Симонов продолжает: «22 июня началась война, а на всех нас уже были заготовлены предписания, кому — куда, от центральных газет до дивизионных…» Каждая из 303 сталинских дивизий имела свою дивизионную газету. Если в редакцию каждой дивизионной газеты по одному писателю отправить, то сколько их подготовили? И в корпусные газеты писатели-поэты требовались, и в армейские, флотские, окружные, фронтовые.
В Академии ГРУ меня учили, обращай внимание на мелкие подробности, на мельчайшие. Только из них можно сложить представление о происходящем. Следую своим учителям. Обращаю внимание на подробности.
А подробности вопиющие: званиями воинскими Сталин не бросался. Военные летчики в те времена служили в сержантских званиях, командиры звеньев и даже заместители командиров эскадрилий — сержанты. Офицерские звания начинались с должности командира эскадрильи. А тут — гражданский человек Константин Симонов, писатель, в армии не служил, 25 лет от роду, год подготовки и — первичное звание, равное подполковнику.
А ведь это серьезно. И совсем не один он был. Там укладывали чемоданы и сверяли фронтовые предписания полковой комиссар Михаил Шолохов, подполковник Александр Твардовский, батальонный комиссар Алексей Сурков, бригадный комиссар Александр Фадеев, интендант 3-го ранга Леонид Первомайский, бригадный комиссар (звание соответствовало генеральскому) Всеволод Вишневский и весь Союз писателей почти в полном составе. Исключение только для неспособных носить оружие.
Представьте себя советским разведчиком-аналитиком. На ваш стол положили совсем пустяковое сообщение: Гитлер в 1940 году собрал всех германских писателей и поэтов, год их гоняли по стрельбищам и полигонам, теперь им присвоили звания до генералов включительно и готовят к отправке на советскую границу. Отправка тайная, с элементами маскарада: некоторых из них выдают за интендантов, специалистов по снабжению сапогами и шинелями.
Как бы вы, советский разведчик-аналитик, отреагировали на такое сообщение? Что бы вы доложили своему начальству? Но в Германии ничего подобного не происходило, происходило в Советском Союзе. И если подобные сведения доходили до германской разведки, как она должна была на них реагировать? Что докладывать своему командованию? С одной стороны успокаивающие сообщения ТАСС, с другой…
После упреждающего удара Гитлера необходимость маскарада отпала, и всем писателям интендантские ранги поменяли на стандартные армейские. Но была же причина, по которой перед войной весь этот маскарад затевался.
Еще момент — если бы Гитлер не напал, то что намеревался делать Сталин со своими писателями и поэтами: позволил бы покрасоваться в офицерской форме год-другой, а потом бы отнял офицерские звания и вернул в Москву, или как?
Летом 1939 года тот же Константин Симонов был военным корреспондентом в армейской группе Жукова на Халхин-Голе. Тогда он вполне обходился без военной подготовки и без офицерского звания. А летом 1940 года кому-то потребовалось начать массовую подготовку к войне журналистов, писателей, поэтов. Летом 1940 года плана «Барбаросса» у Гитлера еще не было. А у товарища Сталина какие-то замыслы уже были.
Наши писатели — поэты на самую малость опоздали: курс военной подготовки завершили, звания получили, прошли распределение по фронтам, армиям, корпусам, дивизиям, чемоданы уложили и вот уже должны были разъехаться по своим фронтовым редакциям… а тут и Гитлер напал.
В момент последних приготовлений Гитлер застал не только Константина Симонова с собратьями по перу, но и всю Красную Армию: на погрузке, в пути, на разгрузке. У Сталина все было продумано и подготовлено к вторжению. Все, вплоть до победных плакатов и фронтовых редакций, готовых воспеть великий подвиг советского народа на полях победоносных сражений. Несли мы не верим бывшему офицеру из Аргентины, так давайте верить «Красной звезде» и героюлауреату-кавалеру-интенданту.
Письма, которые я получил от своих читателей, — немое достояние, это наша память, наша история, наше прошлое, наше будущее. Не познав прошлого, не сможем от него избавиться в будущем. Потому обещаю: однажды письма о войне опубликую. Не знаю, сколько томов, но знаю, что это самое интересное, что когда-либо было о войне написано.
Всех, кому пока не ответил лично, прошу простить. Прошу учесть ситуацию, в которой оказался. Всем, кто мне написал, благодарен. Были письма ругательные. Их авторам я более всего благодарен. Мне вдруг пришла в голову мысль стать самым главным критиком своих книг. Каждый из нас допускает ошибки, каждый грешен. С вашей помощью хочу ошибки исправить, с вашей помощью хочу отшлифовать свои книги так, чтобы их смысл был понятен каждому:
Любую критику в письмах и в прессе готов выслушать. За едим год собрал более трехсот рецензий на «Ледокол». Иногда это целые погромные страницы. Порой хотелось огрызнуться, но в ГРУ приучили к смирению: уважай противника, старайся понять его доводы, старайся извлечь пользу даже из гнева своих врагов. Стараюсь.
Всем, кто писал разгромные и похвальные рецензии, благодарен. Обещаю, что когда-нибудь выпущу целую книгу с ответами на критику и постараюсь ответить на все поставленные вопросы. Все мы делаем одно дело. Все мы пытаемся понять наше прошлое, хотя и с разных позиций.
Виктор СУВОРОВ. 13 сентября 1993 года, Оксфорд.
В истории не было ни одной войны, причины возникновения и цели которой не были представлены зачинщиками и их учеными лакеями в извращенном, фальсифицированном виде.
Советская военная энциклопедия. Т.6, с.554.
Российский солдат ходил в кожаных сапогах. А коммунисты ввели заменитель — эрзац. И стал советский солдат ходить не в кожаных сапогах, а в кирзовых. Конечно, в столичных гарнизонах «придворные» полки и дивизии обували в кожаную обувь. Пусть иностранцы думают, что советскому солдату живется хорошо. И советские оккупационные войска в соцлаге — в Германии, Польше, Венгрии обували в кожаные сапоги — пусть все верят, что Советский Союз — сверхдержава. Но всех своих солдат сверхдержава кожаными сапогами обеспечить не могла, и потому советский солдат по Союзу ходил в сапогах кирзовых. А неудобно. В прямом смысле и в переносном. Особенно неудобно, когда предстоит выполнять почетную интернациональную задачу.
Летом 1968 года меня, молодого офицерика, занесла военная судьба в Карпаты на границу с братской социалистической Чехословакией. Контрреволюция душила страну, и нашей доблестной Советской Армии надо было вмешаться и народу братскому помочь, но… В кирзах неудобно. Просто нехорошо воину-освободителю Европу топтать неполноценным сапогом. Несподручно. Понятно, у нас, офицеров, сапожки что надо — со скрипом и блеском. Но солдатики наши обуты неприлично.
Изнываем мы в ожидании. Неделю в лесах ждем, другую. Месяц ждем, другой ждем. А дело уже к августу клонится. Надоело в лесах. Или бы одно решение наши вожди приняли, или другое: или вернули бы наши дивизии в лагеря и военные городки, или бы дали приказ оказать интернациональную помощь братскому народу… Но нет решения, и потому мы ждем. Весь день занятия до двенадцатого пота, а вечером ужин у костра и гадаем: пойдем в Чехословакию, не пойдем… И снова занятия с утра, а то и с вечера… И снова гадаем.
А потом эдак под вечер на просеке, вдоль которой стоял наш батальон, появились огромные автомобилищи «Урал-375». На каждом хороших кожаных сапог по много тонн: забирай! И валят те сапоги прямо на просеку, точно как самосвалы бросают скальную породу в кипящую воду, перекрывая Енисей. Много сапог. Без счета. Есть, конечно, счет, но без особой точности: забирай, всем хватит. Старшина, сколько у тебя народа? Сто двадцать девять? Вот сто двадцать девять пар! Размеры? Разберетесь. С соседями поменяетесь. А у тебя сколько? Двести пятьдесят семь? Вот тебе куча!
И по всем просекам одновременно тысячи пар валят на землю. Десятки тысяч пар. Сотни тысяч. Всех переобуть за одну ночь! Плохие кирзовые сбросить, хорошие кожаные обуть! В нашем лесу мы совсем не одни. Правее — батальон и левее — батальон. Впереди нас — какие-то артиллеристы, дальше в ельнике — еще батальон, и еще один, и так до бесконечности. И все леса соседние и дальние войсками забиты. А нас ведь не батальоны, не полки и не дивизии, нас целые армии: 8-я гвардейская танковая армия переобувается, и 13-я армия, и еще какая-то позади нас. Всем враз сапог подвезли изрядно. С запасом. С перебором. И уже по всем просекам, по всем полянкам поскрипывают новыми сапожками наши солдатики. Приятно посмотреть: кожа яловая. Высший класс. Загляденье. Из государственных резервов.
Леса наши приграничные все разом переполнились скрипом кожаных сапог, вроде как трелями весенних птиц. И этот скрип наводил на размышления и выводы.
Командир нашего батальона собрал офицерский состав. Матерый был такой комбатище. Подполковник Протасов. Слов лишних не любил: «Товарищи офицеры, — говорит, — надо выпить и закусить. Кто знает, что ждет нас за поворотом?»
