Он медленно зашагал к низким холмам, каменным памятникам прежней вулканической активности. Здесь когда-то давно открывались жерла, извергавшие потоки лавы, те громоздились друг на друга, а позже остыли, став кучами и широкими конусами из серого базальта, резко поднимавшихся над плоской равниной и сливавшихся с отрогами синеватых горных хребтов.
Прежде чем нотротерий добрался до ближайшего холма, он остановился возле буйно разросшихся лебеды и астровых гутиеррезий. Зверь накинулся на них с голодной алчностью, рвал и пожирал растения прямо с корнями, не обращая внимания на то, что оставшиеся на них песчинки скрипят между его зубами.
Уничтожив поросль, ленивец утолил свой самый сильный голод. Но, даже шествуя дальше с полным брюхом, он нет-нет да и срывал чудовищной пастью мальву или еще какое-то растение, казавшееся слишком аппетитным, чтобы просто так пройти мимо него.
Не успел неполнозубый зверь и глазом моргнуть, как уже стоял у подножия одного из базальтовых холмов. Он тупо поглядел на него, но потом все же наклонил голову, высматривая те растения, чьи клубни или же толстые корневища были настолько вкусными, что труд по выкапыванию их из каменистой почвы окупится с лихвой. А когда и впрямь нашел такие, то столь усердно занялся их поеданием, что забыл обо всем на свете.
Внезапно из-за куста неподалеку раздался ужасный рев.
Он разнесся над краем как раскаты грома, как грохот бури.
Страшное и внезапное рычание смилодона раздалось над пасущимся нотротерием подобно раскату грома.
Нотротерий мгновенно поднял голову и долгий взгляд его глупых, перепуганных глаз уперся в кровожадного хищника — смилодона.
Большая кошка замерла, точно окаменев, лишь ее короткий хвост резко метался из стороны в сторону. В широко разинутой, оскаленной пасти белели зубы, из которых самыми устрашающими были длинные, саблевидно загнутые клыки. Зловещее пламя в желтоватых глазах хищника не сулило ничего доброго.
В примитивном мозгу нотротерия внезапно промелькнуло осознание того, что это конец всему. Он все время без движения беспомощно глядел на угрожающе скалившегося смилодона, словно хотел получше рассмотреть стоявшее перед ним воплощение смерти.
Но потом, будто бы желая продлить свое существование хотя бы на несколько мгновений, нотротерий начал пятиться, не сводя глаз с хищника. Медленное отступление ленивца побудило смилодона к атаке. Он коротко рыкнул и, присев, изготовился к прыжку. Но прежде чем саблезуб смог в огромном скачке напасть на беззащитного нотротерия и вонзить ему в затылок свои страшные клыки, тот вдруг исчез, как сквозь землю провалился. И ведь на самом деле так и случилось!
Испуганный новым ревом хищника, ленивец сделал еще один маленький шаг назад и очутился прямо на краю расселины, отвесно уходящей в серый базальт куда-то глубоко под землю.
Камни не выдержали веса огромного неполнозубого, обрушились и нотротерий свалился вниз.
Озадаченный смилодон приблизился короткими скачками к месту, где так внезапно исчезла его добыча. Как только он осторожно встал у края трещины, тут же услышал какой-то раскатистый грохот, донесшийся из темной глубины. Хищник еще немного постоял там, внимательно прислушиваясь. Когда больше ничто не нарушило вечерней тишины и нигде ничего не шелохнулось, смилодон огромным прыжком перескочил расселину и скрылся где-то вдалеке, разочарованный неудачной охотой.
А между тем внизу, глубоко под землей умирал несчастный нотротерий; гибель настигла его, однако она не была столь страшна как та, которой он сумел избежать. Мутный печальный взгляд зверя устремился вверх, чтобы напоследок полюбоваться узкой полоской голубого неба и сияющим над трещиной солнцем.
Минута сменяла другую и тоскливые глаза нотротерия все больше тускнели, в них медленно угасал огонек жизни. Синева неба и золото солнца превратились в серую муть, которая все темнела и темнела и с последним вздохом зверя слилась с черной тьмой подземных глубин.
А наверху продолжалась жизнь, словно бы ничего и не случилось!
СМЕРТЬ ОМА
Синеватые известняковые скалы, тянувшиеся вдоль бегущего потока и обрывисто высившиеся у пологих склонов долины, недавно стали домом племени ориньякских охотников на мамонтов, живших в эпоху верхнего палеолита.
Они устроили стойбище под большим нависающим скальным утесом, разместив там свои примитивные жилища. В них древние люди ночевали, там же укрывались от ливней и ледяных вьюг.
Раньше кроманьонцы приходили сюда только летом, теперь же решили и перезимовать, а если зима не покажется суровой, то и вообще остаться в этом месте. Шкур, чтобы покрыть хижины и укутаться при необходимости в них самим, у племени имелось в достатке. Зимы уже не были такими лютыми, когда от мороза трескались стволы деревьев, а водоемы промерзали до самого дна; о той поре помнили лишь одни старики да и то по рассказам их дедов. Древняя тундра ледниковых времен давно исчезла под победоносным натиском степей и лесов. Широко раскинувшаяся над скальными склонами долины равнина была богатыми охотничьими угодьями с непуганым зверьем.
В стойбище царило оживление.
Солнце уже стояло высоко над горизонтом и его теплые лучи манили бурно радующихся жизни ребятишек к близкому потоку. Там они устраивали запруды, в которые заплывали мелкие рыбки и тогда ловкие ручонки хватали их под камнями и в береговых ямках. Дети брызгали водой друг на друга, а если кто-нибудь из них подскальзывался на гладких камнях и плюхался в речку, то в долине раздавался звонкий и беззаботный смех.
Ребята постарше уже не участвовали в этих забавах. Они с жадным любопытством смотрели, как сидевшие у кострища охотники чинят или мастерят новое оружие и инструменты из кремня и кости. Мальчишки, затаив дыхание, слушали охотничьи истории взрослых мужчин — о приключениях, полных опасности, доблестной отваги и хитрой смекалки. Порой это было лишь пустое хвастовство — неприглядная черта характера человека, сопровождавшая его еще со стародавних времен.
С другой стороны кострища женщины занимались обработкой шкур недавно добытых диких лошадей и северных оленей, а девочки помогали им.
Так и пролетел день — в детских играх, в работе мужчин.
Когда долина начала понемногу погружаться в вечерние сумерки, охотники развели огонь, разделали последнего добытого оленя и начали поджаривать куски дичи на раскаленных камнях. Аромат печеного мяса разнесся по стойбищу, приятно дразня обоняние мужчин, женщин и детей.
После окончания общей трапезы добытчики принялись обсуждать планы новой охоты, на которую собирались сразу же отправиться ранним утром. Откладывать дальше было уже нельзя, племя только что доело остатки последнего оленя. Несколько охотников принесли весть о том, что неподалеку от стойбища появился табун диких лошадей, чье мясо всем так нравилось.
Мужчины усердно обсуждали способы заполучения этой добычи. Наконец решили, что лучше всего гнать лошадей по степи прямо к скалам, чтобы какое-нибудь из сильно перепуганных животных сорвалось оттуда и осталось лежать в долине с переломанными костями, где его легко можно добить.
Договорившись обо всех подробностях завтрашней охоты, мужчины легли спать. Только один из охотников, старый и беззубый Ванг остался возле огня на страже, а другой, молодой и статный Ом, взобрался на скалу.
Стойбище затихло.
