настоящие залежи костей мамонта.
В отрогах гор, с которых берет начало река Яна, лежит полюс холода — Оймякон. Весь северо-восток Сибири — зова вечной мерзлоты. И, несмотря на это, земля юкагиров — страна с богатой флорой и фауной.
Биолог Ф. С. Леонтьев, побывавший в 1937 г. на Омолоне (правом нижнем притоке Колымы), писал: «Великолепные строевые лиственничные леса и мощные деревья душистого тополя, березовые рощи, густые «джунгли» древовидных ивняков с их мощным высокотравьем и зарослями красной смородины и «алданского винограда», красивые рощи чозении [3]… Оригинальная богатая растительность казалась нездешней и несвойственной суровому Заполярью» {1}.
В тайге Северо-Восточной Якутии и Западной Чукотки много зверей и птиц. Из крупных животных, на которых тут охотился человек, можно назвать дикого оленя и лося. Особенно много лосей водилось на верхней Колыме, но они встречались и значительно севернее.
По своим продовольственным ресурсам тундра и лесотундра не беднее, а даже богаче тайги. Здесь бродили большие стада диких северных оленей, гнездовались перелетные водоплавающие птицы. Реки и озера изобиловали всевозможной рыбой.
В якутских преданиях о «колымской земле» говорится, что, когда туда впервые пришли якуты, «достаточно было пустить стрелу в глубину любого озера, чтобы она всплыла с рыбой».
Лес в Якутии и на Чукотке к северу становится все более низким и искривленным, а между 69 и 70° с. ш. исчезает совсем. Дальше простираются заросли стелющегося тальника и ерника [4], которые возле Ледовитого океана тоже становятся ниже и ниже, и, наконец, теряются среди травы.
Тундра производит разное, но всегда сильное впечатление на человека, который ее видит впервые. У меня в целом сохранилось приятное воспоминание о днях, проведенных в тундре.
…Конец августа 1971 г. на берегу губы Буор-хая, между устьями Лены и Омолоя, был очень теплым.
Холмы здесь перемежаются долинами и обрываются отвесными уступами в Ледовитый океан. Долины, выходя к океану, образуют очаровательные округлые бухты.
Якуты и эвены, живущие на берегу одной из таких овальных бухт в поселке Хараулах, на лето перекочевывают в другие ненаселенные бухточки, ставят там чумы и остаются до осени. В прибрежных водах они ловят сетями омуля, нельму, муксуна, чира, сельдь-кондёвку, бычка, корюшку.
Вдоль океанского берега на невысоких холмах прилепились пустые полуразрушенные избушки с плоскими крышами без потолка — это старые «зимовья» охотников. Тут же можно увидеть старые пасти [5] на песца, а также покосившиеся кресты на одиноких могилах.
Ледовитый океан удивил меня своей пресной водой. Местные жители на ней варят уху, но для чая она все-таки не пригодна. Прибой не выбрасывает на берег ни морской капусты, ни панцирей крабов. Берег усеян только плоской черной галькой и плавником [6]. Плавник — своего рода манна небесная в условиях полного отсутствия леса.
Тундра в здешних краях — это сочная осока, мхи, ерник, ивняк и багульник, стелющаяся брусника (на удивление крупная) и сыроежки (на удивление мелкие)…
Однажды я отправился в бухту Сатыгын-тала. Часть пути шел пешком; за мной плелась моя лошадь. Ноги то и дело проваливались в травянистую топь. Лошадь проваливалась чуть не по брюхо, она рывком освобождала то передние, то задние ноги… Под пластами земли здесь лежал рыжеватый торф. Он, как губка, пропитан водой. Но в тундре есть и сухие места — на вершинах сопок, а чаще — по берегам рек и озер.
Озера — главная достопримечательность тундры. Колымский исправник барон Г. Л. Майдель, путешествовавший сто лет назад между низовьями Индигирки и Колымы, возымел благое намерение нанести на карту все встреченные им озера. Но озер оказалось слишком много… Чтобы получить полное представление о местности, писал Майдель, «было бы достаточно взять краску кистью и брызнуть ею на бумагу — это и было бы самой верной передачей истинного положения вещей» {2}.
Обилие озер между Индигиркой и Колымой позволяет жителям совершать далекие путешествия, перетаскивая лодку из одного водоема в другой.
Согласно поверьям юкагиров и эвенов, озера — это места лежки мамонтов, равно как реки — следы их троп… Индигирские юкагиры называют мамонта турхукэнни — «земляная корова». «Во времена, когда жили мамонты, — говорят они, — людей не было, земля диковала. Земля тогда была молодая, теплая, в тундре росли деревья. Потом она состарилась, и мамонты вымерли…»
Но, когда я глядел на тундру с ее заболоченными оврагами, мне начинало порою казаться, что мамонт вот-вот выйдет из ее глубин, отряхнется и зашагает по низкой траве, по мхам, выжимая ногами воду, срывая хоботом тоненькие побеги тальника [7]…
Берега рек, пересекающих тундру, выложены серым песком с иловатой глиной. Над водой нависают подмытые глыбы, под которыми могут бесследно исчезнуть и человек, и животное.
В теплое время года верхний слой мерзлоты оттаивает и грязевые потоки стекают с обрывов в реки, озера и в океан. У берегов образуется жидкое месиво — няша. Летом она твердеет — ее «уколачивает» ветром и сушит незакатным солнцем.
В низовьях Индигирки я видел горизонт, затянутый цепью бесконечных холмов — то далекий, то близкий. Это тянулась с запада на восток однообразная бесконечная тундра…
Кто назвал тундру «тундрой»? Может быть, финны, у которых слово тунтури значит «высокая безлесная гора». А может быть, тунгусы, у которых слова дуннэ и дунрэ означают «земля», «суша», «материк»? Русские старожилы Северной Якутии называют тундру сендуха.
Летом в тундре часто моросит мелкий дождичек — бус. Тундра делается расплывчатой, серо-зеленой. Единственные яркие пятна — цветы «гусиный клюв» и «гусиная лапка», но они недолго радуют глаз. Туманы с ветрами угнетающе действуют на непривычного человека.
Основная «живность» в летней тундре — комары. Для них здесь придуман хороший эпитет: заданные. Да, они «давят» и «задавливают»…
«Как песком в глаза сыплет», — говорят о комарах местные жители. С гнусом — комарами и мошками — у них связаны некоторые приметы. Если комары «лезут» на человека сильнее обыкновенного, значит чуют сильный ветер. Если вдруг налетит несметное множество мошки, жди северного ветра.
Комары — одна из причин миграций диких оленей, совершающих за год два больших перехода: весной — из тайги и лесотундры к берегам Ледовитого океана, а осенью — обратно, на зимовку, под защиту деревьев.
Местные жители любят острить: «У нас двенадцать месяцев — зима, остальное — лето». Это отчасти правда. Признаки зимы угадываются на Севере еще летом. В начале августа солнце уже начинает «закатываться», а в середине августа успевает выпасть первый снежок. В небе загорается первая звезда. В конце августа появляется первый сполох северного сияния в виде узкой переливающейся полосы, вытянутой с
