каждое из которых борется за определенную степень региональной автономии и имеет на это историческое право.
1. Восточный Тимор не принадлежал Индонезии, пока не был завоеван в 1975 г. Кроме того, он был португальской, а не голландской колонией. Население было преимущественно христианским, лишь немногие говорили на индонезийском языке. Во время борьбы за независимость вероисповедание не имело значения, потому что португальские владыки тоже были христианами. Вначале многие тиморцы восприняли как благо переход острова под новую юрисдикцию — им была предоставлена автономия в составе Индонезии. Но последующее вторжение, репрессии и голод уничтожили от 150 до 170 тысяч человек — почти 25 % населения Тимора (Kiernan, 2003). Меньшинство сохранило лояльность индонезийцам, считая их модернизаторами, другие превратились в покорную клиентелу, чья жизнь целиком зависела от благорасположения местной власти. На фоне такой сервильности повстанческое движение стало настолько радикальным, что его умеренная часть переметнулась на сторону индонезийцев. Таким образом, индонезийская армия смогла опереться на поддержку коллаборационистов. Конфликт имел религиозно-этническую окраску, но не в этом была причина его ожесточенности. Тиморцы, индусы, даже христиане сражались и по ту и по другую сторону баррикад. Наибольшее число ополченцев дали приграничные районы в индонезийском Западном Тиморе (Robinson, 2001b). У повстанцев была поддержка за рубежом — вначале в неправительственных организациях, позже к ним присоединились Австралия и ООН.
В 1999 г. под давлением международного общественного мнения и в ходе подготовки к выборам режим в Джакарте отказался от репрессий. Но местное военное командование с большим опытом карательных операций заручилось поддержкой высших армейских чинов в столице и бросило в бой парамилитарные формирования добровольцев — то ли для того, чтобы силой добиться нужного результата на выборах, то ли для того, чтобы их вовсе сорвать. Резня вышла из-под контроля. Но военные переоценили силы боевиков. Выборы состоялись, народ почти единодушно проголосовал за независимость, несмотря на то, что в ходе столкновений было убито 2 тысячи человек и еще 200 тысяч, спасаясь от резни, бежали в Западный Тимор. Под международным давлением индонезийское правительство передало провинцию под мандат ООН. Восточный Тимор добился независимости. Это произошло в 2001 г. И индонезийцам, и тиморцам спокойнее живется друг без друга (Hainsworth & McCloskey, 2000; Inbaraj, 1995; Robinson, 2001a, 2001b).
2. Ацех расположен на северной оконечности большого острова Суматра. Его население — 3,6 миллиона человек. До XX века провинция была султанатом с сильными теократическими исламскими традициями. Население этнически неоднородно. Сопротивление длилось до 1962 г. После аннексии провинции был предоставлен статус «специального региона» с религиозной, культурной и образовательной автономией. Тимор и Ацех вплотную подошли к опасной зоне этнической чистки. Это народы древней культуры, оправданно претендующие на территориальный суверенитет, народы-парии, накопившие много ненависти к имперским поработителям. Вождь восстания Хасан ди Тиро заявил, что «Индонезия — существующая до сих пор колониальная империя, с той лишь разницей, что там вместо голландцев правят яванцы» (Kell, 1995: 62). Повстанцы Ацеха поддержали некоторые иностранные государства, они получали оружие от Ливии и Малайзии, там же проводилась подготовка боевых отрядов. Это отчасти соответствует тезису 4б — слабейшая сторона в конфликте поощряется к сопротивлению внешней силой. В 1980–1990 гг. устрашающие репрессии, проведенные армией и поддержанные послушной режиму местной властью и парамилитарными отрядами, подорвали решимость инсургентов добиваться автономии. С другой стороны, они радикализировали политических и мусульманских лидеров: автономия их уже не устраивала, теперь им была нужна только независимость (Jones, 1995; Kell, 1995).
Религиозные противоречия, конечно, существовали, экономическая эксплуатация стала одной из причин волнений начала 1990-х, но вспышку ярости у народа вызвали не они, а беспощадные репрессии индонезийской армии (Robinson, 1998). Военные не нашли широкой поддержки в массах. После падения Сухарто в 1998 г. и отказа Индонезии от Восточного Тимора в 1999 г. инсургенты Ацеха перешли к активным действиям. В 1990-х 36 тысяч переселенцев с Явы были вынуждены бежать из провинции. В июне 2001 г. Ацеху был предложен договор о региональной автономии, по которому в местный бюджет отчислялось 70 % доходных поступлений (ранее лишь 5 %). Но перманентная повстанческая война препятствуют выполнению каких-либо соглашений. Суды и прокуратуры вынуждены признать, что никакие законы в мятежной провинции не соблюдаются. В ответ на сопротивление армия усиливает репрессии, и выхода из этой ситуации нет (Human Rights Watch, 2003). Влияние военных резко выросло на всем архипелаге, внутри армии привилегированное положение занимают войска спецназначения. Повстанцы поспешили дистанцировать себя от исламского международного терроризма типа Аль-Каиды.
3. На Молуккском архипелаге и в некоторых районах Сулавеси существуют крупные христианские общины. Во время господства голландцев уроженцы этих мест составили костяк колониальной армии, многие жители приняли христианство. Молуккские солдаты воевали бок о бок с голландцами против индонезийских повстанцев в 1940-х. Они снова заявили о себе в 1950 г., провозгласив Независимую республику Южных Молукк. После поражения мятежники были подвергнуты жестоким репрессиям. Наплыв индонезийских мигрантов усилил напряженность, в полиэтническом регионе началось размежевание мусульман и христиан. Роде (Rohde, 2001) оставил подробный отчет о беспорядках в Посо, Сулавеси, где враждующие христианские и мусульманские банды христиан и мусульман терроризировали местное население. Было убито более 250 человек, сожжены тысячи домов, 70 тысяч человек стали беженцами. Как и в Индии, мелкие инциденты обрастали слухами, вспыхивали и набирали силу мятежи, при этом каждая сторона утверждала, что защищает себя или мстит за зверства, совершенные врагом. Роде считает, что демократизация и децентрализация Индонезии усугубила конфликты, начатые мусульманскими иммигрантами. Банды, организованные местными политиканами и предпринимателями, пытаются легализовать себя в системе коррумпированной власти, а центр уже не в состоянии применить силу, как раньше.
Студент-мусульманин рассказал Роде о беженцах, нахлынувших в его родной город. Это были опасные люди, говорил молодой человек, «они принесли нам свою болезнь». «Болезнью» он называл привычку к бандитизму и насилию, а не борьбу за независимость от метрополии. В 2003 г. был подписан двусторонний мирный договор между лидерами обеих общин, но разрозненные группы радикалов продолжили вооруженную борьбу. Среди мусульман выделяется такой персонаж, как Ласкар Джихад, он сражался на стороне США с исламскими террористами. Происходящее на Молуккском архипелаге, скорее, напоминает «цикличные мятежи», а не масштабные кровавые чистки.
4. Западное Папуа/Ириан-Джая — конфессионально христианский и этнически меланезийский регион. Миллион его обитателей не имели государственности и культурно были ближе к Папуа-Новая Гвинея, чем к Индонезии. Индонезия оккупировала остров в 1963 г. и официально присоединила его к себе в 1969 г. И снова программа переселения внутренних мигрантов накалила страсти, вызвав к жизни националистические движения, требовавшие автономии или отделения. Относительная отсталость региона и отсутствие поддержки из-за рубежа ослабили национальноосвободительное движение, поэтому индонезийской армии не пришлось прибегать к столь же кровавым репрессиям, как в
