- Это они не любят нас, о царица! Они препятствуют нам приходить к тебе морем.
- Они не правы, ведь море принадлежит всем.
Вблизи Уксисамы. Барашки Амфитриты разыгрались и яростно сталкиваются друг с другом. Качка мешает писать. Лоцмана зовут Арне. Он одет в штаны, закатанные до колен, но бос. На нем туника, перетянутая поясом - кел-том. Арне очень гордится своей серебряной пряжкой, украшенной изображением змеи.
Сяду за записи вечером, если море станет поспокойнее.
Остров выглядит печальным и одиноким под этим дождливым небом. Гребцы сидят по двое на весле, остальные весла убраны. Долон как бы приподнимает нос корабля над громадными, но редкими волнами. Большой парус перехвачен посредине и похож на две перевернутые буквы "дельта".
Ветер дует в корму чуть-чуть слева. Еще два мучительных дня, и мы достигнем Белериона. Двинемся вдоль берега острова бриттов - лоцман утверждает, что так надежнее. Я иду по следам Гимилькона. Надо прилечь, чтобы сон не сморил ночью.
Ночь. В открытом океане. Люди напуганы. "Артемида" скрипит всем своим корпусом. Киль содрогается под ударами огромных волн. Держась за стол левой рукой, я вкратце описал на табличках все, что произошло. Ветер завывает в снастях парусов и мачт. Я верю в свой корабль. Венитаф сказал, что лоцман восхищен поведением судна. Он утверждает, что это дромунд [61]. Он не так уж далек от истины, поскольку при постройке я следовал советам Венитафа. Корабль сам становится по волне. Когда в тучах образовался просвет, я вышел из каюты, чтобы определить положение Медведицы. Она светит прямо по носу, как и положено.
Я уложил каждого второго гребца спать, накормив вареным тунцом и остатками мяса, которое отдала Иоалла, провожая нас в море. Она вырвала у меня обещание посетить ее на обратном пути. Но смогу ли сдержать слово, если буду возвращаться через Танаис? Она коснулась моей головы правой рукой, словно хотела защитить от гнева Океана и возможных врагов. Я счастлив, что благодаря ей заполучил лоцмана. Он вернется с одним из венетских судов, которые ходят за оловом в Британию.
Двадцать пятый день. Второй день после отплытия из Кабайона. Ночь была ужасной, a лоцман посмеивался над страхами гребцов. Целый час мы плыли при минимальной парусности, ожидая, пока на восходе не займется бледная заря. "Артемида" карабкалась на вершины водяных громад, а затем ухала в бездонные пропасти. Лоцман приказал держать курс так, чтобы разрезать носом гребень волны. Венитаф переводит его распоряжения.
- Прямо, прямо! Налегай слева, налегай справа! Прямо! Суши весла! Налегай, налегай!
Волны, словно гигантские призраки, с ревом обрушиваются на корабль.
- Идет большая вода, - повторял лоцман, - надо продержаться. Потом будет легче.
Я понял, что явление, коварно оставившее нас на песке в заливе Кабайона, ощущается и здесь. Буря усиливала его, вздымая нас на вершины чудовищных гор, словно вся вода Океана стремилась захлестнуть Луну. Это движение воды порождено не ветром [62]. Лоцман сказал, что самые высокие воды бывают при полной луне. Они еще выше, когда продолжительность дня равна ночи. Здесь кроется тайна, которую мы пока не можем разгадать. Артемида, неужели твоя власть еще обширней, чем мы представляем себе? Ты влияешь на леса, на диких животных, терзаешь девушек и мужчин, стремящихся к духовной чистоте. Твоя звезда поднимает и опускает воды безграничного Океана. Этой ночью я вверяю свой корабль, своих людей и собственную жизнь в твои целомудренные могучие руки. Приведи нас к трону твоего брата, светоносного Аполлона! Я верю в тебя!
Двадцать шестой день. Третий день после отплытия из Кабайона. Вечер. С вершины гигантской волны, вознесшей мой корабль чуть ли не к небесам, Венитаф заметил в просвете между двумя полосами тумана берега Британии.
- Бе-Эллери! - крикнул лоцман.
Как могу, записываю название на табличке. Я назвал бы мыс - а это и есть мыс - почти по-эллински: Белерион. Разве финикийцы не переводят кельтские названия на свой варварский язык? Мне больше нравится греческое звучание.
Лоцман взял на себя командование, поскольку его родные берега похожи на здешние. Море немного утихомирилось. Ветер толкает нас в корму чуть слева. Большой парус наполовину подобран. Я приказал приготовить все весла.
Ночь. Войдя в устье реки, мы попадаем в зону затишья. Названия ее лоцман точно не знает и произносит на языке Белериона. Местные жители именуют себя беретаниками.
На берегу маленькой речушки приютилось селение. Деревянные дома имеют округлую форму.
Стволы, образующие стены, вбиты в землю, словно колья, а на них покоятся островерхие крыши из соломы.
Несмотря на сумерки, гребцы долго рассматривали деревеньку и ее жителей, осознавая, как далеко от Массалии они забрались.
Я встречусь с царем - в Британии их великое множество - только завтра в полдень. Таковы местные обычаи.
Все, даже лоцман, ночуют на корабле. Кругов спокойно. Я слышу ритмический стук, но не понимаю, чем он вызван. Звук доносится из самого большого дома, стоящего в дальнем конце деревни. В нем светится то ли очаг, то ли лампа. Пока было светло, я рассматривал суда бриттов. Меня поразила небольшая круглая лодка, похожая на большую плетеную корзину, обтянутую шкурой. Мужчина, переправлявшийся в ней на другой берег, орудовал одним веслом, двигая им как плавником. А у самого берега, где было неглубоко, он отталкивался с помощью шеста. Лоцман сказал, что лодка называется караб [63]. Я оценил умение управлять лодкой такой необычной формы! Может, стоит приобрести такую же и заменить ею челнок, а по возвращении удивить массалиотов, привыкших к удлиненным изогнутым судам?
Двадцать седьмой день путешествия. Белерион, вечер. Я наблюдал за ритмом прихода и ухода вод. Когда воды устремились в Океан, течением едва не вырвало якорь. Тщетно ждал появления солнца, сидя перед гномоном, воткнутым в песок деревенской агоры. Может, завтра повезет больше.
Царь принял меня вместе с Венитафом и лоцманом. Мой друг плохо понимает язык местных жителей, и переводчиком был лоцман. Он сообщил, что царь желает нам приятного пребывания в его владениях.
У этих варваров исключительно мягкие нравы [64]. Они живут в мире с соседями, и лишь иногда ссоры омрачают их дружеские отношения. Войны длятся недолго и не бывают кровавыми. Часто сходятся в единоборстве только цари. Победитель обычно начинает править страной побежденного.
Я узнал, что за ритмический стук раздавался вчера.
Так как ясных дней там не бывает, то хлеб молотят в больших амбарах, свозя его туда в колосьях, открытый же ток у них не употребляется из-за недостатка солнца и обилия дождей.
Страбон.
Поскольку климат здесь влажный, жители хранят зерно в некотором подобии погребов, не отделяя его от соломы и не провеивая. Каждый день они цепами намолачивают нужное количество зерна для хлеба и варева и перемалывают его с помощью гранитных жерновов. Солому приберегают для изготовления крыш и стараются не переламывать ее. Та, что негодна для крыш, идет на подстилку быкам или на матрасы для людей.
Царь угостил нас жареным на костре мясом и плоскими хлебцами, пропитанными растопленным сливочным маслом, а затем напоил напитком из смеси перебродившего ячменя и пчелиного меда. Он с удовольствием отведал красного трезенского вина, которое я поднес ему в дар. Женщины безмолвно прислуживали нам, не принимая участия в трапезе. Я восхищался их статными фигурами и рыжими волосами. Царские дружинники и женщины носили что-то вроде длинных хламид из блестящей и мягкой льняной ткани.
После еды мы улеглись на звериные шкуры, и служители поднесли нам мед. Лоцман переводил, а Венитаф пытался понять слова бриттов.
- К закату от мыса Белерион и в направлении полуночи тянется море, омывающее остров Британию.
Остров, как объяснил мне Венитаф, похож на огромный удлиненный треугольник и значительно больше Сицилии.
Я отметил все, что узнал, на карте, а потом дополню эти сведения своими наблюдениями.
- К закату, по ту сторону моря, - сказал царь, - лежит еще один большой остров, который называют Иерной. Сообщают также о существовании Ту-Ал, но ни я сам, ни кто-либо из моих соплеменников там не был. Ты пришел из той страны, чьи корабли видел дед моего деда?
Я понял, что он говорит о Гимильконе, и ответил, что нет, и объяснил ему, что я из Массалии, но это название пустой звук для него. Слава моего города распространилась лишь по кельтским берегам.
Для меня сущая загадка, почему пунийский мореплаватель целых четыре месяца шел от Столпов до Белериона. Он упоминает о плавающих островах, изнурительной жаре, о бесконечном море. И о многом умалчивает. К каким берегам он ходил, прежде чем достигнуть тех, куда пришли мы? Где он смог найти пропитание и воду для своих людей? Четыре месяца! Я плыл всего четырнадцать дней, а мне ведь пришлось огибать Гадес, тогда как он мог без опаски идти вдоль берега! Какую тайну он унес с собой? Как его люди ухитрились промолчать о своем путешествии в течение всей жизни?
