подошли к мосту Табор. Там еще находились австрийцы, готовые открыть огонь по деревянному мосту, как только увидят неприятеля. Но французы, использовав внезапность нападения, овладели мостом, а также артиллерийским парком за Дунаем <…> и этим ускорили завершение кампании.
РИХАРД КРАЛИК, австрийский историк
2 декабря 1805 года Наполеоном была одержана блестящая победа под Аустерлицем. После этого император Франц заявил, что продолжать борьбу совершенно немыслимо, и русский император Александр вынужден был с ним согласиться. Франц послал Наполеону письмо с просьбой о личной встрече. Наполеон принял Франца прямо у бивуачного костра, недалеко от Аустерлица. Он говорил с ним вполне вежливо, но потребовал, чтобы остатки русской армии немедленно ушли из Австрии. А еще он заявил, что переговоры о мире будет вести только с Австрией. Император Франц, конечно же, беспрекословно с этим согласился.
Франсуа Жерар. Наполеон при Аустерлице. 1810
В то время Наполеон был на вершине славы. Он диктовал свои условия, и перед ним все пресмыкались – и побежденные, и не воевавшие.
26 декабря был подписан Пресбургский мирный договор. Франц уступил Наполеону все австрийские владения в Италии, Истрию и Далмацию, а также признал его королем Италии. Значительные уступки были сделаны и немецким союзникам Франции, прежде всего Баварии. Фактически, после этого Австрия была вытеснена из Италии и Германии. Это и стало смертным приговором для Священной Римской империи.
* * *
Во второй раз Наполеон занял Вену в 1809 году, после победы при Ваграме.
В тот год австрийская армия вторглась в Баварию, но, потерпев несколько поражений, отступила. В мае Наполеон занял Вену, а в июле австрийцы были разбиты в очень кровопролитной битве при Ваграме.
По воспоминаниям барона де Марбо, 11 мая утром Наполеон «объезжал окрестности Вены. Заметив, что эрцгерцог Максимилиан совершил огромную ошибку, оставив без охраны остров Пратер, он решил захватить эту позицию, перебросив мост через небольшой рукав Дуная, омывающий этот остров».
Совершенно невоинственные венцы стали мужественно готовиться скрестить оружие с противником. Чтобы избежать повторения печального опыта 1805 года, они укрепили бастионы и создали специальную армию, Ландсвер, что переводится с немецкого как «оборона страны». В Ландсвер вступали все желающие, без различия классов и профессий.
Это была, прежде всего, национальная война. Каждый принимал дела страны так же близко к сердцу, как свои личные. Нация превратилась в армию, а армия стала нацией, взявшейся за оружие. Всех переполняли любовь к родине, энтузиазм борьбы за независимость, ненависть к иностранной тирании, живое и благородное чувство собственной значимости и силы.
РИХАРД КРАЛИК, австрийский историк
На фоне этого единодушного порыва, полного любви к родине и уверенности в победе, внезапное появление французов, подошедших к предместьям Вены, привело население в состояние полной растерянности.
Орас Верне. Наполеон под Ваграмом. 1836
Все надеялись на то, что немцы остановят или, по меньшей мере, задержат продвижение Наполеона, но те предали своих братьев-соплеменников, пропустили захватчика и, более того, в большинстве своем встали под его знамена. Труд, который весь народ вложил в усиление укреплений, в сосредоточение на бастионах артиллерии, которая должна была остановить врага, пропал даром. Тщетной оказалась попытка преградить путь вражескому потоку с помощью неэффективных, а порой и просто смехотворных средств: деревья, посаженные в Пратере Иосифом II для того, чтобы в их тени могли гулять венцы, спилили и построили из них совершенно бесполезные заграждения; мосты были сожжены, но вместо них элитные отряды французских понтонеров <…> немедленно навели понтонные переправы.
МАРСЕЛЬ БРИОН, французский историк
Как только в Вене узнали, что французы захватили Пратер, город охватила паника. И оснований для этого оказалось предостаточно. Примерно в десять часов вечера французская артиллерия начала обстрел австрийской столицы. Вскоре огонь охватил некоторые кварталы, в частности, окрестности самой красивой городской площади Грабен. Бомбардировка длилась до утра (считается, что в сторону Вены было выпущено более 2000 снарядов), а наутро французы в очередной раз вошли в город.
Обустроившись в Шёнбруннском замке, расположенном в западной части Вены, в 5 километрах от центра города, Наполеон чувствовал себя как у себя дома…
* * *
Впрочем, как дома ли… С первых дней нахождения в Шёнбрунне Наполеон обсуждал с приближенными вопросы своей безопасности.
– Я читал секретные донесения и точно знаю, – как-то сказал император, – что принц Лихтенштейн, австрийский посол, говорил министру иностранных дел Шампаньи, что в Германии немало горячих голов, настроенных убить меня. У них ничего не выйдет! И, кстати, хотелось бы посмотреть, что это за человек, который отважится нанести мне удар?
– Послушайте, сир, – ответил ему генерал Савари, – таковые, может быть, и найдутся, но Вашему Величеству всегда удавалось избежать смерти в многочисленных сражениях. А вот этот человек должен понимать, что ему живым не уйти.
– Конечно, никто не хочет умирать, – согласился Наполеон.
– Да, сир, но тому, кто решится на такое, неизбежно придется погибнуть, и он об этом не может не знать.
Потом речь зашла о возможной попытке отравления. Гофмаршал двора Дюрок высказал такую мысль, что это мог бы быть единственный способ, который оставлял бы преступнику хоть какую-то возможность избежать сурового наказания. Савари согласился с ним, но Наполеон лишь нервно повел плечами.
– А знаете ли вы, – заявил он, – что химик Бертоле объяснил мне, что яды не действуют через внешние органы? При малейшем подозрительном привкусе, например, напитка достаточно мгновенно выплюнуть его, и ничего не случится.
На этом разговор и закончился.
* * *
12 октября 1809 года Наполеон производил на площади перед своим дворцом в Шёнбрунне смотр гвардии. На подобные смотры обычно приезжало и приходило много публики. Особенно в праздничные дни. Всем хотелось посмотреть на Наполеона, личность которого возбуждала повсюду самое ненасытное любопытство. Какое событие! Будет о чем вспомнить и рассказать внукам!
С раннего утра в Шёнбрунне собирались люди. Ими были усеяны все дворцовые аллеи, а некоторые даже пытались взобраться на деревья, чтобы лучше увидеть происходящее на площади.
Наполеон охотно допускал публику на смотры, и вообще столица Австрии нравилась ему своей полной покорностью.
– Вот он, вот он! – неслось по восхищенной толпе. – Смотрите, это Наполеон!
Великаны-гвардейцы мерным шагом медленно двигались по площади. Наполеон принимал парад, сидя на белой лошади. Он был в своем неизменном сером сюртуке, из-под которого виднелся его любимый полковничий мундир.
Смотр уже приходил к концу, когда какой-то хорошо одетый молодой человек, почти мальчик, с очень белым и нежным, как у девушки, лицом, вдруг начал
