В толпе раздался утвердительный гул.
- Хиссо-ройо - тоже храбрый воин, и я так же, как и вы, уважаю его заслуги.
Толпа громко и одобрительно зашумела. Видно было, что ее любимцем был не Уаконо, а Хиссо-ройо.
Отец Уаконо, очевидно, задетый за живое, после минутного молчания закончил свою речь несколько враждебным тоном:
- Повторяю вам, я уважаю Хиссо-ройо за его храбрость, но... прошу вас, братья, выслушайте меня. Природа двойственна. В ней есть день и ночь, зима и лето, зеленые равнины и мертвые пустыни. Так же двойствен и язык Хиссо-ройо. Его речь двоится, как язык гремучей змеи, и верить ей... нельзя!
Хнссо-ройо даже и не подумал защищаться против этого, вероятно, вполне справедливого обвинения. Он только ответил:
- Если Хиссо-ройо лжет, пусть совет не верит ему, а выслушает лишь его свидетелей. Они докажут, что Хиссо-ройо прав!
- Пусть сначала говорит Уаконо! Где Уаконо? - кричали члены совета.
Еще раз послышался зов глашатая, но, разумеется, вновь безуспешно.
- Братья! - снова молвил предводитель. - Моего сына нет в лагере, он поехал зачем-то обратно по нашей тропе и, наверное, скоро вернется. Ввиду этого я прошу вас на время отложить суд.
Среди присутствующих пронесся неодобрительный шепот. Хиссо-ройо снова обратился к совету:
- Я прошу только справедливости. По нашим законам суд не может откладываться. Пленники должны кому-нибудь принадлежать, и я предъявляю на них права. У меня есть доказательства. У Уаконо их нет, вот почему он и отсутствует.
- Уаконо не отсутствует! Он в лагере! - раздался чей-то голос. Неожиданное известие поразило всех.
- Кто говорит, что Уаконо в лагере? - спросил предводитель.
Из толпы вышел индеец, принявший меня за Уаконо.
- Уаконо в лагере, - повторил он. - Я разговаривал с ним.
- Когда?
- Недавно!
- Где?
Индеец указал на место нашей встречи.
- Он шел вон туда и скрылся между деревьями. Потом я его больше не видел.
Это сообщение еще более удивило всех. Никто не понимал, почему Уаконо, находясь в лагере, не выступил в защину своих прав. Или он совершенно отказался от пленницы и белого коня?
Отец Уаконо стоял молча, видимо, сильно смущенный. Несколько человек предложили обыскать рощу. Я замер от страха. Ведь если они это сделают, то непременно найдут меня, переодетого в костюм Уаконо, и убьют на месте или, скорее всего, замучают!
- Зачем нам искать Уаконо? - воскликнул Хиссо-ройо. - Он знает свое имя, и у него есть уши. Если хотите, позовите его еще раз.
Снова глашатай прокричал имя Уаконо, но ответа, естественно, не было.
Наступило долгое молчание. Наконец старший член совета встал, зажег трубку и передал ее своему левому соседу, этот следующему и так далее, пока трубка опять не обошла весь круг. Последний из куривших положил трубку в сторону и шепотом предложил вопрос своему соседу. Сосед отве чал ему так же шепотом, потом спрашивал следующего и так далее, пока не были опрошены все.
После этого было громко произнесено решение суда. Лошадь присудили Уаконо, а девушку - Хиссо-ройо.
Объявив приговор, совет сейчас же разошелся. Остальные тоже разбрелись восвояси и вскоре забыли о процессе.
XXVIII. Торжество победителя
Казалось, все были довольны решением совета, не исключая даже старого предводителя.
На лице Хиссо-ройо появилась самодовольная улыбка, и он с торжествующим видом подошел к пленнице и заговорил с ней по-испански, не желая, чтобы другие поняли его слова.
- Итак, донна Изолина де Варгас, - начал он, ухмыляясь, - вы слышали приговор суда?
- Слышала, - покорно ответила Изолина.
- Теперь вы принадлежите мне! Надеюсь, вы довольны? Ведь я такой же белый, как и вы!
- Я довольна, - произнесла девушка тем же спокойным тоном.
Этот ответ очень удивил меня.
- Это ложь! - заметил Хиссо-ройо. - Вы лукавите предо мной, сеньорита! Еще вчера вы презирали меня. Почему же теперь?..
- Я ваша пленница и не имею права презирать вас.
- Вы правы. Вы не можете ни презирать меня, ни отказать мне. Любите вы меня или нет - вы моя!
Я хотел броситься на негодяя, заколоть его и освободить пленницу, но около костра были еще индейцы, которые могли мне помешать.
Однако мучения мои становились невыносимыми, и я готов был уже ринуться вперед, но меня удержали слова Хиссо-ройо.
- Уйдем отсюда, - насмешливо обратился он к своей жертве. - Здесь слишком много народа. Я знаю в роще уютные уголки, покрытые мягкой муравой... Пойдем туда, моя красавица!
Как ни отвратительно мне было слышать это предложение, оно обрадовало меня, и я решил пока не трогаться с места.
- Но как же я могу идти за вами? - спросила спокойным голосом Изолина, указывая на свои связанные ноги.
- Правда, я об этом не подумал, но мы сейчас поправим дело... Нет, я не верю вам! - вдруг воскликнул Хиссо-ройо. - Вы можете убежать от меня. Я придумал лучший способ. Приподнимитесь немножко. Вот так...
Дикарь обнял ее за талию и понес, приговаривая:
- Теперь скорее в рощу, моя красавица!
Удивляюсь, как я, видя все это, не бросился с ножом на этого негодяя! Меня удержала мысль, что дальше может представиться более удобный случай.
Не выходя из-за деревьев, я быстро направился к тому месту, куда, по-видимому, шел Хиссо-ройо. Придя туда первым, я спрятался за дерево, держа в руке нож.
На полдороге Хиссо-ройо остановился, чтобы отдохнуть, но через короткое время уже вновь продолжал путь как раз к тому месту, где стоял я. Вдруг он споткнулся и с криком упал на землю.
Между похитителем и жертвой произошла короткая борьба, после которой Изолина вскочила на ноги с окровавленным ножом в руках. Разрезав связывавшие ее путы, она бросилась бежать, а я за ней.
Хиссо-ройо между тем громко кричал, призывая на помощь. В лагере началась суматоха, и около пятидесяти дикарей бросились в погоню за нами.
На нашем пути оказался белый конь степей, которого погонщик вел за лассо к мустангам.
Поравнявшись с конем, Изолина схватилась за лассо. Индеец старался выдернуть веревку из ее рук, но перед его глазами блеснул окровавленный нож, и он отступил. Изолина в один миг перерезала лассо, вскочила на коня и помчалась во весь дух.
Индеец послал ей вдогонку стрелу, но, по-видимому, промахнулся, так как конь продолжал скакать, не снижая скорости. Пробегая по лагерю, я поднял лежавшее на земле длинное копье и вонзил его в спину погонщика прежде, чем тот успел вынуть вторую стрелу. Вынув копье, я продолжал бежать, стараясь не потерять из виду белого коня.
- Уаконо! Уаконо! Уаконо! - кричали индейцы.
Я бросился к ручью, чтобы отыскать своего коня, но, к моему удивлению, Моро там не было, а на его месте стоял мустанг индейца. Кто подменил лошадь? Кто увел Моро? Вероятно, это сделал Рюб. Но зачем? Однако раздумывать было некогда. Я вскочил на мустанга и, выехав на равнину, увидел толпу мчавшихся за мной дикарей. Через несколько минут передо мной был Хиссо-ройо, намного опередивший остальных преследователей.
- Негодяй, это ты специально все подстроил! - закричал он по-индейски. Уаконо! Трус! Ты поплатишься жизнью за это!.. Пленница...
Я не дал ему договорить. Пронзенный моим копьем, Хиссо-ройо свалился на землю.
Между тем толпа индейцев была уже близко.
Повернув лошадь им навстречу, я остановился, поднял руку и громким голосом закричал на их родном языке:
- Я - Уаконо! Смерть тому, кто приблизится ко мне!
Не знаю, насколько правильно были произнесены эти слова, но они, во всяком случае, достигли цели. Мои преследователи остановились, а я погнал своего мустанга во всю прыть.
XXIX. Последняя погоня
С радостью видел я, что белый конь мчится по направлению к холму, на вершине которого сидели в засаде мои товарищи. "Они увидят его, перехватят", подумал я. Однако расстояние между мной и Изолиной все увеличивалось. Я уже понял, что на мустанге мне ее не догнать. То ли дело, если б это был Моро!
Едва успел я это подумать, как увидел Рюба, несшегося ко мне на моей лошади.
- Садитесь скорее на своего коня и догоняйте ее! - кричал старый охотник. - Мы тоже скоро нагоним вас!
Я только теперь понял хитроумный поступок Рюба. Если б я выехал из лагеря на своем коне, это возбудило бы подозрение индейцев и они продолжали бы гнаться за мной.
Изолина и я неслись по открытой, освещенной луной равнине. Расстояние между нами мало-помалу уменьшалось. Белый конь двигался все медленнее и наконец, к моему удивлению, упал на землю вместе со своей всадницей.
Через несколько минут я был около своей любимой, соскочил с коня и приблизился к ней.
Изолина уже вскочила на ноги.
- Дикарь, не подходи! - кричала она, сжимая в руке нож.
- Изолина!
- Генрих!
Не в силах произнести ни слова, мы упали друг другу в объятия. Кругом была тишина. Слышно было лишь трепетное биение наших сердец.
К нам подъехали мои спутники, и мы снова поспешили в путь, боясь новой погони.
