Кроме того, в вероучении друидов отсутствовала, насколько можно судить, идея правосудия. Они, кажется, не делали различия между добром и злом, и не похоже, чтобы у них было какое-нибудь представление об искупительном круге перерождения души, когда душа была бы заключена в цепь земных тел, что является существенной чертой пифагорейского учения. Однако, хотя между рассматриваемыми доктринами не было какой-нибудь действительной общности, допустимо думать, что мог быть какой-то глубинный слой изначальной концепции, общей и для друидизма, (и для пифагорейства.
Другое направление современных исследований друидизма состоит в том, что анализируется античная традиция о друидах и кельтах в двух основных вариантах (и посидониевская, и александрийская группы источников) с тем, чтобы выяснить, насколько реальный исторический материал содержит каждая из них.[20] Установлена основная особенность посидониевской традиции, которая состояла в том, что она содержит в большой степени эмпирический материал, представляющий информацию, полученную из первых рук: или от кельтов, или в результате собственных наблюдений авторов. По крайней мере, два крупных представителя этой группы (основоположник традиции Посидоний и Цезарь) входили в длительные контакты с кельтами.
О Посидонии известно, что он путешествовал по Галлии, лично наблюдал нравы и обычаи галлов, использовал массалиотские источники. Цезарь же пробыл в этой стране в общей сложности около десяти лет. Тексты александрийской традиции представляют антикварно-филологические работы, использующие информацию, полученную из вторых рук. По мнению исследователей, особенность александрийской традиции состоит в том, что она слишком идеализирует друидов.
Такая исследовательская позиция лишает друидов их роли в становлении первых философских систем наряду с магами, халдеями, пророками египтян, которую приписывали им александрийцы. Однако она вводит друидизм в круг проблем, игравших важную роль в философском и политическом теоретизировании, получившем весьма широкое распространение в период кризиса греческого полиса. Тогда была создана концепция культурной и экономической эволюции человеческого рода, с которой и была тесно связана идея идеализации варваров. Создатели этой утопии (главным образом философы-стоики) пытались противопоставить тогдашнему упадку и разложению образ другого общества со счастливой, безмятежной, прекрасной жизнью.
В основе этого противопоставления лежало представление о счастливом «Золотом веке», которое развивалось в двух направлениях: с одной стороны «Золотой век» искали в прошлом — его связывали с блаженными первоначальными временами, с царством всеобщего благоденствия, существовавшем при Кроносе, а с другой стороны полагали, что в настоящее время его можно найти у тех варварских народов, которые еще не достигли уровня цивилизации, характерного для греков. Это второе направление обусловило появление концепции, идеализирующей варваров — «благородных дикарей», к числу которых относили и мифические народы (как, например, гиперборейцев), и реально существовавшие (например, скифов и кельтов).
Идеализирующая варваров тенденция, так откровенно проявляющаяся в александрийской традиции, наоборот, в посидониевской при первом рассмотрении начисто отсутствует. Диодор, Страбон и Цезарь говорят о жестокости и бесчеловечности кельтов, иллюстрируя это положение рассказами о человеческих жертвоприношениях, а также указывают на такие недостатки кельтского характера, как легкомыслие, суетность, алчность. Однако не следует забывать, что поскольку Посидоний был одним из крупнейших философов-стоиков и к этому же философскому направлению принадлежали Диодор и Страбон, то естественно, что идеи стоиков должны были окрашивать их произведения.
И действительно, идеализация варваров проявляется, хотя и несколько своеобразно, и в посидониевской традиции. Так, образы германцев, которые, по Страбону (VII, 1, 2) были просто самыми дикими из кельтов, обрисованы явно идеализированно: первозданная чистота и целомудренность нравов германцев Цезаря и Тацита, который в своей «Германии» тоже использовал греческие источники, дают представление о том, что они еще во многом пребывают в блаженном состоянии «Золотого века».
Согласно воззрениям стоиков, германцы представляют «золотое» прошлое кельтов. А кельты Диодора и Страбона, галлы Цезаря живут в обществе более цивилизованном, разделенном на классы, обладающем могущественным жречеством. По теории стоиков о происхождении и культурном развитии рода человеческого в таком цивилизованном обществе должны были проявиться черты религиозного и политического вырождения по сравнению с предшествующим прекрасным, первобытным состоянием. Таким образом, та интенсивная по окраске картина жестокости и бесчеловечности кельтов, а также недостатков, свойственных их темпераменту, которая дана Диодором, Страбоном и Цезарем, является до некоторой степени иллюстрацией этого положения теории стоиков. Это не значит, что все факты выдуманы, просто акценты расставлены в соответствии с философскими воззрениями авторов.
Хотя, с одной стороны, идеи стоиков усилили враждебное кельтам настроение, пронизывающее кельтскую этнографию посидониевской традиции, однако, с другой стороны, эти же идеи определили черты идеализации, имеющиеся в одном из разделов этой этнографии. По теории стоиков, «Золотой век» еще не совсем покинул кельтов, хотя они уже до некоторой степени приобщились к цивилизации. Величайшие мудрецы, справедливейшие судьи — друиды были отмечены отблеском «Золотого века». Интересно, что в характеристике друидов и сдержанная, временами даже враждебная по отношению к кельтам посидониевская традиция, и панегирическая александрийская смыкаются.
Рассмотренные выше направления современных исследований древних кельтов, пытающиеся представить учение друидов как простое верование, характерное для примитивных обществ, преимущественно критичны. Однако среди современных исследователей существуют и другие подходы. Неординарной является точка зрения французского мыслителя Р. Генона, представителя традиционализма, противопоставлявшего «сакральное» и «профанное», циклический ход истории и «эволюционный», «линейный» путь ее развития. Согласно Генону, существует так называемая примордиальная традиция, которая представляет сверхвременной синтез всех знаний человеческого мира-цикла.[21] Примордиальная традиция настоящего цикла пришла из гиперборейских регионов. Затем она разделилась на несколько вторичных потоков, соответствующих различным направлениям исторического движения. На Западе черты великой гиперборейской традиции отчетливее всего проступали в сакральных доктринах древних кельтов, которые хранили и проповедовали друиды.[22] Такая точка зрения подтверждает роль друидов как величайших мудрецов и философов, усиленно приписываемую им авторами александрийской и посидониевской традиций.
Какова бы ни была реальная роль друидов в общем контексте античной интеллектуальной жизни, несомненно, что они составляли духовную элиту своего собственного кельтского мира. Такое положение друидов в кельтском социуме подкреплялось и определялось присущей корпорации друидов достаточно сложной структурной организацией, высоким социальным статусом друидов, их политическим могуществом.
О высоком положении друидов в обществе кельтов имеются сообщения античных авторов, принадлежавших как к посидониевской, так и к александрийской традициям. Так, Диодор Сицилийский говорит об общественном авторитете друидов, об их способности предотвращать собирающиеся начаться войны: «Не только в мирных домах, но и в войнах особенно повинуются им (друидам) и лирическим поэтам не только друзья, но и враги. Часто они выходят между войсками, выстроившимися в боевом порядке, грозящими мечами, ощетинившимися копьями, и. усмиряют их, как будто укрощая каких-то диких зверей».[23] Цезарь, наш главный источник по друидам, начинает свой рассказ о них сразу же с подчеркивания чрезвычайно высокого положения сословия друидов у галлов: «Во всей Галлии существуют вообще только два класса людей, которые пользуются известным значением и почетом. Вышеупомянутые два класса — это друиды и всадники».[24]
Завершает этот ряд свидетельств, настаивающих на большой политической значимости друидов в кельтском обществе, высказывание Диона Хризостома, автора, относящегося уже к александрийской традиции. Его свидетельство особенно подчеркивает социально-политическое могущество друидов: «И без них не было позволено царям ни делать что-нибудь, ни принимать какие-нибудь решения, так что в действительности они управляли, цари же, сидевшие на золотых тронах и роскошно пировавшие в больших дворцах, становились помощниками и исполнителями воли их».[25] По поводу свидетельства Диона Хризостома существует разногласие мнений. С. Пигготт считал, что «здесь златоустый оратор изобретает свой собственный золотой век».[26] По мнению же Т. Кендрика, рассказ Диона Хризостома является риторической обработкой какого-то более раннего (чем время Диона Хризостома — ок. 100 г. н. э.) свидетельства о прежнем могуществе друидов.[27] Действительно, если отбросить риторическую форму, то в рассказе Диона Хризостома мы получим положение дел, характерное для независимой Галлии дорийского периода, когда в раздробленной, истощенной междоусобицами стране духовная элита, крепко сплоченная в единое сословие, была единственной реальной силой, стоявшей выше светской власти общин.
