186
Единственным источником, сообщающим, что же все–таки происходило на этом совещании, является дневник генерала Гальдера, начальника генерального штаба сухопутных войск. Первая запись в нем сделана 14 августа 1939 года. Гальдер делал записи в дневнике посредством габельсбергеровской системы стенографии. Этот документ чрезвычайно ценен — в нем нашли отражение военные и политические события, происходившие в Германии с 14 августа. 1939 года по 24 сентября 1942 года, когда Гальдер был смещен со своего поста.
Что касается совещания в Оберзальцберге, то в записных книжках Гитлера подтверждается дата его проведения. Из них также следует, что на совещании кроме главнокомандующих Браухича, Геринга и Редера присутствовал доктор Тодт, инженер, соорудивший Западный вал. — Прим. авт.
19 марта 1946 года Далерус выступал в Нюрнберге свидетелем по делу Геринга. Он рассказал, что фельдмаршал давал английским бизнесменам честное слово всеми силами стараться избежать войны. Однако точнее его настроения отразились в высказывании, сделанном два дня спустя после встречи с англичанами. Хвастаясь мощью люфтваффе, он говорил: «На Рур не упадет ни одна бомба! Если вражеский бомбардировщик долетит до Рура, то я — не Герман Геринг!» В своем хвастовстве ему вскоре пришлось раскаяться. — Прим. авт.
Науйокс был участником «инцидента Венло», о котором речь пойдет дальше. Он принимал участие в операции по переодеванию немецких солдат в голландскую и бельгийскую военную форму, когда в мае 1940 года осуществлялось вторжение на Запад. В начале войны он руководил отделом СД, который занимался изготовлением фальшивых паспортов. Тогда же он предложил провести операцию «Бернхард» — фантастический план, заключавшийся в том, чтобы наводнить Англию фальшивыми банкнотами. Гейдриху он в конце концов надоел, и тот отправил его в полк СС, дислоцированный в России. Там он был ранен. В 1944 году Науйокс объявился в Дании в качестве экономиста–администратора, на самом же деле его работа заключалась в расправе над участниками датского Сопротивления. Он сдался американцам, чтобы спасти свою шкуру. Как военнопленный содержался в специальном лагере в Германии, но в 1946 году сбежал при невыясненных обстоятельствах и избежал суда. — Прим. авт.
Оберфюрер СС доктор Мельхорн, сотрудник Гейдриха. Шелленберг в своих мемуарах вспоминает, как 26 августа Мельхорн сказал, что ему поручено подстроить нападение в Глейвице, но он не захотел участвовать в этом деле, симулировав болезнь. С годами его нервная система «окрепла», и во время войны он зарекомендовал себя как один из главных подстрекателей гестаповского террора в Польше. — Прим. авт.
Подводные лодки отплыли в период с 19 по 23 августа, «Граф Шпее» — 21 августа, а «Дойчланд» — 24 августа. — Прим. авт.
Английское правительство вскоре узнало об этом 17 августа Самнер Уэллес, заместитель госсекретаря США, сообщил английскому послу в Вашингтоне о предложениях, сделанных Молотовым Шуленбургу Американский посол в Москве передал их телеграммой в Вашингтон накануне, и они были абсолютно точны. Посол Штейнгардт встретился с Молотовым 16 августа. — Прим. авт.
Соглашение было подписано в Берлине в воскресенье 20 августа, в 14.00. Прим. авт.
Официальная запись этого совещания не обнаружена, однако сохранились заметки, которые делали присутствовавшие на нем адмирал Бем и генерал Гальдер. — Прим. авт.
Грязная собака (нем.).
Согласно отчету, приводимому в Нюрнберге, Геринг вскочил на стол и стал «рассыпаться в благодарностях и выкрикивать клятвенные обещания. Он плясал, как дикарь. Сомневающиеся стояли рядом молча». Это описание очень обидело Геринга. Во время допроса в Нюрнберге 28 и 29 августа 1945 года он сказал: «Я оспариваю факт, что я стоял на столе. Довожу до вашего сведения, что речь произносилась в большом зале в доме Гитлера. У меня нет привычки вскакивать на стол в чужих домах. Такой поступок несовместим со званием немецкого офицера».
«Хорошо, — сказал полковник Джон X. Эймен, допрашивавший Геринга с американской стороны. — Но вы первый начали аплодировать после речи, верно?» «Да, но не стоя на столе», — возразил Геринг. — Прим. авт.
«Унизительная процедура» — так характеризовал это Стрэнг в своем докладе в министерство иностранных дел 20 июля. — Прим. авт.
Здесь очень важно точно указать время. Молотов не принимал предложения нацистов о визите Риббентропа в Москву до вечера 15 августа. Не принимая его, он, однако, дал понять: Россия заинтересована в подписании пакта о ненападении с Германией, что, конечно, делало переговоры о военном союзе с Англией и Францией излишними. Самый верный вывод, к которому смог прийти автор книги, заключается в том, что до 14 августа, когда Ворошилов потребовал «прямого» ответа на вопрос о допуске советских войск в Польшу для соприкосновения с немцами, в Кремле еще не решили, в какую сторону склониться. К сожалению, русские документы, которые могли бы внести ясность в этом ключевом вопросе, не опубликованы. В любом случае Сталин, по–моему, не принимал окончательного решения до вечера 19 августа. — Прим. авт.
Во время встречи военных делегаций 21 августа Ворошилов потребовал сделать перерыв в переговорах на неопределенный срок под тем предлогом, что он и его коллеги будут заняты на осенних маневрах. В ответ на протесты англо–французской стороны против такой задержки маршал сказал «Намерением советской делегации было и остается заключение договора о сотрудничестве вооруженных сил сторон….СССР, не имея общих границ с Германией, сможет оказать помощь Франции, Англии, Польше и Румынии только при условии, что его войскам будет предоставлено право прохода через территории Польши и Румынии… Советские вооруженные силы не могут взаимодействовать с вооруженными силами Англии и Франции, если они не будут пропущены через польскую и румынскую территории… Советская военная делегация не представляет, как генеральные штабы Англии и Франции, посылая свои миссии в СССР …могли не дать им инструкции, какую занять позицию в этом элементарном вопросе… Из этого следует, что есть все основания сомневаться в искренности их желаний серьезно и эффективно сотрудничать с Советским Союзом».
Аргументы маршала логичны, а неспособность французского и особенно английского правительств ответить на них обернулась катастрофой. Но такой аргумент, приведенный 21 августа, когда Ворошилов не мог не знать о решении, принятом Сталиным 19 августа, был обманом. — Прим. авт.
Формулировка основных статей практически не отличалась от их формулировки в проекте, который Молотов передал Шуленбургу и с которым Гитлер в своей телеграмме на имя Сталина согласился. В русском проекте указывалось, что пакт о ненападении вступит в силу после одновременного подписания секретного протокола, который станет составной частью пакта.
Фридрих Гаус, присутствовавший на вечерней встрече, сообщал, что написанная Риббентропом в высоком стиле преамбула об установлении дружественных советско–германских отношений была вычеркнута по настоянию Сталина. Советский диктатор сказал, что «Советское правительство не может представить на суд общественности уверений в дружбе после того, как в течение шести лет нацистское правительство обливало СССР грязью». — Прим. авт.
В статье VII говорилось, что договор вступает в силу с момента подписания. Ратификация договора в двух тоталитарных государствах была, по сути, чистой формальностью. Тем не менее на это ушло несколько дней. На этом настоял Гитлер. — Прим. авт.
Это же можно сказать и о польской дипломатии. Посол Ноэль сообщал в Париж о реакции министра иностранных дел Бека на подписание германо–советского пакта: «Бек совершенно не изменился и не выглядит ни в коей мере обеспокоенным. Он полагает, что, в сущности, мало что изменилось». — Прим. авт.
И это несмотря на многочисленные предупреждения о том, что Гитлер заигрывает с Кремлем. 1 июня Кулондр, французский посол в Берлине, информировал своего министра иностранных дел Бонне, что Россия занимает все большее место в мыслях Гитлера. «Гитлер рискнет начать войну, — писал Кулондр, — если ему не придется воевать с Россией. Более того, если он будет знать, что с ней ему тоже придется воевать, он скорее отступит, чем ввергнет свою страну, свою партию и самого себя в катастрофу». Посол советовал поторопиться с завершением англо–французских переговоров в Москве и сообщал, что английский посол в Берлине обратился к своему правительству с таким же призывом. (Французская желтая книга, с. 180–181).
