
Всех, кроме Пегана Райса, парнишки постарше, который избил его четыре раза. Но Тома били не напрасно, он учился уличной драке. У Пегана была привычка опускать левую руку после удара, которая сослужила ему плохую службу. Однажды Том во время драки улучил такой момент и ответил правой. Удар пришелся Пегану в подбородок. Расчет оказался верным: противник Шанаги рухнул, как подкошенный. Пеган встал, Том сделал ложный замах, Райс обманулся и ударил левой, а Шанаги снова пробил его оборону и попал в лицо. После этого Пегана Райса он больше не видел.
Шанаги стал посыльным у Джона Моррисси, разнося приказы игрокам и игорным домам, уличным женщинам и букмекерским конторам, где тратил деньги народ попроще.
И все же два-три раза в неделю час или два ему удавалось поработать с Маккарти, а иногда и целый день. Несмотря на тяжелую работу, а может быть благодаря ей, в кузнице ему нравилось. И нравился Маккарти. Старый ирландец был честным и прямым человеком, не тронутым царившим в городе разложением нравов.
Когда он не работал с Маккарти, Шанаги часто посещал салуны и притоны.
Такие люди как Моррисси, которые контролировали голоса ирландцев, были важными персонами в Таммани-холле, а Моррисси, обладая врожденной хитростью, старался стать самой важной персоной. Он был вызывавшим восхищение кулачным бойцом и политиком, занимавшимся делами ирландских эмигрантов. Он находил им работу, улаживал проблемы. Его головорезы или, как их называли, "толкачи" наводили страх на голосующих за оппозицию, охраняли собственных избирателей, подделывали бюллетени и занимались разными темными делишками.
