семьи: она, будто бы, имеет совершенно индивидуальные черты и затем носит коротко остриженные волосы, что совершенно невозможно в каких бы то ни было идеальных изображениях Марии.
Издание Вильперта представило наконец точный снимок (рис. 67) со всей фрески и удостоверяет нас, что предмет, находящийся в руках юноши, есть белая туника, снабженная двумя широкими пурпурными клавами; мнимая митра или повязка на голове женской фигуры оказалась сложенным белым покрывалом. Точная копия позволила также восстановить украшения из пурпурных клав на других одеждах, и широкая далматика Оранты оказалась вся пурпурного цвета, на котором ясно выделяется желтоватого цвета (золотой материи) клава, с вышитыми на ней разводами. Вильперт изготовил на месте фотографию в красках.
68. Фресковое изображение Божией Матери в катакомбах св. Прискиллы в Риме
69. Изображение св. муч. Василиссы Никомидийской († 309) в Ватиканском Менологии на 3-е сентября
Важнейшим результатом точного снимка данной фрески является ясный вывод, что сама сцена представляет посвящение девственницы; средняя фигура представляет умершую девственницу в образе Оранты; правая же фигура с младенцем (рис. 68) изображает Деву Марию с Младенцем Христом. Богоматерь изображена здесь с непокрытой головой, как дева, с рассыпающимися по плечам локонами; облачена в белую далматику с пурпурными клавами и коймами и сидит на кафедре, как во всех торжественных изображениях Mарии в римских катакомбах; ближайшее к ней изображение находится в катакомбе св. Петра и Марцеллина.
Самое изображение Девы Марии с Младенцем вылилось еще в простой наивно-интимной позе юной матери, кормящей грудное дитя. Оранта изображает умершую в блаженном успении, молящуюся за оставшихся на земле; она представлена и по размерам больше, так как она стоит впереди других. Вильперт видит в ней посвященную девственницу и при этом замечает, что если она держит на голове своей покрывало, а не окутана им с головой, как то было в обычае у замужних жен, то это обстоятельство не может еще служить возражением.
Напротив того, это положение так называемого покрывала является, по нашему мнению, лучшим и несомненным доказательством того, что в Оранте изображена посвященная девственница, и связывает настоящую сцену посвящения с восточным обрядом посвящения диаконисс. Дело в том, что мнимое покрывало совершенно ясно представляет обыкновенный орарь, при том древнейшего типа: длинного полотенца из льняной материи (из полотна), на концах своих вышитого поперечными пурпурными полосками и снабженного бахромой. О таком типе древнейшего ораря мы знаем из множества приводимых у того же Вильперта, но в другом месте, исторических свидетельств, знаем также и из многих древних памятников, перечислять которых в данном случае не имеем даже нужды.
Ясно, что профессор Вильперт, держась исключительно почвы латинских или, точнее, римских обрядов, связанных с посвящением девственниц, не ввел сюда греческих сведений о диакониссах (ср. миниатюру Ват. Менология на рис. 69). Но уже при первом взгляде всякому придет в голову указанный выше текст, что при обряде посвящения диакониссы орарь возлагается на нее не как на диакона через плечо, для употребления его при служении, но единственно как знак подобного литургического чина, возлагаемый или на шею и обоими концами на грудь, или как здесь, на голову, вместо покрывала. Очевидно, однако, что или для этой фрески, или вообще для Римской церкви должно сделать некоторое отступление, т. е. признать уклонение ее обрядов отчасти в сторону церкви Греко-восточной, что бывало, впрочем, частым явлением в период IV–VIII столетий.
70. Богоматерь и св. Елизавета. Мозаика собора в Паренцо
В изображениях Божией Матери, равно как преподобных жен и дев, на греческом Востоке, с VI века, появляется часто подобие литургического ораря уже как украшение, в виде длинного, усаженного жемчугом и камнями или отмеченного крестом плата, который свешивается с шеи, придерживается поясом и достигает колен. Таковы изображения Божией Матери в оратории Венанция в Латеране, Божией Матери и Елисаветы в мозаиках Паренцо (рис. 70) и многие другие, перечисляемые ниже.
В левой группе изображено, также совершенно ясно, посвящение девы: епископ на кафедре, дева еще не покрытая, с покрывалом в руках, и диакон с туникой; только покрывало опять имеет форму развертываемого плата, хотя, как признает Вильперт, это может быть и свиток, что, однако, нисколько не меняет значения группы, так как при посвящении читались, конечно, и известные формулы.
В заключение можно сказать, что как нет нужды в оправдании пурпурной далматики Оранты (идеальный образ дается в отличающих его формах), так не нужно оправдания и для изображения Спасителя, в данном случае в виде грудного дитяти: очевидно, художник взял здесь, как правильно говорит Вильперт, своего рода стереотипное изображение Божией Матери с Младенцем, но роль Божией Матери при этом посвящении девы являлась и по смыслу главной, если не верховной. Согласно с этим, самая фреска принадлежит, по всей вероятности, или к концу III или к началу IV столетия, что будет вполне согласно и с простой декорацией всей крипты.
Таковы исторические источники важнейшего иконного типа Божией Матери, по западному – Оранты, образа молитвы, ежедневно возносимой церковью. Тип этот возник из апокрифического представления Mарии, служительницы Иерусалимского храма. Мы можем, – правда, лишь в виде предположения, – искать объяснения этого сюжета в самом выборе тех предметов утвари, культа, на которых изображения Божией Матери Оранты в данном случае оказались.
На первом месте поставим надгробную плиту Тараскона: не является ли она достаточно ясным указанием, что образ Божией Матери, служительницы храма, взят как особо священная высшая диаконисса, покровительница св. Магдалины, Агнии? В таком случае сами донышки сосудов с подобными темами могут относиться именно к погребениям женщин, – диаконисс. Возможно, наконец, что местом происхождения этого образа первоначально была именно Палестина, где такое изображение было вполне естественно, как историческое воспоминание: на это указывают две пальмы, обычный тип Палестины, и две колонны – образ храма. Впоследствии мы увидим задолго до появления византийского образа Божией Матери молящейся, как Церкви, изображение Марии Оранты на сирийских резных крестах VI–VIII вв.
К самому началу IV века относится окончательное установление обрядов литургического освящения девства, и, очевидно, к этому же времени, и к V веку по преимуществу, мы должны относить и памятники, изображающие Пресвятую Деву, служительницу храма. Здесь повторяется обычный в древнехристианском искусстве прием соединять новый обряд и новый завет со старым, и весьма возможно, что перечисленные мелкие предметы принадлежали именно монашенкам, избравшим своей патронессой Деву Марию. Не даром
